– Немного. – Кэри взглянул на нее, затем на портрет. – У вас обеих дерзкие глаза. Не хотите спросить меня, почему она печально известна?

– Почему?

Абигайль густо покраснела. Никто еще не считал ее светло-карие глаза «дерзкими». Она решила, что он снова дразнит ее.

– Когда ей было сорок, она сбежала с любовником, итальянским музыкантом, который был на двадцать лет ее моложе. Представляете, какой скандал? Конечно, портрет написан, когда она была невестой, тем не менее Леттис и тогда уже выглядит довольно беспокойной, вы согласны? – Говоря это, Кэри положил руку ей на плечо.

Абигайль не могла ни согласиться, ни возразить, ибо потеряла дар речи, она только чувствовала его руку, жгущую сквозь платье, как горячий утюг.

– Кольцо, что на ее пальце, до сих пор в семье, – добавил Кэри, когда Абигайль молча отодвинулась. – Изумруд Кэри. Я бы вам показал его, но он хранится в нашем лондонском сейфе.

– Осмелюсь сказать, что эти портреты намного дороже вашего изумруда, сэр, – пробормотала она.

– Возможно. Только дело в том, что никто не хочет покупать мужчин, а я не могу расстаться с леди.

Она взглянула на миниатюры в витрине антикварного стола.

– Превосходные портреты, сэр. Это Генрих VIII, четверо из его жен, дочь Елизавета, все в золотой оправе. Есть даже Анна Болейн, – добавила она, постучав по стеклу. – Очень многие выбросили ее портрет, когда она была обезглавлена.

Кэри притворился заинтересованным, чтобы подойти к ней. Абигайль настолько углубилась в изучение коллекции, что забыла свою робость.

– Думаю, она вернулась сюда после того, как ее дочь Елизавета стала королевой, – предположил он.

– У вас не хватает двух Екатерин, – заметила Абигайль. – Екатерины Арагонской и Екатерины Говард. Одна разведена, другая обезглавлена. Будь ваша коллекция полной, она бы стоила неплохих денег.

– Насколько неплохих, как вы думаете? – спросил Кэри уже с неподдельным интересом.

– Думаю, не меньше тысячи фунтов, – быстро ответила Абигайль. – Возможно, дороже.

– Вы сошли с ума. Тысяча фунтов?

Она кивнула:

– Если вы найдете двух Екатерин, и в хорошем состоянии.

– У меня в кабинете есть какие-то миниатюры.

Кэри торопливо провел Абигайль по узкому темному коридору в маленькую неопрятную комнату без всяких панелей, где сохранились первоначальная штукатурка и открытые балки перекрытия. Кэри направился к большому шкафу, обследовал несколько выдвижных ящиков и принес Абигайль шкатулку, в которой небрежно валялось с полдесятка миниатюр. Освободив стол от нераспечатанной корреспонденции, он стал выкладывать на него миниатюры.

– Это Мария, дочь Генриха! – воскликнула Абигайль. – Как интересно! Я никогда еще не видела миниатюру Марии Кровавой, сэр. Ее так ненавидели современники, что почти не осталось ее портретов, ни больших, ни маленьких.

Кэри пожал плечами.

– Сколько она стоит?

– Она была не слишком популярна, – с сожалением ответила Абигайль.

Он взял другую миниатюру – портрет худенькой девушки с морковного цвета волосами и скромно сложенными на коленях руками.

– Она может быть молодой Елизаветой?

– Нет, сэр, – улыбнулась Абигайль. – Это Екатерина Говард. А этот мальчик – Эдуард VI, сын Генриха и его третьей жены Джейн Сеймур.

В шкатулке осталось еще несколько миниатюр, которые Абигайль не смогла определить, но Екатерины Арагонской там не было.

– Если б вы ее нашли, мистер Уэйборн, у вас получилась бы завидная коллекция: король Генрих, все шесть его жен и все трое детей. Это могло бы стоить не меньше трех тысяч фунтов.

– Я бы моментально продал ее.

– Может, поместим Екатерину, Марию и Эдуарда с остальными в витрину? – Абигайль подошла к двери, но обнаружила, что она заперта.

– Эта дверь ведет в сад. – Кэри подвел ее к нужной двери. – Я бы вам показал, но, боюсь, зимой там нечего смотреть. У нас есть и традиционный, вечнозеленый, сад, если вы желаете взглянуть.

Он тайком улыбнулся, представляя, как забавно было бы гнаться за кузиной сквозь лабиринт. Абигайль не выразила желания.

– Полагаю, что в конце концов я поставлю тут французские окна, – сказал он, когда они возвращались в комнату с миниатюрами. – В Уэйборн-Холле, где я вырос, были французские окна, выходящие на террасы.

– Ни в коем случае! – воскликнула Абигайль непозволительно громко. – Вы этого не сделаете, мистер Уэйборн! Вы не должны портить историческую целостность дома.

– Это мой дом, кузина, – смеясь, напомнил Кэри.

– Но вы не можете! Это испортит весь дом.

Если задеть ее за живое, с улыбкой подумал Кэри, она забывает о стеснительности, как в магазине Хэтчарда, когда он выразил сомнение в честности мистера Колриджа.

– То есть вы полагаете, мои предки ошибались, делая тут дымоходы и лестничные пролеты, раз у них были жаровни и приставные лестницы.

– Нет, конечно, – сказала Абигайль. – Дымоходы – это одно. А делать французские окна в красивом старом доме эпохи Тюдоров!.. Думаю, это будет преступлением, мистер Уэйборн. Вы должны восстановить Танглвуд в его первоначальном виде, не уродуя французскими окнами.

Кэри не удержался от смеха.

– Я говорил вам, что здесь было вначале. Коровник! Вы действительно хотите, чтобы я восстановил это все – со стойлами для коров?

Абигайль поджала губы. Она не могла соревноваться с ним в открытом споре, но, по ее мнению, единственный способ одержать верх в споре – это быть правой, а он, конечно, ошибался.

Кэри не мог отказать себе в удовольствии поддразнить ее насчет комнат первого этажа, угрожая заменить каждый арочный проем дверей французскими окнами. Абигайль ни разу не улыбнулась.

– Не дуйтесь, – наконец сказал Кэри, когда они подошли к главной лестнице. – Я все равно не могу позволить себе французские окна. Так что историческая целостность, как вы это называете, в полной безопасности.

Абигайль рада была увидеть открытые деревянные балки в промежутках оштукатуренных стен верхнего этажа. В зале штукатурку окрасили в зеленый цвет, потемневший от времени, но со светлыми пятнами, где совсем недавно висели картины. Она предположила, что Кэри Уэйборн мало-помалу распродавал фамильные сокровища.

– Это две лучшие комнаты, – сказан он, подходя к дверям в конце зала. – Поскольку вы моя кузина, думаю, вы должны занять одну из них. А миссис Спурджен, полагаю, займет вторую.

Кэри открыл первую дверь.

Комната была не очень большой, но, по мнению Абигайль, великолепной. Окно давало много света, обшитые панелями стены были выкрашены в кремовый цвет, кессоны потолка украшали алая и белая двойные розы Тюдоров, символизирующие союз Ланкастеров и Йорков. Громадная кровать орехового дерева с затейливой резьбой и красно-белыми пологами, вышитыми шерстью, поражала своим великолепием. Огромный шкаф у стены, небольшой умывальник с зеркалом, маленькое кресло возле окна и камин, сейчас холодный и темный, довершали обстановку.

– Я уже видела эту комнату! – воскликнула Абигайль.

– Полагаю, во сне? – поддразнил ее Кэри. – Героиня романа всегда заходит в комнату, которую до этого видит во сне. И обычно падает без чувств в объятия ближайшего мужчины.

– Я узнала ее по картине внизу, – объяснила Абигайль. – Должно быть, Леттис Кэри позировала тут для своего портрета. – Она указала на красно-белые занавеси. – Видимо, она сидела на этой кровати.

Осознав, что она сейчас находится в спальне, наедине с мужчиной, Абигайль вспыхнула от смущения.

– Думаю, только Леттис и ее муж знали, что она сидит на брачном ложе. Да еще художник, естественно. – Кэри улыбнулся. – Мне всегда казалось, что она выглядит так, будто может в любой момент упасть на спину. Теперь я знаю почему.

– А этот появился в комнате намного позже, – сказала Абигайль, подходя к шкафу.

– Да, – согласился он. – Но тут есть один секрет, который, я думаю, вам понравится. Я вам покажу. – Кэри открыл тяжелые резные дверцы. – Тут есть потайная дверь. Если вы нажмете в определенном месте, задняя стенка отодвинется.

– Дверь в потайную комнату?! – тут же заинтересовалась Абигайль.

– К большому сожалению, нет. Обыкновенный скрытый проход между двумя обыкновенными спальнями для ежедневного пользования. – Кэри одарил ее самой безнравственной из своих улыбок.

– Но кому это могло понадобиться? – озадаченно спросила Абигайль. – Почему не выйти в зал и не воспользоваться обычной дверью? Зачем проползать сквозь чей-то шкаф? Это не имеет смысла.

– И я нахожу это странным и непостижимым, – ответил Кэри, но серые глаза смеялись над ее наивностью. – Хотя должен вас поправить. Там незачем ползать, можно пройти вполне удобно, как и через дверь. – Он шагнул внутрь шкафа. – Видите? Я даже не пригнулся.

– Но сейчас он без одежды, – заметила Абигайль. – Представляю, какое неудобство пробираться сквозь множество платьев и сюртуков.

Кэри не ответил на ее возражения, он искал секретную пружину, ощупывая заднюю стенку шкафа.

– Заело, – с досадой сказал он. – Перекосилась от сырости, наверно. В книгах такого не бывает, проход всегда открывается при малейшем прикосновении героя. Причем с шипящим звуком, могу добавить. – Прекратив тщетные попытки, Кэри взглянул на Абигайль. – Дадите мне руку?

– Конечно, – не задумываясь, ответила Абигайль.

Он сомневался, что она хоть раз в жизни отказала кому-либо в помощи. Славная девушка. Если б не уверенность, что ей понравится то, что он собирался делать, может, он бы не сделал этого. Как только она шагнула к нему в шкаф, Кэри плотно закрыл дверцу, обеими руками притянул ее к себе и поцеловал. Даже в темноте он не промахнулся.

Ощутив, как нечто теплое и мохнатое прижалось к ее рту, Абигайль пришла в неистовство. Она вырвалась из шкафа, стряхивая с платья воображаемую хищную тварь.

– Мистер Уэйборн! Там летучая мышь… или крыса… в шкафу!

Лишь раза два в жизни Кэри встретились женщины, которые весьма безжалостно не хотели, чтоб он их целовал. Но все же ни одна из них не выражала свое нежелание, прибегнув к помощи мелких грызунов.