Немного, как видите.

И история ее будет недолга.

Однако при недостатке в ней великих событий вы найдете довольно любопытные черты испанского двора XVII века.

И именно поэтому мы хотим рассказать вам эту историю.

По нашему мнению, короли, где бы и когда они ни жили, всегда достойны изучения хотя бы потому, что, считая себя королями, они на глазах у всех говорят и совершают такие глупости, от каких залился бы краской самый последний из их подданных.

Король, о котором пойдет речь, и один из трех любовников Кальдероне, был Филипп IV. Это был печальный государь, внук Карла V, двойник блаженной памяти Людовика XIII. Но у Людовика министром был Ришелье, который вместо него правил твердой рукой, тогда как Филипп IV доверил управление страной Оливаресу, человеку без способностей, натуре мелкой, честолюбивой и необычайно скаредной: для него на первом месте всегда было лишь золото.

И Испания, некогда столь великая и прекрасная, в его царствование находилась прямо-таки в опасности.

Французы начали с того, что разбили испанцев при Авене и Казале, Каталония была передана Франции, Португалия сбросила с себя иго рабства: все, что оставалось от Бразилии и не было отнято голландцами, перешло к Португалии. Азорские и Мозамбикские острова; Гоа и Макао освободились из-под испанского владычества.

В Мадриде вывесили громадный портрет Филиппа, под которым сделали такую ироническую надпись: «Чем больше у него отнимают, тем больше он отдает!»

По горло занятый своими любимыми развлечениями — театром и женщинами, Филипп даже не понял, что, желая возвеличить, его так унизили.

Давид Гэн, сын простого рыбака, достигнувший звания вице-адмирала, получил приказание от Генеральных Штатов Голландии захватить флот гальонов, перевозивший в Испанию богатства Перу. Произошла жестокая битва в водах Гаваны и победители-голландцы привезли своим соотечественникам более двадцати миллионов.

Но Филипп IV у ног своей прелестной любовницы, герцогини Альбукерк, не лишился из-за этого ни одного поцелуя.

Оливарес, подойдя к Филиппу, сказал ему торжественно:

— Государь, у меня есть для вашего величества чудесная новость! Мы конфискуем на четырнадцать миллионов имущество герцога браганцского, бедный герцог совсем потерял голову: его ведь провозгласили королем Португалии.

— А, ладно, — ответил Филипп IV и возвратился в свой кабинет дописывать сцену для комедии.

Между тем если Филипп IV как король не обладал никакими достоинствами, то как человек он их имел: он был гуманен, приветлив, великодушен, благотворителен.

Мы только что сравнивали его с Людовиком XIII, но Филипп IV был лучше его. Людовик XIII, не морщась, смотрел, как вступал на эшафот, воздвигнутый Ришелье, тот, которого он называл своим другом — великий конюший Сен-Марс. Точно так же он выслушал известие о том, что пали головы вельмож, правда, виновных в мятеже, но в жилах которых текла кровь знаменитейших фамилий Франции — Марильи и Монморанси.

Он запер на четырнадцать лет в Бастилии герцога Ангулемского, последнего Валуа и Бассомньера, старинного друга его отца, Генриха IV.

Ни в чем подобном нельзя упрекнуть Филиппа IV.

Правда, это был король-ленивец, но разве публицист не сказал: «Из всех королей, которыми должны особенно дорожить пароды, ленивцы заслуживают предпочтения: если уж они не имеют смелости делать добро, то они и не берут на себя труда делать зло».


Но пора заняться Кальдероне.

Как пролог к истории любви короля к комедиантке, мы вам расскажем о любви того же короля к одной знатной даме. Крайности сходятся.

Это было в 1627 году. Рожденному в 1605, наследнику трона Филиппу IV в 1627 году было двадцать два года. И в перечне его любовниц было уже столько имен, сколько ему было лет. Однако Филипп был женат на Елизавете Французской, дочери Генриха IV и сестре Людовика XIII. Что, впрочем, не помешало последнему, в лице его министра Ришелье, объявить себя смертельным врагом Филиппа.

Но хотя и женатый, Филипп вел себя так, как будто бы был холост, и у него было на этот случай вполне логическое извинение: в свои двадцать два года он уже имел двенадцать лет супружеской жизни, то есть, не собственно супружеской, потому что женившись одиннадцати лет на Елизавете Французской, которой было всего семь, будущий король совершил только политический брак. Только через семь лет ему дозволено было рассматривать жену с менее грандиозной точки зрения, но зато, без сомнения, с более приятной.

Как бы то ни было и даже сокращая на восемь лет должные сношения, Филипп все-таки давно уже, очень давно, знал свою жену.

Вот почему, продолжая сохранять к ней дружбу, он не испытывал к ней ни малейшей любви. Вот почему, вместо того чтобы заниматься ею, он занимался другими.

Другой в 1627 году, в сентябре месяце, была герцогиня Альбукерк, жена Эдуарда Альбукерк-Коэло, маркиза-де-Босто, графа Фернанбука в Бразилии, кавалера ордена Христа в Португалии и камер-юнкера короля. Последнее звание он получил четыре месяца назад… Он выказал весьма посредственную радость при известии о своем новом назначении.

Но король был так ловок…

А Оливарес был таким смышленым советником!

Ибо Оливарес не ограничивался тем, что держал бразды правления, он заодно прислуживал Филиппу IV в его любовных похождениях.

Он отправлял сразу несколько должностей.

И средство, изобретенное Оливаресом, средство, которым воспользовался Филипп, чтобы сблизиться с герцогиней Альбукерк, которую ревнивый муж старался удалить от двора, — было очень остроумно.

Однажды, вечером, в Эскуриале, в прекрасном расположении играя в карты, король вдруг вспомнил, что оставил неоконченным на своем бюро в кабинете необыкновенно важное письмо. Партия была дорогая: его величество играл в ней на большую сумму!

Но письмо!.. Письмо было необходимо закончить.

Долг превыше удовольствия.

— Герцог, — сказал он Альбукерку, который участвовал в партии, — прошу вас, поиграйте за меня… Я вернусь через несколько минут.

Герцог поклонился и взял карты.

Между тем король, войдя в свой кабинет, быстро накинул на себя плащ и в сопровождении своего верного Оливареса отправился из дворца по потаенной лестнице и достиг отеля, где он был уверен, что найдет прекрасную Элеонору, герцогиню Альбукерк, — одну.

Но на вежливого хитреца всегда найдется недоверчивый муж. После часа ожидания герцог заподозрил неладное; рассудив, что такой игрок, как его величество, не мог бросить карты ради какого-то письма, Альбукерк пришел к выводу, что его обманули.

И так как сделанный им вывод покрыл его лоб холодным потом, он воспользовался этим, чтобы всем показать, как ему стало вдруг нехорошо физически, и сказал игрокам:

Извините меня, сеньоры, но я вынужден удалиться, я дурно себя чувствую, у меня колики и дрожь во всем теле… Когда король вернется, будьте так добры, скажите ему…

— Конечно! Ступайте же! Ступайте, герцог!..

Король был с герцогиней в будуаре, когда Оливарес, стороживший на улице, пришел предупредить любовников о приближении герцога.

Что делать? Оливарес всего на несколько секунд опередил герцога Альбукерка! Бежать невозможно!

Герцогиня чуть не упала в обморок от ужаса. Сам Филипп забеспокоился. Бывают такие ситуации, когда теряются даже короли.

— Подождите, подождите! — говорил Оливарес. — Но все еще потеряно. Быть может, какая-нибудь случайная причина, а не подозрение ведет сюда герцога Альбукерка!.. Пам нужно спрятаться. Когда он простится с герцогиней, то отправится в свои апартаменты, а мы — мы свободно удалимся.

— Спрятаться… Но где? — пробормотала прекрасная Элеонора.

— Разве рядом нет какой-нибудь комнаты?.. Да вот!..

Оливарес дотронулся до двери в глубине будуара.

— О! — возразила герцогиня, краснея, несмотря на свою бледность. — Это моя уборная! Я недавно приняла там ванну… Королю там будет ужасно дурно.

На лестнице послышались шаги герцога.

— А! — воскликнул Оливарес. — На войне как на войне!

Он отворил дверь уборной, втолкнул туда короля, которому надо было в этом помочь, и исчез с ним в сумраке уборной.

В ту же минуту герцог с палкой в руке ворвался, как бомба, в будуар.

— О, Боже! Герцог, вы меня испугали! — воскликнула герцогиня, привскочив на своем кресле.

Альбукерк на минуту замер, удивленный тем, что нашел жену свою одну. Уж не ошибся ли он? Король, быть может, не оставлял Эскуриала?

Бух!.. В уборной повалился стул.

Герцогиня изо всех сил кашлянула. Поздно!.. Герцог все понял. Короля не было в Эскуриале, он был там.

— А! Я испугал вас, сеньора! — в свою очередь и вовремя возразил герцог. — Но вместо того, чтобы испугаться моего прихода, вы должны бы порадоваться.

— Порадоваться?.. Почему?..

— Потому что я избавлю вас от большой опасности.

— От большой опасности?.. От какой?..

— Сюда проник вор, быть может, даже убийца, от ножа которого вы должны были погибнуть.

— Вор? Убийца?

— Да! Но, к сожалению, слуги мои спали и не предупредили меня, зато теперь этот негодяй падет от моих рук! Он там, в этом кабинете. Он не выйдет оттуда живой!

Произнеся эти слова, Альбукерк бросился к уборной. Герцогиня хотела его удержать, но было поздно! Герцог уже находился в секретном приюте, где, размахивая направо-налево своей тростью, кричал:

— А, разбойник! Ты не ожидал, что тебя найдут! Вот тебе, грабитель!.. Вот тебе, злодей!.. А! Ты хотел убить мою жену!..

— Остановитесь, герцог! — вскричал Оливарес, бросаясь к Альбукерку, трость которого он с трудом смог удержать. — Остановитесь или вы ответите за оскорбление его величества! Здесь нет воров, здесь король и его первый министр Гаспар де Гусман, граф-герцог Оливарес!..