Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. В ладонях судьбы

Она нежно улыбнулась Тошану, и он воспринял эту улыбку, предназначенную ему одному, как безмолвное обещание хранить верность, уважение и безграничную любовь.

Лора повесила телефонную трубку. Мирей тут же подошла, чтобы узнать новости. Как только раздавался телефонный звонок, экономка моментально оказывалась рядом.

— Кто звонил, мадам?

— Эрмина, — ответила Лора, давно привыкшая к уловкам Мирей. — Она плакала. Тошан отплыл на рассвете. Дочери захотелось его проводить. К счастью, с ней рядом Шарлотта и Мадлен, они помогут ей пережить это испытание. Господи, хоть бы эти проклятые немецкие подлодки не атаковали корабль Тошана!

— Боже милосердный! Как жаль, что она проводит лето в Квебеке! — воскликнула Мирей. — Нашей Мимине было бы лучше здесь, среди нас. И дети ее отвлекли бы.

— Если бы я слушала свое сердце, то поехала бы к ней. В это время года поезда ходят хорошо… Если только правительство не решит отправить их на металлолом.

Введение ограничений на все подряд выводило ее из себя. Богатый ты или бедный, приходилось подчиняться нуждам военного времени.

— Бензин наливают по капле. И то, если предъявишь волшебный талон! У нас скоро не будет мяса, масла, молока для детей…

— Из-за нехватки сахара я и так больше не пеку ни оладий, ни пирогов. Хорошо хоть Жозеф Маруа основательно запасся кленовым сиропом. А эта новая мода на повторное использование бумаги и металла! Я оставила ваши стопки журналов для зимы: будет война или не будет, а печку все равно топить придется. К тому же, мадам, я не советую вам уезжать в Квебек, поскольку месье может вернуться в любой день.

Жослин не подавал признаков жизни после своего отъезда. Лора тщательно скрывала свою тревогу и печаль.

— В доме не очень весело без месье, — настаивала Мирей. — К тому же мне приходится самой кормить собак.

— Хватит причитать, — раздраженно оборвала ее Лора. — Иди-ка лучше готовь обед. И прояви фантазию: мадемуазель Андреа больше не может есть твою фасоль и бобы.

— О да, эта здесь совсем освоилась, — проворчала экономка. — Вы ее еще и кормите! Я готовлю из того, что есть в моих шкафах. А у вашей учительницы задница и без того здоровая.

Прежде чем изобразить возмущение, Лора сдержала невольную улыбку.

— Кому-то здесь сейчас достанется за длинный язычок. Ну все, беги, а я, наверное, перезвоню Эрмине. Никак не решусь ей сказать, что отец собрал чемодан и отправился жить к Тале и их драгоценному ребенку.

— Не делайте этого, мадам! Месье скоро вернется, зачем причинять лишнее беспокойство нашей бедной Мимине?

— Я не нуждаюсь в твоих советах! Меня тоже нужно пожалеть, только никто этого не замечает. А теперь возвращайся на кухню.

— Хорошо, мадам, оставляю вас в покое, раз от меня все равно нет пользы.

Оставшись одна, Лора подошла к ближайшему окну. Ее пальцы коснулись шелковистой ткани занавесок из вощеного ситца, который она заказала в Лондоне пять лет назад. Мысли ее были полны горечи. «Я создавала роскошную обстановку для моей наконец-то объединившейся семьи. Но зачем мне все эти произведения искусства, красивая мебель, если я обречена жить одна, без своего мужа? У меня остались только мой нежно любимый сын и внуки. Неужели Жосс о чем-то догадался?..»

В ту же секунду маленький мальчик вприпрыжку вбежал в гостиную. Луи Шарден, отметивший свое восьмилетие четыре дня назад, бросился к матери и потерся о ее юбку своей головкой с тонкими светлыми волосами.

— Мама, Мукки плохой! Он сказал мадемуазель Андреа, что ты мне вчера помогала делать упражнения по математике. Теперь я наказан и должен переписывать слова.

— Ангел мой, ты не будешь ничего переписывать. Я все объясню твоей учительнице. Но ты весь взмок! Пойдем наверх, я тебя помою и переодену.

— Мадемуазель Андреа водила нас на прогулку, и мне очень жарко.

— Я знаю, но у вас ведь был урок естествознания, не так ли?

— На черта мне сдались эти лягушки и водяные растения!

— Нельзя так говорить, — пожурила его мать.

— А Ламбер так говорит!

Ламбер, ужасный отпрыск Онезима Лапуэнта и Иветт, дочери бывшего местного кузнеца, выражался, как его родители. Поднявшись по социальной лестнице, Лора тщательно следила за речью детей, которые были на ее попечении. Она взяла сына за руку и отвела его в современную ванную комнату, стоившую ей немалых средств.

— Теплая вода тебя успокоит, милый, — с нежностью сказала она. — А потом ты наденешь свой новый фланелевый костюм.

— Мама, а почему папы не было на моем дне рождения? А пони? Вы же с папой обещали купить мне пони!

— Мы передумали, Луи. В следующем году будет видно. И не спорь со мной. Идет война, и ты должен быть благоразумным.

Она включила воду. Мальчик, раздевшись, подпрыгнул на месте и, громко крикнув, очутился в ванне. Лора смотрела на него теплым материнским взглядом. Супруга Жослина была страстной натурой, не признающей полумер. Из-за своего несдержанного темперамента она страдала амнезией несколько лет, и ее мозг отказывался признать, что они с Жослином бросили свою годовалую малышку Мари-Эрмину. Хотя сестры Нотр-Дам-дю-Бон-Консей с любовью воспитали подкидыша, Лора так и не смогла до конца оправиться от этой разлуки. Вот и сейчас ей тоже хотелось оказаться рядом со своей дочерью, обнять ее, взять под свое крыло.

— Луи, ты брызгаешь на меня. Вредный мальчишка! Мое платье все мокрое!

Но ее сын продолжал резвиться, по его обнаженному телу струилась вода. Она завороженно смотрела на мальчика, испытывая болезненное чувство. Луи немного похудел за последнее время, и его хрупкое тело, лицо с высоким лбом, изгиб бровей невольно напоминали ей одного человека. Была также похожа и улыбка, и ямочки на щеках. «Господи, сделай так, чтобы я ошиблась, — беззвучно молилась она. — Разве я это заслужила? Получить такое наказание за минутную слабость!»

Она тяжело вздохнула, удрученная жестокостью судьбы. Если бы у Лоры была верная подруга, достойная доверия, она могла бы поделиться с ней своими сомнениями и тревогой. «Я никогда не осмелюсь признаться в этом Эрмине. Она будет меня презирать. Мне нужно просто забыть о том, что я совершила, и повторять себе, что этого не было. Тем более что, если Жосс меня бросил окончательно, проблема исчезнет сама собой».

Несмотря на попытку успокоить себя, Лора расплакалась, что случалось с ней крайне редко. Встревоженный, Луи замер на месте.

— Мама, почему ты плачешь? — спросил он.

— Потому что я люблю тебя, мое сокровище! Я очень сильно люблю тебя и хочу сделать тебя счастливым. Вылезай из ванны, скоро будем обедать.

Она завернула его в большое полотенце, посадила к себе на колени и закрыла глаза.

— Мой драгоценный мальчик!

Она снова увидела себя в конце августа 1933 года в номере отеля Шабора. Они с Жослином провели яркое лето, встретившись после долгой разлуки. «О да, это было прекрасное лето! Я считала Жослина погибшим, а накануне моей свадьбы с Хансом он появился. Поначалу он вел себя сдержанно и не приближался ко мне».

Но она сумела вновь покорить своего супруга и восстановить их семейную жизнь. Хансу Цале, не ожидавшему такого удара судьбы, пришлось смириться с неизбежным. «И 20 августа 1933 года я получила телеграмму от Ханса! Он окончательно покидал страну и просил меня о встрече. Жослина дома не было: он поехал с Жозефом Маруа на сахароварню. И я согласилась на это свидание! Онезим подвез меня на грузовике до Шамбора. Я хорошо ему заплатила, чтобы он никому не рассказывал о моей вылазке. Беднягу Ханса, открывшего дверь, сотрясала нервная дрожь. Похоже, он испытывал невыносимые муки».

Лора встряхнула головой, чтобы не думать о продолжении. Луи, любящий ласку, поудобнее устроился у нее на коленях.

— Еще немного, мам. Мне так хорошо!

— Да, мое сокровище.

Воспоминания вновь нахлынули сами собой. Ханс сказал, что понимает ее выбор, что она проявила преданность, вернувшись к своему мужу. Он добавил, что будет всегда ее любить, что она озарила его жизнь робкого, близорукого и неловкого музыканта. Тем не менее этот мягкий и нежный мужчина, чуть моложе ее, в течение двух лет был ее любовником. Оказавшись с ним наедине, она ощутила волнение. Было душно, надвигалась гроза. Когда Ханс Цале, подавив рыдания, стал целовать ее руки в перчатках, она почувствовала, что слабеет. Потом он обнял ее и прижал к стене.

— В последний раз, я хочу тебя в последний раз, — стонал он, лаская ее.

Она позволила довести себя до кровати, желая поскорее утолить свое желание и уйти. Ханс оказался не на высоте, но, когда он набросился на нее, у него было выражение потерявшегося ребенка, словно само удовольствие доставляло ему страдания.

Лора выскользнула из отеля со спокойной совестью. Она не думала, что у этой короткой встречи будут какие-то последствия. «Вечером я легла спать с Жослином и больше не вспоминала о Хансе, который сел на поезд до Монреаля. В первые годы жизни Луи я ни на секунду не предполагала, что он может быть не от моего мужа. Но теперь это подозрение сводит меня с ума: Луи все больше становится похож на Ханса! В любом случае тот уже умер и никто не сможет меня выдать, никто. Если только Онезим? Но нет, ему не поверят на слово, к тому же он не знает, что я делала в тот день в Шамборе».

— Мама, не плачь, — попросил маленький мальчик. — Я тоже тебя люблю!

— Тогда у нас с тобой все будет хорошо, — ответила Лора, заставив себя улыбнуться.

— Я не знаю, где сейчас моя тетка, — повторил Шоган в третий раз, не удостоив взглядом своего собеседника, Жослина Шардена.