— А как же мои деньги? — воскликнула Лора, засовывая ноги в шлепанцы. — Мукки, мне нужно забрать деньги! Из-за войны я храню всю наличность дома. В такие времена банкам доверять нельзя. Погоди, я достану их из шкатулки в шкафу.

Паренек собрался было возразить, как вдруг загорелась дверь. Створка лопнула, и краска на ней начала трескаться. Совсем рядом раздался пугающий гул. Жаркое, удушающее дыхание огня становилось все ближе.

— Боже мой! Нет, нет! — завопила Лора изо всех сил. — Уходи отсюда, Мукки, ради всего святого! Беги, я тебя догоню. Мне нужно взять свои деньги, понимаешь, я не могу их здесь оставить!

— Да плевать на деньги, бабушка! Я не уйду без тебя! — в слезах воскликнул подросток. — Хочешь, чтобы мы вместе погибли? Подумай о маме!

Летом Лора с мужем спали с открытым окном. Натянутая на раму сетка защищала их от насекомых. Мукки удалось снять ее в рекордно короткое время. Он схватил Лору за руку и перешагнул через подоконник из крашеного дерева. Она растерянно последовала за ним, по ее щекам текли слезы.

— Это катастрофа! Настоящая катастрофа… — повторяла она. — Я посмотрела в шкафу, похоже, шкатулки там нет. Может, ее взял Жосс?

— Может быть. Идем скорее!

Не успели они выбраться на скат крыши, как позади послышался грохот, похожий на раскат грома. Огонь заполнял комнату, которую они только что покинули.

— Сюда! Идите сюда! — тут же закричал, размахивая руками, мужчина, стоявший посреди сада. — Я поставил здесь лестницу! Давайте, мадам Лора, не бойтесь!

Она узнала своего соседа, Жозефа Маруа, бывшего рабочего фабрики, построенной в начале века Дамассом Жальбером рядом с водопадом Уиатшуан.

— Иди вперед, бабушка! — велел Мукки, который уже успел взять себя в руки. — Осторожнее, не поскользнись. Я тебя держу.

— Ничего не бойтесь! — добавил Жозеф.

Лора не относилась к разряду слабых женщин. Тяжелая юность закалила ее характер, сделав его сильным, властным, решительным. Впервые в жизни она испытывала панический страх. Стуча зубами, женщина издавала душераздирающие стоны. Подростка, который никогда не видел ее в таком состоянии, захлестнула волна жалости. Он обнял ее, полный сострадания.

— Смелее, бабушка! Я рядом с тобой.

Она бросила на него испуганный взгляд, затем удивленно ответила:

— Спасибо, Мукки! Я и не заметила, как ты стал мужчиной. Храбрым маленьким мужчиной.

Он повел ее к лестнице, оглядываясь по сторонам. Онезим Лапуант, еще один сосед, бежал к дому в пижаме в сопровождении своей жены Иветты, растрепанной, запахивающей на ходу полы халата.

— Я не вижу Жосса! — всхлипнула Лора, обшаривая взглядом сад. — Мукки, где он?

— Не знаю! Зато я вижу Лоранс с Нуттой, вон они, возле розовых кустов.

Голос мальчика дрожал. Ему очень хотелось, чтобы его родители каким-то чудом оказались сейчас здесь. «Но их нет, они в Квебеке», — с горечью подумал он. Стиснув зубы, Мукки подумал о своей матери. Для него она была самой красивой женщиной на свете, и он мог мгновенно вызвать в памяти ее образ: длинные светлые волосы, огромные голубые глаза — настоящие сапфиры в окружении золотистых ресниц. «Эрмин Дельбо, знаменитая певица сопрано, Снежный соловей, Соловей из Валь-Жальбера! — пронеслось у него в голове. — Моя мамочка, моя любимая мамочка».

— Мукки, я не смогу спуститься по этой лестнице! — закричала Лора. — У меня голова кружится! И мой дом горит! Господи, за что? Все горит — мои платья, драгоценности, моя мебель! О нет, нет…

— Бабушка, прошу тебя, быстрее! — поторопил ее внук. — Ты должна спуститься вниз! Стань на колени вот здесь, на краю крыши, я тебе помогу. А теперь ставь ногу на вторую ступеньку, я тебя держу.

Снизу раздался голос Онезима Лапуанта, рыжеволосого здоровяка с красным лицом, часто работавшего на семью Шарденов:

— Поторопитесь, мадам Лора!

Он крепко держал лестницу. Жозеф Маруа куда-то исчез. Мукки поддерживал за руку бабушку, которая наконец набралась смелости и начала спускаться вниз. Он бросил испуганный взгляд на окна, возвышавшиеся над крышей галереи. Огонь распространялся дальше — ненасытный, яростный, разрушительный. Битумная черепица трещала, загорелись балки каркаса.

Лора теперь думала лишь о спасении внука. Она ступила на землю, поддерживаемая Онезимом. Он попросил ее отойти подальше.

— Здесь оставаться опасно, мадам. Настоящая преисподняя.

Близняшки Лоранс и Мари-Нутта, рыдая, бросились к бабушке. Они унаследовали прелестные черты своей матери Эрмин, ее светлые волосы, бело-розовую кожу и голубые глаза. Внешне они были очень похожи, но их характеры настолько разнились, что их сложно было перепутать. Одна была мягкой и сдержанной, другая — строптивой и взбалмошной. Робкая Лоранс часами сидела за рисованием, в то время как Мари-Нутта носилась по пустынным улицам поселка верхом на пони по имени Базиль.

Но сейчас это были просто напуганные дети, отчаянно нуждающиеся в утешении.

— Не бойтесь, мои девочки! — сказала Лора, прижимая их к себе.

— Мама, мама! — в свою очередь закричал Луи и подбежал к ней.

Он вклинился между Лоранс и Мари-Нуттой и добавил:

— Я ходил к месье мэру. Он сейчас будет здесь. Но мэр сказал, что пожарные не приедут.

Лора обвела взглядом свой красивый дом, пожираемый гигантскими языками пламени.

— Это уже не важно: от нашего дома почти ничего не осталось, — с горечью заметила она. — Господи, где Жосс? И Мирей?

К ним подошли Мукки и Онезим. За ними семенила испуганная женщина. Это была Андреа Маруа, вторая супруга Жозефа. Во время войны Лора наняла ее в качестве учительницы для своих внуков. Тогда эту старую деву с пышными формами звали мадемуазель Дамасс. Она согласилась выйти замуж за бывшего рабочего, безутешного вдовца старше ее на двадцать лет. Теперь они жили в согласии и заботились о Мари, младшей дочери Маруа, хрупкой тринадцатилетней девочке.

— О! Мадам Лора, как мне вас жаль! — дрожащим голосом воскликнула женщина. — Что здесь произошло?

— Не знаю, Андреа. Но это настоящая катастрофа! И я очень тревожусь за своего мужа, он куда-то исчез. Кстати, ваш тоже.

— Кто? Жозеф?

— Ну да, Жозеф, у вас вроде бы один муж! — раздраженно ответила Лора.

— Бабушка, мне кажется, дедуля в доме. Наверное, он решил помочь Мирей! — тихо произнес Мукки.

— А где Жозеф? — забеспокоилась Андреа, дрожа всем телом.

— Становится все жарче! — вмешался в разговор Онезим Лапуант. — Отойдите подальше, дамы, здесь опасно. Я обойду дом, посмотрю, что там происходит.

— Спасибо, Онезим! — воскликнула Лора. — Только не подвергайте себя риску. Вы отец семейства.

Она говорила без искреннего участия, поскольку готовилась к самому худшему. Ее муж, возможно, был уже мертв, равно как и Мирей, экономка, живущая с ней уже два десятилетия.

— Давайте помолимся, дети. Лоранс, Луи, ты тоже, Мари-Нутта. Молись великому Маниту, если хочешь, главное — молись!

Среди детей Мари-Нутта больше всех гордилась своим происхождением, акцентируя внимание на том, что в ее жилах течет индейская кровь. Она преклонялась перед своей бабушкой по отцу, Талой, погибшей в результате несчастного случая четыре года назад, и боготворила Тошана, радуясь тому, что ее отец — метис.

— Папа принадлежит к народу монтанье! — часто повторяла она. — Да, в нем есть немного ирландской крови его отца Анри Дельбо, но это ерунда. Мы все индейцы: и ты, Мукки, и ты, Лоранс.

Родители лишь улыбались, когда слышали подобные речи. На самом деле за настоящего индейца мог сойти только Мукки, а у Мари-Нутты для этого были слишком светлые глаза и белая кожа. Однажды в детстве она даже вымазала себе лицо и волосы коричневой краской, чтобы исправить ошибку природы.

— Я помолюсь вместе с вами, мадам Шарден, — произнесла Иветта, жена Онезима.

— Я тоже, — добавила Андреа. — Я уверена, что Жозеф помчался на помощь месье Жослину. Они оба погибнут! О Господи, умоляю, спаси их!

— Не пугайте детей! — возмутилась Лора. — Боже мой… А Киона? Мукки, где Киона?

— Дедушка видел ее в саду. Поэтому не тревожился за нее.

— Да, он видел ее из нашего окна! — всхлипывая, уточнила Лоранс. — Дедушка такой храбрый! Он не переставал успокаивать нас, пока мы спускались по лестнице. А вокруг все горело, это было ужасно!

С этими словами она снова разрыдалась под сочувствующими взглядами Мари-Нутты и Мукки. Они понимали, что терзает их сестру.

— Мои рисунки, картины — все сгорело, — простонала она.

— Ты нарисуешь другие, Лоранс, — ответила ее бабушка. — Тебе не стыдно так убиваться из-за каких-то бумажек, когда твой дед и бедняжка Мирей остались в этом аду?

Лоре хотелось выглядеть достойно, быть примером, но внутри у нее все похолодело, ноги подгибались от ужаса. Она жила в Валь-Жальбере около четырнадцати лет, и большой дом, пожираемый огнем, был ее любимым домашним очагом, ее крепостью. «Под этой крышей я родила малыша Луи, после того как вновь обрела Жослина, моего Жосса».

Она безотчетно вцепилась пальцами в плечо сына. Мальчик тихонько захныкал. До сих пор ему удавалось держаться, но под воздействием этой легкой физической боли он не выдержал и заплакал.

— Я хочу к папе, — пробормотал он. — Мама, скажи, где папа?

— Нельзя терять надежды, солнышко, — ответила она, не зная, чем его утешить.

Будущее рисовалось ей в самых мрачных красках. Лора видела себя разоренной вдовой с разбитым навеки сердцем. Она пережевывала эти грустные мысли, как вдруг с жутким грохотом внутрь дома обрушилась крыша. Облако дыма взметнулось к ночному небу, в то время как по саду разливалась волна удушающего жара.

— Здесь нельзя стоять! — закричала Андреа Маруа, хватая за руку Мари-Нутту.

Перепуганная учительница не осмеливалась думать о своем муже. Она отказывалась принимать его смерть — теперь не оставалось сомнений, что тело ее супруга лежит под грудой горящих обломков.