Эрмин попыталась представить себя в этом новом для нее мире, в Калифорнии, где солнце светит круглый год и где никогда не бывает канадских морозов. Это ей казалось таким же невозможным, как и то, что ее выбрали на роль в фильме. Она родилась здесь, в Лак-Сен-Жане. Ее первые шаги были сделаны по снежному ковру, и перспектива теплой зимы совершенно сбивала ее с толку.

«В предварительном контракте, который мне прислали, речь идет об интенсивном обучении танцам, главным образом чечетке. Мадлен поедет со мной, иначе я буду чувствовать себя слишком несчастной. И я не хочу расставаться с Констаном. Он еще такой маленький!»

Раздавшийся звук клаксона вернул ее на землю. Они прибыли в Валь-Жальбер: машина уже проезжала мимо монастырской школы.

— Боже, какой кошмар! — простонала Лора. — Я не возвращалась сюда с той ужасной ночи. Смотрите, обычно отсюда был виден наш дом, его красивая зеленая крыша, наш сад, крытая терраса… О нет! Как это жестоко, Эрмин! Ты видела эти почерневшие стены, груды обломков?

— Послушайте, Онезим, — заметил Тошан, — нужно было сначала отвезти нас в Маленький рай.

— Я не знал! Надо было сказать, — проворчал он. — Все молчали в машине, никто меня не предупредил. Сейчас развернусь.

Лора рыдала, спрятав лицо в ладонях. Преисполненная сострадания, Мадлен погладила ее по плечу.

— Бедная моя мамочка! — воскликнула Эрмин. — Прошу тебя, не плачь. Ты жива, дети с папой тоже. Я прекрасно понимаю, как тяжело потерять все свое имущество, но, по сути, это просто материальные убытки, не более.

— Мин права, — добавил Тошан. — Если бы кто-нибудь погиб той ночью, было бы отчего впасть в отчаяние. Не забывайте, Лора, что миллионы людей были уничтожены в концлагерях, а скольких еще разорили, ограбили, отправили в изгнание! Недостойно с вашей стороны так убиваться. Вы отстроитесь заново и забудете об этой трагедии, обставляя и украшая новый дом.

— Хорошего-то мало, — заявил Онезим Лапуант, — поскольку мадам Лора не сможет здесь ничего построить. Говорят, поселок скоро закроют. Поставят сторожа, чтобы перекрыть вход любопытным. Мне, возможно, тоже придется отсюда переезжать либо селиться возле региональной дороги, в малом Валь-Жальбере, как говорит месье мэр.

— Вы в этом уверены? — удивилась Эрмин.

Лора прервала начинающийся разговор криком ярости. Слова зятя возмутили ее до глубины души. Уязвленная, вконец упавшая духом, она не выдержала.

— Я так больше не могу! Не могу! Я только это и слышу со вчерашнего утра. Это невыносимо! Благодарите Бога, мадам Шарден, ваши муж и сын живы. Все не так трагично, мадам Шарден, у вас ведь остались сбережения, и все в том же духе! Я знаю, дорогой мой зять, что при пожаре никто не погиб, и за это я благодарила Бога, стоя на коленях, одна, в больничной часовне. Но я считаю, что имею право оплакивать утрату дорогих моему сердцу вещей, воспоминаний, альбомов с фотографиями, мое и коллекции пластинок, всех наших книг и пары украшений, не имеющих особой ценности, которые я тем не менее бережно хранила, потому что это все, что осталось от моей фламандской бабушки. Добавлю также, месье нравоучитель, что ваши дети выросли в этом доме, что я заботилась об их воспитании, пока вы во Франции играли в героя или любовника… вам виднее! Посмотрела бы я на вас, если бы ваша деревянная постройка в глубине ваших проклятых лесов сгорела, и, прибыв туда, вы обнаружили бы лишь груду пепла. Я рассчитывала жить в своем прекрасном доме еще долго, вместе с Жоссом и Луи, а также, довольно часто, с вашими детьми. Поэтому я разрешаю себе поплакать, погоревать, посетовать, и это вовсе не значит, что зверства нацистов перестали меня ужасать. Всю войну я отправляла посылки в Красный Крест и молилась, чтобы мир вернулся на нашу землю!

Лора замолчала, переводя дух, восхитительная в своем гневе. Тошан обернулся, чтобы взглянуть ей в лицо.

— Простите, — просто сказал он. — Признаю, я был несколько резок.

Онезим остановил машину в шестидесяти метрах от Маленького рая, скромного дома своей младшей сестры Шарлотты. На крыльце тут же появился Мукки. Подросток сбежал по трем деревянным ступенькам с широкой улыбкой на лице. Эрмин, едва выйдя из машины, бросилась к нему.

— Мама! Мама, ты приехала! — обрадовался он.

Лоранс и Мари-Нутта выскочили следом и побежали навстречу своей матери, быстро догнав Мукки.

— Родные мои, как я рада вас видеть! — тихо произнесла она, обнимая всех троих.

Старший сын был выше ее на несколько сантиметров. Она ощутила странную грусть.

— Ты уже совсем взрослый, — заметила она, растерянно разглядывая его. — И такой решительный, серьезный!

— Чересчур серьезный, — заявила своенравная Мари-Нутта. — Мукки постоянно нами командует. И требует беспрекословного подчинения.

— Зато он очень вкусно готовит, — уточнила Лоранс, глаза которой блестели от сдерживаемых слез.

Эрмин поняла, что терзает ее дочь. К двенадцати с половиной годам Лоранс создала немалую коллекцию рисунков, эскизов, набросков и акварелей. Теперь все было уничтожено.

— Надеюсь, мы скоро поедем жить на берег Перибонки, — продолжила Мари-Нутта, протягивая руки навстречу отцу. — Там нам будет лучше.

Тошан прижал ее к себе. Он с трудом скрывал волнение.

— Посмотрим! — ответил он. — Главное, что мы все в сборе. Подойди-ка, Мукки! Скоро мы сможем помериться с тобой силой: у тебя такие мускулы!

Как и его жена, метис наслаждался радостью этой встречи. Он любил своих детей всем сердцем, и они отвечали ему взаимностью, несмотря на то что он не всегда присутствовал в их жизни.

— Я сварил кофе, — сообщил Мукки. — А Мари-Нутта испекла черничный пирог. В кладовке стояли бутылки с сиропом.

К ним медленно подошла бледная как смерть Лора. Она с удрученным видом посмотрела на дом, где ей предстояло поселиться.

— А где Луи? — внезапно встревожилась она. — Разве он не хочет меня поцеловать?

— Он все время сидит с Кионой, бабушка, — ответила Лоранс. — Она не встает с постели. Они играют в карты. Давай я схожу за ним.

— Не нужно, милая, — вздохнула Лора. — Я напугала этих несчастных детей. Но у меня был нервный срыв, я не могла себя контролировать. Я бы с удовольствием выпила кофе.

— Я тоже, — хором сказали Эрмин и Тошан, что вызвало у них улыбку.

— Идемте, месье Онезим, — приветливо позвала Мадлен.

Их сосед стоял в стороне, прислонившись спиной к машине.

— Нет, ноги моей не будет в этом доме! Я не могу ходить там, где побывал этот фриц! — сварливо крикнул он.

— Этот, как вы выразились, фриц — почти ваш зять, дружище, — насмешливо заметил Тошан.

— Да пусть моя сестра хоть сотню раз выйдет за него замуж, он никогда не будет моим зятем, слово Онезима! Частью семьи ему не стать! Я поклялся здоровьем своих детей, что никогда не переступлю порог этого дома. А у вас, похоже, короткая память. Вы что, забыли, что натворили эти фрицы во время войны?

— Не нужно сваливать все в одну кучу, Онезим, — с укором сказала Эрмин. — Людвиг не сделал ничего плохого. Он попал в плен в самом начале войны, когда ему было всего двадцать лет. Его отправили в лагерь. Вам придется взглянуть на него другими глазами. У них с Шарлоттой есть очаровательная маленькая девочка, и второй ребенок на подходе.

Рыжеволосый здоровяк презрительно сплюнул, затем махнул рукой в знак прощания.

— Кофе я могу и дома попить. Либо здесь, на улице.

На мгновение воцарилась тишина. Реакция этого человека, простого и добропорядочного квебекского гражданина, отражала позицию миллионов других людей по всей земле. Долгая кровопролитная война закончилась, но планета была в трауре, и в 1946 году в прессе активно рассказывали о чудовищных злодеяниях нацистов, приводивших в ужас весь мир. Фашистские лагеря смерти, атомные бомбы, сброшенные на Японию, — ненависть к бывшему врагу только росла.

— Шарлотта опозорила имя Лапуантов! Больше я ничего не скажу: здесь дети, — добавил он, кивнув в сторону Мукки и сестер, слушавших его с невозмутимым видом.

— Сейчас я принесу вам чашечку кофе, Онезим, — сказала Лора. — Я предпочитаю не высказывать своего мнения по этому вопросу.

Это подразумевало, что она разделяет его точку зрения, и данный факт ни для кого не был секретом. После этого патриотического отступления Эрмин смогла наконец усесться на прохладной кухне. В смысле чистоты та оставляла желать лучшего, однако пирог с черникой, стоявший посередине стола, выглядел аппетитно. Аромат кофе витал в воздухе. Молодая женщина с удовольствием наблюдала за своими детьми, чувствуя, как в ее душе воцаряется покой. После рождения Констана она иногда называла их старшими, что вызывало у них смех. Подняв свою чашку, она вдруг отчетливо увидела Киону с печальным лицом. Однако девочка находилась в комнате на втором этаже.

«А как же я? — жалобно спросила она. — Ты что, забыла про меня, Мин?»

— О нет, Киона, я думаю о тебе!

Тошан, Мадлен и Мукки с удивлением посмотрели на нее. Мари-Нутта заговорщицки подмигнула Лоранс.

— Киона наверху, мама, — сказал Мукки.

— Ах да! Господи, о чем я только думаю! Я как раз упрекала себя за то, что не поднялась к ней, чтобы поздороваться. И произнесла это вслух. Просто не понимаю, как я могла сесть за стол, вместо того чтобы сразу пойти к ней.

Ее путаные объяснения никого не обманули. Лора подняла глаза кверху и пробурчала:

— Насколько я поняла, кое-кто снова обрел свои пресловутые способности. Только этого нам не хватало!

Но Эрмин пропустила ее слова мимо ушей. Она была уже на середине пути. На лестничной площадке ей встретился Луи.

— Я спускаюсь, чтобы поздороваться с мамой, — важно произнес мальчик. — Киона хочет побыть с тобой наедине.

— Здравствуй, Луи! Очень мило с твоей стороны!