— Наверное, все дело в твоем отце. Он наверняка был бы рад, если бы ты, когда подрастешь немного, вернулась жить домой. Мне Жюль Лапуант всегда казался человеком серьезным.

— Мимин, я не хочу возвращаться домой! — воскликнула в отчаянии Шарлотта. — Я прихожу к отцу каждое воскресенье. И…

— И что? — мягко спросила Эрмин.

— Отец пьет еще больше, чем Жозеф. Когда он получает зарплату, то покупает карибу.

Голос ее опустился до шепота, почти неслышного.

— Отец делает как ты: берет меня на колени, крепко обнимает. И говорит, что теперь я — его любимая женушка, раз мама умерла. В прошлое воскресенье он поцеловал меня в шею и чуть-чуть ниже. Я боюсь его, правда боюсь, Мимин!

Сердце молодой женщины забилось чаще. Однако ей удалось совладать с эмоциями, и она сказала ласково:

— Я понимаю тебя, мое солнышко! Больше ты к нему не пойдешь. Тебе нужно было прийти к нам с мамой. И рассказать обо всем Бетти. И тогда по воскресеньям ты бы оставалась у нее.

— Нет! Жозеф и Бетти говорят, что я обязательно должна навещать отца, потому что он моя настоящая семья. Сначала Онезим приходил по воскресеньям домой обедать, но потом перестал. Его жена, Иветта, ждет малыша.

— И поэтому ты решила убежать! Бедная моя крошка! Ты хорошо сделала, что рассказала мне все. Шарлотта, пообещай, что всегда станешь мне рассказывать обо всех своих беспокойствах. Ты мне как младшая сестричка, никто не причинит тебе зла!

Тело Эрмин сотрясала нервная дрожь. Она не забыла, какой страх ее охватывал, когда подвыпивший Жозеф вез ее домой из Роберваля в коляске. То же довелось испытать и Шарлотте. Жозеф становился слишком ласковым, обнимал чаще и крепче обычного. Симон, старший сын семейства Маруа, который теперь работает в Монреале, рассказал обо всем кюре, и служитель церкви вразумил Жозефа.

— Шарлотта, ты точно все мне рассказала? — поборов смущение, спросила Эрмин.

— Да, Мимин. Мне было очень страшно.

— Думаю, Бетти не отпустила бы тебя жить к отцу, но тебя можно понять. Господи, как же я счастлива, что ты снова со мной! Ты хоть что-нибудь ела?

— Я стащила кусок пирога и несколько печений. Это плохо, я знаю, но мне нужно было взять с собой что-то в дорогу.

Только теперь девочка осмелилась посмотреть на старшую подругу. В ее карих глазах читалось бесконечное доверие. Губки потрескались на морозе, нос покраснел, и все же она была очень хорошенькой.

— Моя чудесная Шарлотта! — нежно сказала молодая женщина. — Сегодня я с тобой не расстанусь. Ни на секунду!

— Мне бы хотелось, чтобы ты еще спела! Это было так здорово! Когда я тебя услышала, мне перехотелось садиться на поезд.

— Нам обеим очень повезло, — пошутила Эрмин, у которой снова навернулись слезы на глаза. — Куда ты собиралась ехать?

— В приют, который в Шикутими. Монахини всегда очень добры к маленьким девочкам.

— Ты права, сестры позаботились бы о тебе, но я, как бы я расстроилась! Бетти так причитала, будто ты уже умерла. Нам пора возвращаться в Валь-Жальбер, дорогая. Даже Жозеф тебя ищет. Он устыдился своих слов.

— Но я останусь с тобой? — взмолилась девочка.

— Разумеется, останешься!

* * *

Часом позже Шинук повернул на улицу Святого Георгия. Верхом на нем сидела Эрмин, прижимая к себе Шарлотту. Девочка держалась за конскую гриву. Возле дома семейства Маруа собралась небольшая толпа. Эрмин увидела Жозефа и Элизабет с сыновьями Арманом и Эдмоном, Ханса Цале, Жюля и Онезима Лапуантов, мэра, владельца отеля-ресторана, пару любопытствующих и нескольких жителей поселка с супругами, которые сгрудились вокруг Лоры. Послышались возгласы радости и облегчения.

— Где Тошан? — спросила Эрмин.

— Он еще не вернулся, — поспешила ответить Лора. — Слава Иисусу, ты ее нашла!

Молодая женщина кивнула в ответ. Шарлотта же застыла от ужаса, увидев в толпе лицо своего отца, все в красных прожилках.

— Шарлотта очень устала, — громко заявила Эрмин. — Я пообещала, что буду за ней ухаживать. Поэтому я забираю ее к нам в дом. Она не хочет ни с кем разговаривать. Арман, пойдем с нами, уведешь домой Шинука.

Приправленная нотками гнева уверенность в правильности своих действий, которой были проникнуты слова молодой женщины, вызвала всеобщее уважение. Ее белокурые волосы искрились на солнце, на щеках играл розовый румянец, а голубые глаза казались еще больше, чем обычно.

— Какая красавица! — заметил незнакомец в черном пальто и фетровой шляпе. — Мне кажется, я где-то ее уже видел.

Эти слова были адресованы старому тележнику Эзебу, зябко кутавшемуся в непромокаемый плащ.

— Ба, да ее все тут знают! — ответил он. — Это наш соловей, найденыш, которого сестры подобрали на пороге монастырской школы. Они научили девочку петь, и теперь она поет лучше ангелов небесных!

Незнакомец зажег сигарету. Прищурив глаза, он взглядом хищника на охоте рассматривал Эрмин. Его одежда, горделивая осанка, легкий запах дорогого одеколона выдавали в нем представителя зажиточных слоев общества.

— Так, значит, это она пела в Шамборе, на рождественской мессе! Помнится, мне говорили, что девушка живет в Валь-Жальбере. Правда, довольно странно видеть ее в таком наряде.

И добавил сквозь сжатые, очень белые зубы, но уже по-английски:

— Я предлагаю соловьям золоченую клетку, чтобы они пели еще лучше!

Эзеб из сказанного не понял ни слова, и все же предпочел отодвинуться подальше от этого элегантного господина. Вокруг гудели голоса. Люди, собравшиеся на поиски девочки, и просто любопытствующие двинулись вслед за лошадью. В итоге через несколько минут все они оказались у дома Лоры.

Эрмин взбежала на крыльцо. Она услышала громкий крик сына. Мукки плакал, потому что был голоден.

— Объяснись хотя бы с господином Лапуантом, — успела шепнуть Лора на ухо дочери. — И с Маруа!

— Не сейчас! — ответила ей молодая женщина. — Мама, пусть подождут. Я покормлю малыша и расскажу тебе, что произошло. Шарлотта остается у нас, я ее никому не отдам.

Лора покорно кивнула и вернулась к ожидавшим ее жителям Валь-Жальбера. В поселке она, вдова богатого промышленника, пользовалась всеобщим уважением. Элизабет, прижимая к груди дочку, прошла мимо нее и скрылась в доме. Обеспокоенная Мирей с вопящим младенцем на руках наконец вздохнула с облегчением:

— Шарлотта, ну и поволновались же мы из-за тебя!

— Ну, признавайся, где ты пряталась? — строгим голосом спросила Элизабет.

— Пожалуйста, не надо повышать голос. Оставьте ее в покое! — отрезала Эрмин, прикладывая Мукки к груди. — Радость моя, садись со мной рядышком. И ни о чем не беспокойся.

Не успела она закончить фразу, как на улице послышались собачий лай и звон бубенчиков.

— Тошан вернулся! Ты слышишь, Шарлотта?

Дверь распахнулась. Высокий, крепкого сложения двадцатипятилетний мужчина вошел в гостиную. На плече его танцевала черная коса, одет он был в куртку из волчьего меха. На его смуглом лице с правильными чертами читалась искренняя радость. Сказывалась смесь индейской и ирландской кровей — Тошан был потрясающе красив. Мягко ступая, он подошел к Эрмин и сидящей рядом с ней Шарлотте.

— Все встало на свои места, — глубоким теплым голосом сказал он.

В черных глазах отразилось удовлетворение. Эрмин кончиками пальцев погладила его по щеке. Она была уверена, что ее муж — самый красивый мужчина в мире.

— Все встанет на свои места до наступления вечера, — поправила она супруга.

Не выказав удивления, Тошан наклонился и поцеловал юную жену в полуобнаженную грудь. Мирей быстро отвернулась, Элизабет издала смущенное восклицание. Улыбка осталась только на обрамленном темными кудрями личике Шарлотты.

Тошан отошел и устроился в кресле у окна. Он успел заметить недовольную гримаску на лице тещи. Лора, как и Элизабет, сочла его поступок не совсем приличным. Мукки продолжал сосать материнскую грудь в полнейшей тишине. Однако у каждого, кто находился в эту минуту в гостиной, в голове бродили отнюдь не самые безмятежные мысли.

Тошан думал о том, сколько времени ему придется провести в Валь-Жальбере. Они с Эрмин еще не говорили об этом: с поспешным отъездом и трудностями путешествия им было не до этого.

«Спрошу у нее сегодня же вечером, — успокоил он себя. — Я знаю, ей хотелось бы оставаться здесь как можно дольше, но мне-то чем себя занимать? В пристройке полно дров, а в кухне — еды. Что ж, в худшем случае пойду поохочусь».

И он бросил мрачный взгляд за окно — белое пространство с редкими кленами, березами и елями. Он снял куртку и шерстяной жилет. В доме, по его меркам, было слишком жарко.

Лора, устроившись за инкрустированным столиком, делала вид, что листает журнал. Время от времени она с тревогой поглядывала на зятя, одежда, длинные волосы и манеры которого ее раздражали. В этой комнате с красивыми безделушками, мебелью из дорогого дерева с шелковой обивкой, светлого оттенка коврами он был явно не на своем месте.

«Этот юноша похож на зверя в клетке! — с сожалением подумала Лора. — На очень красивого зверя, этого я не стану отрицать. Но он никогда не привыкнет к комфортной монотонной жизни, которой мы здесь живем».

Несколько минут она любовалась милой картиной, которую являли собой Эрмин с младенцем, потом подавила вздох.

«Как бы мне хотелось, чтобы моя дорогая девочка и этот прекрасный малыш остались со мной! — сказала себе Лора. — Мне не суждено было стать матерью мальчика, но у меня есть право видеть, как растет мой внук Жослин. Да, для меня он Жослин, а не Мукки! Индейские имена меня смущают. О, вспоминаю, какое лицо было у моего зятя, когда вчера за ужином я назвала его Клеманом! Нет, сегодня же вечером я поговорю с Эрмин. Я хочу знать, что они планируют на будущее. Лишь бы только не уезжали!»