Этот крик души привел всех в замешательство. Бадетта осторожно присела на стул, как если бы хотела дать понять, что ее нет в комнате. Мирей вышла, но решила побыть в коридоре, чтобы, если понадобится, высказать свое мнение. Жослин же только потер подбородок.

— Лора, не говори глупостей! Шарлотта, если это шутка, то плохая. Посмотри, как расстроилась Лора!

— Не нужно догонять Эрмин, — сказала девочка. — Она собиралась после полудня, навестив Талу, переправиться через озеро. Теперь она наверняка в Перибонке. Ей ничего не грозит, поверьте, у нее есть деньги, еда, теплая одежда.

— И кто же приготовил ей эту еду? — угрожающим тоном спросила Лора. — Мирей, ты знала об этой дурацкой вылазке и не сказала мне ни слова? На этот раз я точно выставлю тебя за дверь! Я не потерплю секретов, предательств и лжи!

— Мой бедный друг, успокойтесь! — осмелилась подать голос Бадетта. — Посмотрите на ситуацию с другой стороны. Эрмин стремится к своей любви, ради Тошана она готова преодолеть любые опасности… Это прекрасно. С ней ничего плохого не случится, я в этом уверена. Когда-нибудь она расскажет своим детям о Рождестве 1934 года, и они будут слушать, затаив дыхание!

Лора взяла себя в руки. Она осознала, что только что поставила себя в глупое положение перед человеком, чьей дружбой дорожила.

— Простите меня, Бадетта, я совершенно изнервничалась за последнее время! Давайте выпьем чаю и подумаем вместе! Но поймите меня: знать, что твоя родная дочь сейчас, может быть, бредет посреди темного леса — это любого приведет в ужас!

— Ты права, дорогая, — подхватил Жослин. — Я тоже очень расстроен. Но даже если бы я сейчас же уехал, правда, не знаю на чем, я бы ее не догнал. Эрмин умная и осторожная девушка, она наверняка наняла себе сопровождающего. Если она осталась на ночь в гостинице в Перибонке, то остаток пути одолеет завтра, при свете дня. Ты обижена, это естественно, потому что сегодня Рождество. Но если ей и вправду удастся помириться с мужем, это будет лучший подарок и для нее, и для нас. И, прошу тебя, не впутывай во все это невинное дитя!

— Золотые слова, — вздохнула Бадетта.

Лора заплакала. Сидящий с ней рядом Жослин погладил ее по плечу. Этот нежный жест ее утешил.

— Давайте помолимся, чтобы наша Эрмин поскорее увиделась с Тошаном, — вздохнула она. — Что меня огорчает, так это то, что много дней мы не получим от нее новостей. Что ж, нужно полагаться на Бога!

— Вы правы, — сказала Бадетта. — Я, например, верю в ангелов-хранителей.

— Вроде сестры Марии Магдалины? — сказала Лора с задумчивым видом. — Эрмин рассказывала вам об этой молодой и красивой монахине, которая хотела ее удочерить, но за два дня сгорела от испанки? Моя дочь считает ее своим ангелом-хранителем. Я думала, вы это знаете.

— Нет, — воскликнула Бадетта. — Решительно, сегодня вечером я засижусь допоздна — буду писать, чтобы ничего не забыть!

Красноречие Лоры с этой минуты не иссякало: она была рада раскрыть страницы своего прошлого перед Бадеттой, которая, возможно, напишет об этом историю. Шарлотта ускользнула из комнаты, прихватив с собой Мукки. Мирей возвратилась к плите. В дом вернулся мир.

За окном снова пошел снег. На возвышенности, с которой низвергался водопад реки Уиатшуан, завыл волк. Потом, в поисках добычи, он ускользнул в лес. Зима сжимала свои объятия.

Перибонка, в тот же вечер

Альбер протянул руку, чтобы помочь Эрмин выпрыгнуть из саней. Гамелен бушевал: он проиграл пари, потому что дорога по озеру заняла у него на полчаса больше, чем он рассчитывал. Из соображений безопасности, поскольку лед местами еще был недостаточно крепким, ему пришлось пару раз выбирать обходной путь.

— Это все из-за вас! — снова крикнул он молодой женщине. — Вы, может, и не весите много, зато весят ваши корзина и сумка!

— Я пообещала вам шестьдесят долларов, если вы проиграете. Я дам вам еще десять, — сказала она.

— Честное слово, вы что, спите на золоте? Интересно, сколько же у вас при себе?

Бывший грум нахмурился и предупреждающе посмотрел на Эрмин. Та поняла, что нужно быть осторожнее.

— Не так уж много, — ответила она. — Когда вы получите обещанное, мне останется долларов двадцать на номер в гостинице и на ужин.

При этих словах сердце ее сжалось. Все-таки грустно было оказаться в такой праздник вдалеке от семьи!

«Если бы я только смогла сегодня вечером добраться до Тошана — но это невозможно!» — подумала она.

Зазвонили колокола маленькой церкви. Эрмин с трудом сдерживала слезы. Она вспомнила свое детство в монастырской школе и как в первый раз пела «Ave Maria» в Валь-Жальбере.

«Мне тогда было восемь… Мать-настоятельница репетировала со мной и делала руками жесты, как дирижер оркестра!»

— Мадемуазель Эрмин, идемте скорее в гостиницу, погреемся! — позвал ее Альбер. — Я по привычке называю вас «мадемуазель». Не обижайтесь!

Присутствие молодого человека вселяло в нее уверенность. Поездка на санях обошлась без неприятностей, Гамелен хорошо справлялся с упряжкой. Собаки бежали быстро, несмотря на встречный ветер. Альбер пытался с ней разговаривать, но быстро умолк, чтобы закрыть рот шейным платком.

Они вошли в гостиницу. На Эрмин нахлынули воспоминания. Тошан привез ее сюда после церемонии их бракосочетания в пустыни Святого Антония, что недалеко от Лак-Бушетт. Ей в то время казалось, что она переживает невероятное приключение, покинув родной поселок и вновь обретенную мать.

«Мы были так влюблены друг в друга, — вспоминала она. — Но я стыдилась удовольствия, которое испытывала, не осмеливалась полностью ему отдаться. В одной из комнат, там, на втором этаже, я смогла преодолеть стыдливость, и это было великолепно. А утром я открыла для себя ревность, увидев, как Тошан смеется и разговаривает с двумя здешними девушками».

В зале было накурено и шумно. У тех, кто собрался здесь под выкрашенными в желтый потолочными балками, украшенными еловыми ветками, не было семьи, с которой можно было бы отметить праздник. Клиентура состояла в основном из закоренелых холостяков, любителей карибу и джина, и охотников-следопытов.

Гамелен толкнул Альбера, прежде чем устроиться у стойки. Глядя на парня с насмешкой, он сказал:

— Ну что, дружище, выпьем по стаканчику, и в обратный путь! Меня ждут у тетки Берты. Она пообещала мне хороший пирог с мясом и картошкой.

Эрмин сняла свою шапочку, и ее белокурая головка засияла на фоне темных фигур мужчин с загорелыми бородатыми лицами. Официантка с удивлением посмотрела на нее.

— Хотите комнату, мадемуазель? — спросила она. — Если вы здесь проездом, то вам будет спокойнее наверху. Я могу принести вам поесть.

— Я пока еще не знаю, — ответила молодая женщина, у которой появилась идея.

«Тошан может быть сейчас в Перибонке! Он здесь многих знает и не захочет оставаться один в праздничный вечер. Есть шанс, что он приедет!»

Она посмотрела на свои наручные часы. Была половина шестого вечера. Эрмин удивилась: ей казалось, что из Валь-Жальбера она выехала давным-давно. Ранняя зимняя ночь наступила, когда они еще были на середине озера.

— Мадемуазель Эрмин, что вы будете пить? — спросил у нее Альбер. — Может, глоток джина? Согреетесь!

— Нет, мне вполне хватит кофе, — ответила она, рассматривая мужчину, сидевшего за столом в глубине зала.

Ее поведение удивило бывшего грума. Он спросил шепотом:

— Вы ищете своего мужа? Я никогда не видел этого Дельбо, но официантка может вам помочь.

Она кивнула, оценивая необычность сложившейся ситуации. Три дня назад она стояла на сцене Капитолия и публика аплодировала ей стоя. Но она была чужой в этом поселке, местная гордость которого именовалась «Мария Шапделен». Луи Эмон описал в своем романе обычную жизнь этой части региона Лак-Сен-Жан, пожив некоторое время в семье фермера Самюэля Бетара. Бадетта, которая была прекрасно информирована, сказала, что скоро здесь откроется музей[63].

У Эрмин не было выбора — она останется ночевать в гостинице. Никто не согласится проехать много километров, чтобы отвезти ее к хижине Талы, особенно в праздник. И она приготовилась провести самый одинокий и мрачный рождественский вечер в своей жизни.

— Мадемуазель, я все-таки возьму номер, — обратилась она к официантке. — Я надеялась, что встречу здесь мужа, но увы! Вы наверное, часто видите Тошана Дельбо?

— Милостивый Боже, так вы — жена Тошана? — воскликнула та. — Он был здесь вчера в полдень. Я подала ему миску бобов с салом. Он очень переживал об этом ребенке, которого оставил в больнице, в Робервале.

Игла ревности вонзилась Эрмин в самое сердце. Официантка была грациозной, пухленькой и темноволосой. Судя по смуглому оттенку ее кожи, можно было предположить, что среди предков у нее были индейцы. И Тошан рассказывал ей о личном!

— Я еду к нему, — сказала молодая женщина. — Завтра же! Я бы уехала и сегодня, но никто не захочет меня отвозить!

— А как вы собираетесь ехать завтра? В комнате дымно, и видно плохо, но за окнами, похоже, снова идет снег.

— На меня можете не рассчитывать! — воскликнул Гамелен. — Я возвращаюсь в Роберваль. А ты, Альбер?

— И я с тобой! Меня тоже ждут дома.

Его рыжие волосы по блеску соперничали с шевелюрой Эрмин. Он протянул ей руку на прощанье.

— Веселого Рождества, мадемуазель певица, идо встречи! — сказал он и ушел.

— И вам веселых праздников! И спасибо! — вежливо отозвалась она.

— Вы певица? — тотчас же спросила официантка. — Тошан никогда не рассказывал. Хотя, нужно признать, он не слишком разговорчив. И какие вы песни поете?

— Оперу и церковные гимны, — ответила Эрмин, которая теперь торопилась подняться в номер, чтобы не вдыхать дым, не слышать шума и не видеть, как смотрят на нее мужчины.