Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа

Прежние страхи преследуемого человека ожили в нем. Он снова ощутил нависшую над собой угрозу, снова почувствовал себя последним трусом. Приятная жизнь, которая до сих пор казалась ему чудом, могла закончиться в любой момент.

— Жослин, — позвала Лора, — я слышу плач Луи. Сходи и принеси его, пожалуйста! Наш ангел проголодался!

Видя, что отец погружен в задумчивость, Эрмин сама предложила сходить за малышом. Она поднялась на второй этаж и склонилась над лежащим в колыбели пухленьким младенцем. Тот моментально замолчал и замахал ручонками.

— Иди ко мне, шалунишка. Какой ты тяжеленький! Мама права, ты растешь не по дням, а по часам.

С ребенком на руках она заглянула в комнату к Мадлен. Молодая индианка как раз переодевала двойняшек, которые рядышком лежали на краю кровати с подложенными под попы чистыми пеленками и, улыбаясь от удовольствия, дрыгали голыми ножками.

— Посмотри, Эрмин, как они радуются, когда я снимаю пеленки, — заметила кормилица.

— Да, ты права, — согласилась та. — Ты ухаживаешь за ними лучше, чем я. Скоро они решат, что это ты — их мама. Здесь я тоже потерпела неудачу.

Она задохнулась от желания расплакаться. Это было невыносимо: Лоранс и Мари очень привязались к Мадлен. Только она могла их успокоить и укачать.

— Я могу уехать, если хочешь, — сказала кормилица. — Так будет даже лучше, потому что я очень привыкла к тебе, Эрмин. Если мы расстанемся сейчас, мне будет легче.

— Об этом не может быть и речи! — возразила молодая женщина. — Разве что ты скажешь, что сама этого хочешь. Без тебя у меня не хватит решимости остаться на всю зиму в Квебеке. Ты же не наемная работница, ты — член моей семьи, ты — двоюродная сестра Тошана, который для меня все еще супруг перед Богом, в которого я верю. Он прогнал меня, но так легко он от меня не отделается!

— Прекрасно сказано! — заявила Мадлен. — Ты готова сражаться, меня это успокаивает. Ты выглядела такой печальной…

— Я рассказала родителям правду, и теперь мне стало легче.

— В Квебек ты должна ехать радостной, без печали на сердце. Ты будешь петь на сцене, это твоя мечта, и нужно идти к ней с открытой душой.

Кормилица добавила, понизив голос:

— Быть может, совсем не из-за тебя мой кузен Тошан так разозлился.

Мадлен закусила нижнюю губу, как если бы уже пожалела, что сказала больше, чем нужно. Эрмин подошла ближе и посмотрела на нее умоляюще:

— Ты что-то знаешь? Прошу тебя, расскажи! Мне станет легче, если я буду знать, что не одна во всем виновата!

Луи беспокойно заерзал у нее на руках. Эрмин дала ему пососать свой мизинец.

— Это касается моей тети Талы, — начала кормилица. — Я думаю, Киона — ее собственная дочь. Она просила меня ее покормить, ты это помнишь, но когда я принесла девочку назад, то увидела у тети на платье мокрое пятно возле левой груди. Это было молоко, я уверена! И ночью Киона ни разу не плакала. Если у Талы был любовник и от этой связи родился ребенок, Тошан счел себя обесчещенным. Он гордый и дорожит репутацией матери. Это могло озлобить его, наполнить его сердце желчью и ненавистью. Ты не знаешь некоторых вещей, Эрмин. Белым мужчинам очень нравятся индианки, их смуглая кожа и то, что женщины моего народа не такие стыдливые и более веселые. Не хочу тебя шокировать, но так было всегда.

Эрмин была очень удивлена услышанным. Оглушенная криком Луи, который понял, что из пальчика ему молока не добыть, она спросила:

— А почему ты говоришь о белом мужчине? Киона совсем не похожа на метиску! Тала могла влюбиться и в монтанье.

— Нет! Если бы это было так, Тошан приказал бы ей выйти замуж за своего возлюбленного. К тому же вспомни его полные ненависти слова о переселенцах. Это мое мнение, но, прошу тебя, не говори ничего своим родителям.

— Конечно, не скажу! Это слишком личное, Тошан никогда бы мне не простил. Мы поговорим об этом позже.

Молодая женщина спустилась в гостиную, размышляя на ходу о предположениях подруги-индианки. Если смотреть на ситуацию под этим углом, гнев мужа становился более понятным.

«Но даже если он оскорблен поведением Талы, я, как говорится, не должна расплачиваться за побитые горшки! — подумала она. — А может, Тошан чувствовал себя таким несчастным, я была ему очень нужна, поэтому он пришел в ярость, узнав, что я подписала контракт, не сказав ему ни слова. Да, именно так, я только сделала ему больнее!»

Она передала Луи матери, а сама подошла к одному из окон в гостиной. Дождь закончится, и перед первыми снегопадами будут еще погожие дни… Эрмин представила, как уезжает обратно на север, улаживает ссору между Тошаном и Талой, утешает своего супруга.

«Все снова было бы в порядке, Мукки был бы со мной! Я чувствую, что в силах вернуть Тошана, он не смог бы устоять, если бы я бросилась к нему в объятия совершенно нагая… Потом нам было бы легче помириться!»

Щеки ее порозовели, когда она представила, что было бы дальше, и Эрмин решила на этом остановиться. Такие картины — самое интимное, что есть у каждой супружеской пары. Охваченные жаром желания, жаждущие тела освобождаются от всех табу и стыдливости, растворяются друг в друге, открытые наслаждению. Она тряхнула головой и вспомнила широкую сцену Капитолия, ослепляющий свет прожекторов, красивую отделку лож, подаренные Дюплесси розы. Зима в Квебеке показалась ей неплохой альтернативой тоске, переживаниям по поводу ссоры, которая разлучила их с мужем. Родители будут рядом, Мадлен и Шарлотта тоже. У них на глазах Сен-Лоран покроется льдом.

«Я хочу новых впечатлений, хочу пожить так, как живут в Квебеке, — думала она. — Я навещу Бадетту, она, конечно же, очень удивится. Улицы украсят к Рождеству, всюду будут гореть праздничные огни, это будет так красиво! За это время Тошан сумеет уладить свои разногласия с Талой, если они есть. Мадлен ведь может ошибаться… Моей свекрови сорок три, и она была вполне довольна своим одиночеством».

Одолеваемый разными, часто противоречивыми мыслями, ее разум взвешивал все «за» и «против».

«Если Киона — дочь Талы, значит, она сестра Тошану. И он хотел ее защитить, предложив ей свое гостеприимство. Теперь мне понятен уход свекрови, даже, скорее, ее изгнание. Ей пришлось подчиниться воле сына. Господи, как все сложно!»

В конце концов, эта путаница даже успокоила ее. К Эрмин вернулась уверенность, что ей удастся побороть холодную ярость супруга. Самое трудное во всем этом — разлука с сыном. Она очень скучала по нему, по его серебристому смеху, по топоту в коридоре и поцелуям перед сном. И все же она ни на секунду не сомневалась, что Тошан позаботится о мальчике. Знала она и то, что Тала, прекрасная бабушка, нежная и опытная, с удовольствием развлекает внука с утра до вечера.

— Эрмин, дорогая, — сказала Лора, — не терзайся так! В жизни супругов не бывает непреодолимых препятствий. И мы с отцом — тому живой пример.

Молодая женщина обернулась и робко улыбнулась родителям.

— Не беспокойтесь за меня, ко мне снова вернулась надежда. Как и советовала Тала, мне остается только идти своим путем. Я даже хочу поскорее оказаться в Квебеке, начать репетировать роль. Я не могу упустить такой шанс!

— Очень рад это слышать, — сказал Жослин, — и видеть на твоем лице улыбку. У меня сердце останавливалось, когда я смотрел на твое грустное личико. Мы поддержим тебя, дорогая. Вся наша семья с тобой и верит в тебя!

— Спасибо, мне очень приятно это слышать. Я сделаю все, чтобы вас не разочаровать, — ответила молодая женщина, слегка удивленная внезапным энтузиазмом отца.

Отъезд запланировали на тридцатое августа, чтобы в назначенный день Эрмин смогла явиться в Капитолий.

Для того чтобы разместить всех членов семейства Шарден-Дельбо, понадобилось целое купе. Отъезд с вокзала в Шамборе не прошел незамеченным. Люди оглядывались на Мадлен и Шарлотту, которые держали на руках по двойняшке в вышитом платьице и белом чепчике. При этом кормилица-индианка, в сером платье и заплетенными в косы волосами, вызывала больше любопытства, чем робкая девочка-подросток с грустным лицом. Лора, как всегда очень элегантная, говорила много и громко. Беспокоясь о багаже, она активно жестикулировала. Высокая фигура Жослина в бежевом костюме и соломенной шляпе тоже привлекала взгляды, столько было в ней силы и энергии. Эрмин прижимала к себе Луи, чтобы его, не приведи Господь, никто не толкнул. Молодая женщина, одетая в голубое, под цвет ее больших глаз, платье, притягивала к себе горящие взоры мужчин всех возрастов. Ее шелковистые волосы цвета льна также вызывали всеобщее восхищение.

Мирей тоже пришлось отправиться в путь, что ее совсем не радовало. Она надеялась провести зиму в Валь-Жальбере и сидеть, как она любила говорить, сложа руки. Однако Лора заявила, что не сможет без нее обойтись.

— Так наймите кого-нибудь в городе! Вы легко найдете кухарку, потому что кризис еще не закончился, — предложила домоправительница.

— Нет! Никто не сможет готовить, как ты, и, кроме того, ты привыкла к моим капризам. Не спорь, тебе будет полезно посмотреть на людей!

И Мирей подчинилась требованию хозяйки. Ей даже польстило то, что ее считают незаменимой. Теперь она сидела у окна и осматривала содержимое двух корзин, в которые умудрилась уложить столько провизии, что ее хватило бы на целый полк.

Мадлен, похоже, наслаждалась поездкой. Она никогда раньше не путешествовала на поезде и теперь расширенными от удивления глазами рассматривала все вокруг.

— Как быстро мы едем! — снова и снова повторяла она.

Эрмин удивлялась ее хорошему настроению. Молодая индианка наотрез отказалась забирать дочку из приюта сестер Нотр-Дам-дю-Бон-Консей в Шикутими. Они с Эрмин собирались съездить туда накануне, и тоже на поезде, но в последний момент Мадлен передумала, и теперь, похоже, не жалела о своем решении.