Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Дыхание ветра

— Бывало такое, когда он злился на меня. А вы с Симоном не поссорились?

— Да нет же, совсем нет! И еще: он так холодно посмотрел на меня, уверяю тебя. И он мне сказал, что я должна вести себя как серьезная девушка, мне, мол, не хватает сдержанности. В одном Мирей права: уж Арман бы меня не оттолкнул! Он был бы просто счастлив, если бы я вздумала поцеловать его в губы. Наверное, Симон меня не любит!

У Эрмин тоже были кое-какие сомнения на сей счет, но она решила, что сейчас не время их высказывать.

— Он же решил на тебе жениться. Зачем ему это, если он тебя не любит? Шарлотта, не воспринимай это так трагически. Жозеф с Бетти воспитали всех своих троих детей в строгости, в страхе перед грехом. Если тебя это успокоит, я могу переговорить с Симоном. Хорошо?

— Согласна. Да, я выйду за него замуж, даже если не нравлюсь ему. Когда мы будем жить вместе и каждую ночь спать вдвоем, он в конце концов привяжется ко мне. У нас будут дети, так что он не осмелится бросить меня, как бросил других своих невест.

— Ну, это были не совсем невесты, — заметила Эрмин. — Я знаю Симона. Когда ты станешь его женой и матерью его детей, он ни за что тебя не бросит. Вытри слезы, Шарлотта. По совету Октава мама подарила мне французские пластинки. Тебе надо послушать Эдит Пиаф, как она поет «Мой легионер».

Чтобы развеселить девушку, да и ради собственного удовольствия, Эрмин напела вполголоса:

— Очень мило! — заметила Шарлотта. — Мимин, обожаю, когда ты поешь! Ты разучишь эту песню?

— Если мама прежде не выбросит пластинку! — пошутила Эрмин. — Она так смутилась, что эту песню услышали дети. Кстати, есть одна песня, которую я непременно хочу перенять — у Рины Кетти. Такая красивая, волнующая — «Буду ждать тебя».

— Тогда давай сейчас же спустимся, чтобы и я могла послушать, — загорелась вдруг Шарлотта. — Это отвлечет меня от мыслей.

Взявшись за руки, они вышли из комнаты, сбежали вниз по лестнице и присоединились к Лоре и Жослину. Живые и грациозные, внешне они были совершенно непохожи: одна — блондинка с молочно-белой кожей, другая — шатенка с матовым цветом лица. Уже ночь наступила на дворе, а снег все так же шел и шел. На кухне гремела кастрюлями Мирей, и в теплом воздухе витал соблазнительный аромат рагу со свининой.

Стоял последний день 1939 года, последний день хрупкого покоя в стенах этого богатого особняка.

Эрмин сдержала свое слово и на следующий день, еще до полудня, надела снегоступы, закуталась потеплее и направилась к дому Маруа. Погребенный под плотным снежным покровом, Валь-Жальбер, как никогда, напоминал поселок-призрак. В голове Эрмин звучало множество новых мелодий. Накануне, уложив детей спать, они еще раз прослушали пластинки «воробышка» Пиаф, Жана Саблона, Рины Кетти и Нинон Валлен.

— «Меня для всех вас нет как нет, никто не скажет мне „Привет!”», — напевала она, поглядывая на здание приходской школы для девочек.

Случай ей благоприятствовал. Симон сгребал лопатой снег с крыльца. Он приветствовал ее улыбкой, но больше не промолвил ни слова.

— Доброе утро, Симон. Пришла пожелать тебе счастливого Нового года, года твоей свадьбы.

Молодой человек отставил лопату и в знак приветствия слегка приподнял шерстяной картуз. Со скорбным видом посмотрев на нее, он сказал:

— Думаю, Мимин, этот тысяча девятьсот сороковой год никому не принесет счастья. А насчет свадьбы еще ничего не решено.

Похоже, опасения и сомнения Шарлотты были не беспочвенны.

Эрмин окинула взглядом правильные черты лица этого взрослого мужчины.

— Что-то у тебя не очень радостный вид, — заметила она. — Спрашивается: почему? Соберись! Если бы я опустила руки, то дни напролет лежала бы на кровати и плакала. Тошан снова уехал, а в Европу их отправят, возможно, не раньше весны, так как из-за льда суда не могут уйти из Квебека.

— Пройдем туда, я тебе все объясню, — пробормотал Симон.

Она пошла вслед за ним к хлеву. В детстве они прятались там, задумывая какую-нибудь шалость или рассказывая друг другу о сокровенном. Шинук фыркнул и заржал: так он обычно приветствовал Эрмин.

— Хорошая лошадка, узнала меня, — с радостью заметила она, поглаживая его по шее.

— Мимин, — начал Симон, — у нас эти праздничные дни получились какими-то не очень радостными. Я не знаю, в чем, собственно, дело — черт возьми! — но у матери что-то не ладится. Отец все время грубит ей, оскорбляет ее. Вчера вечером я даже думал, что он ее ударит. Он снова начал пить.

— О Боже, — вздохнула искренне огорченная Эрмин, — бедная Бетти!

Жозеф Маруа, когда напивался, становился опасным, как разъяренный дикарь. Бывший рабочий был способен на самое худшее. В прошлом его детям доставалось от него: за малейшую провинность им грозила порка.

— А при чем тут Шарлотта? — добавила она. — Вчера ты обидел ее, оттолкнул. Разве она должна расплачиваться за скверный характер Жо?

Молодой человек тут же отвернулся, но она успела заметить смущение на его лице.

— Мне так неприятно видеть ее несчастной, — продолжала она. — Ты вправе отменить вашу помолвку, ты не раз так поступал. Ну а она из случившегося сделала вывод, что ты к ней не испытываешь никаких чувств.

— Но это не так, есть у меня к ней чувство! — воскликнул он. — Шарлотта прелестная, ласковая, веселая и умная. Лучшей жены для меня не придумаешь. Но, на мой взгляд, она ведет себя чересчур настырно. Понимаешь? Не пристало порядочной девушке бросаться на меня, лезть целоваться. Я предпочитаю сам выбирать момент. И потом, у меня тяжело на душе, когда я вижу, как страдает мать.

Взволнованная Эрмин сочувственно положила руку ему на плечо. Она действительно воспринимала его как старшего брата, которого у нее не было.

— Я зайду к вам, навещу Бетти, — сказала она. — А ты сегодня же появись у нас и успокой Шарлотту. Сегодня Новый год, можешь поцеловать ее как следует — никто не осудит. Приведи с собой Мари — пусть поиграет с детьми.

— Там видно будет! Я не решаюсь оставить мать наедине с отцом. Арман сейчас там, но после полудня он пойдет пешком в Роберваль. Его же не привяжешь к дому — он идет на танцы.

Смятение, которое читалось на его лице, было искренним. У Эрмин снова возникло навязчивое ощущение, что в последний месяц все идет наперекосяк, но тут же отругала себя за то, что впадает в пессимизм. Жозеф Маруа никогда не был образцовым любящим мужем. Он считал, что в порядке вещей демонстрировать свою власть, даже злоупотреблять правами главы семьи.

В то же время ей на память пришел так называемый кузен с его странными повадками, который, похоже, бежал из дома Бетти, словно совершивший преступление грабитель. Она даже была уверена, что узнала его, когда выходила из церкви в рождественский сочельник.

— Может, твои родители поругались, а теперь все еще сердятся друг на друга, — возразила она спокойно. — Не можете же вы с братьями всегда быть рядом с ними. Ну, помирятся они в конце концов.

Симон пожал плечами. Поддавшись какому-то непроизвольному порыву, Эрмин поцеловала его в щеку, а он на несколько мгновений с глубокой нежностью прижал ее к себе.

— Мимин, не оставляй меня, ты же мне сестренка, хоть и не кровная, — с благодарностью произнес он.

Она почувствовала, что в его карих глазах вот-вот заблестят слезы, и это ее обеспокоило. Симон был не из слезливых, и впервые он показал ей свою привязанность.

— Что с тобой? — спросила она. — Только не неси всякий вздор, выкладывай все по правде!

— Пропади все пропадом! — усмехнулся он, отпуская ее. — Ничего со мной. Меня торопят с женитьбой, чтобы я жил отдельно от родителей. Ступай, передай наилучшие пожелания маме — она будет рада.

Эрмин не стала настаивать на продолжении разговора. Она повернула за угол, а оказавшись на крыльце под навесом, заваленным свежевыпавшим снегом, сняла снегоступы и постучалась в дверь. В ответ раздался звон посуды, и тут же вышел Жозеф. Лицо у него было багровое, взгляд — бешеный.

— Добрый день, Жо! — пробормотала она.

— Добрый день, — прорычал он, спускаясь по ступенькам. — Иди, посплетничай обо мне с моей женой!

Эрмин вошла в дом. Картина была удручающая: перепуганная Мари забилась в уголок и громко плакала. Ее мать, стоя у плиты, тоже плакала. Пол был усеян осколками битой посуды.

— Боже мой! Ну и дела! — вздохнула Эрмин. — Бедняжка Бетти! Мари, девочка моя, иди ко мне!

Эрмин не выносила вида испуганных или несчастных детей, а потому решила принять неотложные меры.

— Мари, тебе надо одеться и пойти играть с Мукки и близнецами, — распорядилась она. — И позавтракать можешь у нас. Если мама разрешит.

— Согласна, — пробормотала Бетти.

И подбодрила девочку:

— Да, Мари, родная моя, делай, что тебе Эрмин велит. Надевай пальто и ботинки и иди к ней домой. И не волнуйся — все теперь будет хорошо.

— Где Арман? — спросила Эрмин. — А Эдмон?

— Жо отправил их на завод навести порядок в турбинном зале. Это в первый день нового года! Я имела глупость высказать свое мнение, а он обозлился, и его было уже не унять.

Мари с припухшими от слез глазами уже оделась. Она поцеловала мать и помчалась во двор. И тут Бетти выкрикнула в отчаянии:

— Мимин, у меня нервы не выдерживают. Жо как встал, так и начал пить. Два стакана карибу, да еще стакан хереса. Ты же знаешь, что ему это на пользу не идет!

— Я поговорила с Симоном в хлеву. Он мне рассказал, что Жозеф не дает тебе покоя. Но в чем дело? Бетти, мне ты можешь открыться. Это из-за твоего кузена?