— Но, мамочка, церкви больше нет, — удрученно сказала Лоранс.

— Увы, нет. Ее снесли семь лет назад, — ответила Эрмин.

Дети приумолкли под впечатлением от увиденного. Они смотрели на опустевшие здания, похожие на игрушечные домики, брошенные посреди гигантского безукоризненно чистого ландшафта.

Эрмин ничего больше не сказала, она испытывала какое-то странное волнение. Прогулка принесла ей больше грусти, чем радости. На нее нахлынула череда образов, напомнив о жизни в Валь-Жальбере в кипучие времена, о теплой атмосфере процветающего рабочего городка, на редкость современного по тогдашним меркам.

— А вот улица Сент-Анн, — сказала она, когда они прошли немного вперед. — Названа так в честь блаженной Анны. Некий месье Станислас Ганьон открыл здесь бакалейную лавку, но вскоре она закрылась. А вот в этом красивом доме жил старший мастер фабрики и мог наблюдать, что на ней творится, прямо из окна своей спальни. На этой ярко освещенной по вечерам большой площадке играли в крикет и теннис.

Мукки бегом бросился к развалинам пакгауза, в котором когда-то размещались вокзал и товарная станция. Зачарованным взглядом смотрел он на здания бывшей электростанции, возведенные у подножия скалистого утеса. А Киона не видела ничего, она не могла дождаться, когда они окажутся около водопада Уиатшуан.

— Мимин, вот она, поющая река! — воскликнула она.

— Да, Киона! Имей терпение, мы подойдем поближе полюбоваться ею, — ласково сказала ей Эрмин.

Вне себя от счастья, девочка затаила дыхание. Несмотря на расстояние, она уже различала тысячи брызг, радужно переливающихся на солнце, в лучах которого искрились фантастические кружева из инея, окаймлявшие водопад.

Близнецы уже бывали на водопаде, и он их ничуть не заинтересовал; они бросились вслед за братом исследовать окрестности электростанции. Эрмин поспешила их остановить.

— Не разбегайтесь! — крикнула она. — Под снегом могут валяться куски железа или ветки. И ничего не трогайте, здесь вам не детская площадка. Если не будете меня слушаться, мы сейчас же вернемся домой. Жозеф Маруа еще здесь работает, обслуживает электростанцию, которая почти превратилась в музей.

Все трое, смеясь, вернулись к Эрмин.

— Десятки рабочих, сменяя друг друга, трудились днем и ночью на целлюлозной фабрике, — продолжила она. — А там, Мукки, куда ты хотел залезть, грузили в вагоны или складывали штабелями тюки целлюлозы, которые потом отправляли во все концы страны и даже в Европу. Кроме того, надо было обслуживать динамо-машину, вырабатывавшую электрический ток, она до сих пор нам служит, и у каждого служащего была своя задача: кто-то чистил механизмы, кто-то смазывал гидравлические прессы. Только что мы прошли мимо дома семьи Тибо, да-да, родителей нашего друга Пьера Тибо. Если бы вы видели, как его отец не хотел покидать Валь-Жальбер!

Взволнованная Эрмин на какое-то время умолкла. Стоит ли рассказывать своим жизнерадостным детям, что Селин Тибо, мать Пьера, умерла от испанки? В 1918 году смертельная эпидемия охватила район, прилегающий к озеру Сен-Жан, унесла также и Жанну, дочь супругов Тибо. «Мне было всего четыре года, но воспоминания о том времени до сих пор свежи в памяти, — подумала она. — Моя дорогая сестра Мария Магдалина, которая хотела меня удочерить, тоже умерла».

Тут Киона схватила ее за рукав. Она была мертвенно-бледной, глаза широко раскрыты.

— Что с тобой, дорогая? — забеспокоилась Эрмин.

— Ничего, ничего, — удивленно улыбаясь, бормотала Киона.

— Да нет же, что-то случилось. Скажи мне!

Эрмин наклонилась, неотрывно глядя на девочку, словно боясь, что та снова упадет в обморок или расплачется.

— Не такой он и грустный, этот твой поселок, — бормотала Киона. — Я видела людей.

Эрмин умоляющим взглядом просила ее продолжать. Мукки и сестры воспользовались моментом, чтобы, толкая друг друга, снять снегоступы.

— Я видела людей, — снова заговорила Киона вполголоса. — Лето. Деревья и трава зеленые-зеленые. Дамы в длинных черных платьях и белых накидках на голове, с крестами на груди, кресты такие, как над кроватью Мадлен. На других дамах тоже красивые наряды: очень длинные юбки и соломенные шляпы. И универсальный магазин открыт. Мимин, это так радостно, так красиво.

— Боже мой! — мягко ответила Эрмин. — Возможно, ты видела какую-то сцену из прошлого, из той поры, когда фабрика еще работала. А ты не сочинила все это, чтобы сделать мне приятное?

Конечно, ее мучили сомнения… Девочка, несомненно, обладала таинственными способностями, но все же была только ребенком, способным что-то выдумать шутки ради или из желания приукрасить действительность.

— Мимин, ну почему ты мне не веришь? Я видела людей, дома с занавесками на окнах, все то, о чем я тебе рассказала.

— Я готова тебе поверить, дорогая моя, — вздохнула Эрмин. — Но то, что ты рассказываешь, просто поразительно!

Киона покачала головой и повернулась к водопаду с выражением священного трепета на лице.

— Уиатшуан никогда не исчезнет! — заявила девочка. — Даже в очень далеком будущем.

— Безусловно! — ответила Эрмин. — Киона, мне тебя жаль. Если видения часто посещают тебя, наверное, тебе бывает страшно?

— Да нет, не очень, — уверила ее Киона.

Мукки со смехом окликнул мать. Он увел девочек с собой на берег реки.

— Стойте! — прикрикнула на них Эрмин. — Ведь вы даже без снегоступов. Поскользнетесь и упадете в воду!

Обеспокоенная Эрмин бросилась к ним, а за ней и Киона, не проявляя при этом никакого волнения, ведь ее друзьям ничего на самом деле не угрожало. А вот зрелище им открылось великолепное. Прозрачный поток с грохотом прорывался меж скалистых круч, поросших обледеневшими хрупкими елочками и кустарником. Уиатшуан напоминал могучее животное, во весь опор мчавшееся вниз с холмов, словно стремясь вырваться из тисков мороза.

От ледяного дыхания реки Эрмин содрогнулась.

— Солнце скоро сядет, и будет очень холодно! — крикнула она. — Дети, отойдите от обрыва! Мукки, ты будешь наказан.

— Нет, Мимин, не надо его наказывать, — вступилась за мальчика Киона. — Он хотел поздороваться с водопадом. Я так рада, что увидела его. Мимин, я хотела бы забраться на самый верх.

— Не сегодня, Киона, — возразила Эрмин. — Проще и приятнее это сделать летом. Я тебя обязательно свожу туда.

Она кинула взгляд в северном направлении. Горизонт застилала гряда больших хмурых туч. Сильный порыв ветра встревожил ее.

— Лучше нам вернуться домой, — решила она. — Мари, Лоранс, надевайте снегоступы. И ты, Мукки, тоже. Мы пройдем по улице Дюбюк, названной так в честь месье Дюбюка, управляющего целлюлозной фабрикой.

Слова замерли у нее на губах. Безмятежность этого прекрасного дня быстро исчезала.

— Дети, поспешим, мне кажется, что скоро начнется снегопад. Киона? Где Киона?

Девочка исчезла. Эрмин показалось, что она наяву видит какой-то кошмар. Сердце учащенно забилось. Она огляделась, все больше и больше впадая в панику.

— Киона! — закричала она. — Наваждение какое-то. Ведь она только что была здесь!

— Мамочка, вот она, вон там, — откликнулся на ее слова Мукки, указывая пальцем.

Странная девочка в снегоступах замечательно ловко проскользнула между грудой камней и спустилась к реке. Вытянув вверх руки, Киона то склонялась, то выпрямлялась, то снова склонялась, будто воздавала почести величественному водопаду. Сильный ветер поднял на реке волны, и одежда и волосы девочки были уже забрызганы водой.

Испуганной и выведенной из себя Эрмин пришлось набраться смелости и спуститься к Кионе, которая, должно быть, не слышала ее из-за рева водопада.

— Да что же ты делаешь? — крикнула она, встряхивая Киону за плечо. — В каком ты виде! Киона, хватит!

— Мимин, не надо сердиться! — воскликнула Киона. — Я набралась силы от Уиатшуана, я попросила его защитить всех нас: мамочку, тебя, Тошана, Мадлен, Мукки и близняшек.

— А я тебе скажу, что к вечеру у тебя поднимется температура и начнется насморк, — оборвала ее Эрмин. — С водой, как и с огнем, шутки плохи.

Киона смирилась и отступила на камни. Все еще сердясь, Эрмин выбрала самый короткий маршрут к родительскому дому, казавшемуся ей сейчас обителью тепла и безопасности. «Как я испугалась, когда Киона исчезла! — думала она. — Боже мой, какой ужас! Но могло быть еще страшнее, если бы вдруг она случайно поскользнулась. Да и Мукки, Мари и Лоранс тоже не слушались меня. Мне надо быть с ними все время начеку и вести себя строже».

Когда они увидели вдали крышу дома Шарденов, в воздухе уже начали кружиться первые хлопья снега. Эрмин прибавила шагу.

— Бегом домой! — приказала она детям. — Мирей, должно быть, уже заждалась. Я зайду на минутку к Бетти, приглашу ее пополдничать с нами, а то она совсем одна.

Быстро темнело. В доме Маруа не горела ни одна лампа. Эрмин обогнула основное здание и вошла во двор, полагая, что соседка в конюшне или в хлеву. Шинук приветствовал ее звонким ржанием.

— Привет, мой храбрый конь! Ну как, оправился от треволнений? А я еще нет, все дрожу по поводу и без повода.

Она погладила его по груди и холке, стараясь не задеть уже затянувшуюся рану. Ее внимание привлек донесшийся снаружи шум, и она отчетливо увидела, как через заднюю дверь из кухни выходит мужчина. Он был в шляпе и обмотан шарфом, так что лица ей разглядеть не удалось. Эрмин увидела только его глаза — мрачные и пронзительные. Он спустился по заснеженным ступенькам крыльца, тревожно поглядывая по сторонам, как вор. Казалось, что он старается остаться незамеченным. Он бесшумно и быстро удалился.

«Что бы это значило? — раздумывала Эрмин. — Боже мой, неужели это грабитель или какой-нибудь бродяга, который напал на Бетти?»

Однако необъяснимое ощущение неловкости помешало ей броситься на помощь. Светская жизнь в артистической среде Квебека приучила ее к двусмысленным и даже фривольным ситуациям. Ей в голову пришло самое невероятное.