— Не выходи из саней, Мадлен, я очень быстро…

— Как следует закрой лицо, — посоветовала ей кормилица.

Хозяйка, изящная женщина с темными волосами и голубыми глазами, широко улыбнулась ей. Затем заговорщицки обратилась к своей клиентке:

— А вы — знаменитый Соловей из Валь-Жальбера? Я слышала ваш дебют в «Château Roberval». Невозможно забыть ваши прекрасные глаза и тембр вашего голоса!

— Да, это я. Как видите, изо всех сил стараюсь защитить горло. Спасибо, мадам!

Она также подметила, что у мадам Терезы совсем небольшой срок беременности, но заторопилась заплатить и буквально сбежала из магазина. Она отдышалась, только когда входила к Тале. Свекровь встретила ее ласковой улыбкой, но при виде озабоченного лица молодой женщины улыбка тут же исчезла.

— Что с тобой, моя маленькая? — поспешила она спросить чуть слышно.

— Тала, теперь мне кажется, что нас везде подстерегает опасность. Я решила не обращаться в полицию, но думаю, что допустила ошибку. Не могу больше жить в постоянной тревоге.

Три женщины совсем забыли о сидевшей возле елки Кионе. Девочка поднялась и схватила Эрмин за руку.

— Мимин, нет никакой опасности! — убежденно произнесла она.

— Почему ты так говоришь? — перебила ее мать. — Иди играй, доченька моя любимая, не забивай свою юную голову нашими проблемами.

Лишний раз Эрмин оценила огромную разницу, существовавшую между методами воспитания у индейцев и белых, в частности, тех, кто жил в этом краю. Она сделала вывод, что при таком подходе, возможно, дети индейцев вырастают более свободными, более умными, чем при суровом отношении требовательных родителей.

— Но Мимин боится, Мадлен боится! — воскликнула обычно спокойная Киона. — А я говорю, что им нечего боятся. Никакой опасности нет.

Киона бегло говорила по-французски, но иногда спотыкалась на каких-то труднопроизносимых словах. Контраст между тонким детским голоском и богатством ее словарного запаса был разительным.

— Я тебе верю, — сказала Эрмин. — Если ты так говоришь, мне теперь ничего не страшно.

— Мне тоже, — вздохнула Мадлен. — Возможно, то, чего мы боимся, далеко, очень далеко.

Кормилица не хотела упоминать о мужчинах, напавших на Эрмин и лошадь. Однако она не сомневалась в том, что из обрывков разговора Киона уловила главное.

— В таком случае давайте немного посидим вместе! — предложила Тала. — Думаю, что к нам еще не скоро заглянут гости. Не будем портить обед, коль мы все тут собрались.

Индианка выглядела спокойной. Она подкинула дров в печь и стала жарить говядину на горячей, смазанной жиром сковороде.

«Она тоже считает, что Киона говорит правду, иначе не выглядела бы такой умиротворенной, — подумала Эрмин. — Возможно, я тревожусь напрасно, эти гнусные типы не вернутся раньше весны. Но все-таки один из них выстрелил в Шинука. Они не отступятся, нельзя игнорировать их угрозы… Если я не пойду в полицию, мне в любом случае понадобится помощь. Тем хуже, расскажу все Симону, заставлю поклясться, что он никому не скажет про Талу. Будет у меня хороший советчик».

Молодая женщина углубилась в свои мысли и невольно возвращалась к воспоминаниям о своей недавней встрече с Овидом. Киона внимательно и зорко смотрела на нее своими золотистыми глазами. Наконец Эрмин повернулась к девочке:

— Дорогая моя, почему ты так на меня смотришь?

— Мне хочется веселиться, — ответила Киона, хотя тон у нее был серьезный.

В качестве гарнира к кускам хорошо прожаренного мяса Тала приготовила жареную в масле картошку. Все четверо с аппетитом поели. Но девочка продолжала почти неотрывно смотреть на Эрмин. Тогда молодая женщина неожиданно вспомнила о том, что пришло ей в голову, когда она уходила из санатория. Но она не знала, как подступиться к Тале.

— Знаешь, Тала, я хотела тебя о чем-то попросить, — начала она. — Скорее всего, ты категорически откажешься. Но это доставило бы мне огромное удовольствие. Ты бы сделала мне самый лучший в жизни рождественский подарок.

— Неужели я владею чем-то настолько ценным? — спросила заинтригованная индианка.

— Да, и тебе будет очень трудно с этим расстаться, — уточнила Эрмин в замешательстве.

Киона затаила дыхание. Мадлен заметила это и покачала головой, понимая, к чему клонит подруга.

— Тала, позволь мне взять с собой Киону в Валь-Жальбер, — произнесла наконец молодая женщина, решившись. — С этим не будет никаких сложностей. Мои родители и Луи приедут только через два дня. А мы вернемся сюда в тот же день утром. Я обещала ей показать мой поселок. Она сможет поиграть с Мукки и близнецами! Я знаю, это нехорошо с моей стороны, потому что ты останешься одна, но, может быть, другой случай не представится. Я подумала об этом утром, когда Киона умоляла нас разрешить ей выйти посмотреть на собак.

Индианка жестом остановила Эрмин. Ее красивое лицо оставалось бесстрастным, на губах мелькнула улыбка.

— Не трать силы на уговоры, моя милая, я согласна, — сказала она наконец. — Я никак не нарушу данное Лоре обещание, а Кионе нужен свежий воздух и простор.

«Обещание, данное маме! — подумала Эрмин. — Главным образом оно касается Луи, который не должен встречаться со своей сводной сестрой. На самом деле Тале будет приятно сознавать, что ее дочь находится под кровом Шарденов…»

Она была совершенно права. Ее свекровь испытывала горькое торжество при мысли, что они сыграют этот трюк с Лорой и Жослином.

— Но я не стану хранить секрет, — добавила тогда молодая женщина. — Хватит с меня недомолвок и лжи. Мои родители согласились со мной. А ты, Киона, довольна? Ты слышала, что поедешь со мной в Валь-Жальбер, в мой поселок?

Девочка была в таком восторге, что не смогла вымолвить ни слова. Ее личико цвета дикого меда озарилось такой необычной улыбкой, что Мадлен со слезами на глазах перекрестилась.

— Спасибо, Тала, я безумно счастлива! — вскричала Эрмин. Она впервые расцеловала свекровь в обе щеки, изо всех сил прижав ее к себе. Удивленная индианка радостно принимала эти проявления чувств.

— Ты сама ребенок, — бросила она, — большой ребенок, который нуждается в утешении. Но будьте осторожны! Я бы хотела, чтобы вы уехали засветло. В котором часу заканчивает работу этот Симон, который должен сопровождать вас на машине?

— Уже скоро, Тала! Он получил инструкцию медленно проехать по улице Сент-Анжель. Но, мне кажется, он не сможет сдержаться и посигналит нам. И мы тогда объявимся.

Киона обрела дар речи и бросилась на шею Эрмин.

— Спасибо, Мимин! Ты такая добрая! А ты, мамочка, не будешь грустить? Я скоро вернусь. Могу я взять с собой куклу и мячик?

— Конечно, — ответила Тала, — но нужно тепло одеться.

— Мимин, а я увижу женщину, которая готовит еду? А совсем замерзший водопад?

Девочка так часто слышала рассказы Эрмин о Мирей, о поселке, о водопаде на реке Уиатшуан, что просто дрожала от нетерпения.

«Если бы сестра Аполлония видела ее сейчас, она бы не поминала дьявола, — подумала молодая женщина. — Это всего-навсего маленькая девочка, которая счастлива, что поедет со мной, что увидит своих друзей!»

Киона принялась скакать по комнате, Тала убрала со стола, а Мадлен помыла посуду. Три женщины болтали, не касаясь темы, которая больше всего их тревожила. Затронули войну в Европе и капризную погоду — то снегопады, то пригожие деньки, солнечные, но морозные. Около трех часов дня Эрмин, уже готовая к поездке, вышла покормить собак. Она все еще не могла поверить в то, что свекровь так быстро согласилась на ее предложение. Вернувшись в кухню, она спросила у нее шепотом:

— Обещаешь мне, что не будешь грустить без дочки и чувствовать себя одинокой? Я даже не предложила тебе поехать с нами. Я подумала, что ты сама не захочешь.

— Правда, — подтвердила индианка. — У меня нет никакого желания вновь оказаться в твоем поселке, где я страдала и телом, и духом.

Она имела в виду Рождество 1933 года, когда она, беременная, побывала у Лоры Шарден вместе с Мадлен. Только что родились близнецы. Тала хотела увидеть человека, которого любила, но Эрмин, ничего не зная об этой истории, сообщила ей, что мать ждет ребенка. Это разом положило конец всем надеждам Талы. Раздавленная, униженная, раздосадованная, она исчезла, в этом ей помог Тошан. С этого дня начались проблемы, и молодой метис дал слово никогда больше не бывать ни у родителей жены, ни в Валь-Жальбере.

— Что ты будешь делать вечером? — настойчиво спрашивала Эрмин, охваченная угрызениями совести.

— Буду отдыхать, — ответила индианка. — Буду спать в тепле и читать — благодаря тебе. Ты помнишь то прекрасное лето, когда ты научила меня читать буквы? Мне это нелегко дается, но я читаю. На это уходит много времени. Я взяла для себя роман, «Мари Шапделен»[32]. Мне эта книга очень нравится. Потом я буду смотреть на елку Кионы.

Испытывая волнение, молодая женщина одобрительно кивнула.

— Я читала эту книгу дважды. Замечательно, что она тебе нравится.

— Так важно уметь читать, — подтвердила свекровь.

Эрмин захотелось похвалить работу Овида с индейскими детьми в резервации. Казалось, Тала ценит молодого учителя, поэтому завести разговор на эту тему было совершенно естественно. Но она сдержалась, и причина ее сдержанности поразила ее саму.

«Господи, мне хочется говорить о нем! Что со мной? Недавно при встрече в санатории я проявила излишнюю фамильярность. Не прошло и двух недель с тех пор, как уехал Тошан, а я обещаю другому мужчине снова увидеться с ним. Что я делаю!»

Она стала пунцовой и поспешила стащить с себя меховую куртку.

— Тала, у тебя так жарко!

Стоя у окна, готовая к отъезду, Киона внезапно объявила, что мимо дома медленно проехал черный автомобиль. Эрмин слегка отодвинула занавеску и внимательно всмотрелась в лицо молодого человека, сидящего за рулем.