— Через час мы должны быть у эмира. — Он ободряюще сжал ее руку. — Скажи Кейше, чтобы приготовила для тебя самую красивую одежду.

— Я боюсь, — призналась девушка. — Какой я покажусь ему?

— Голубка моя! — По губам его прозмеилась странная улыбка. — Араб, а тем более эмир, никогда не смотрит в лицо женщине. Так что ты ему покажешься очень хорошенькой. — И поцеловал ее руки.

— А теперь иди к Кейше.

Касим опять улыбнулся и ушел в другую половину дворца. Лорна смотрела ему вслед. В его облике ощущалась печаль, приводившая девушку в отчаяние и усиливавшая предчувствие, что встреча с эмиром станет прелюдией к ее отъезду.

В покоях ее уже ждала Кейша, чтобы помочь одеться, но Лорна решила прежде всего принять прохладную ванну, чтобы освежиться и успокоиться перед решающей встречей.

Потом Кейша расчесала ей волосы до блеска и облачила в длинное шелковое платье и прозрачную тунику с расшитыми рукавами. На голову девушки она надела маленькую, украшенную драгоценностями шапочку с вуалью, закрепив вуаль на плече аграфом.[61] На ногах у Лорны оказались жемчужного цвета туфельки. Обернувшись к своему отражению в зеркале, она даже замерла от восхищения.

— Лелла и в самом деле жемчужина сиди Касима.

— Кейша расправила длинную, в несколько ярдов, вуаль и удовлетворенно улыбнулась. — При таком же врожденном чувстве красоты, как у матери, и такой же дьявольски горячей крови, как у отца, немудрено, что он выбрал именно вас.

— Кейша, я собираюсь к его отцу и очень нервничаю.

Старушка внимательно взглянула прямо в глаза отражению Лорны, а потом, улыбаясь, коснулась прядки белокурых волос.

— Теперь эмир уже не так суров, как до болезни. Не надо бояться его.

Но Лорне все-таки было боязно. Она почти не сомневалась, что он распорядится отлучить своего сына от нее.

Пришел Касим и накинул на шелковое платье девушки тот плащ, в котором она была с ним на крыше минувшей лунной ночью. Они долго шли длинными сводчатыми коридорами, украшенными резьбой и позолотой, и наконец добрались до массивной двери с золотым полумесяцем.[62]

За дверью находился зал приемов — великолепный, пышный; в таком зале в старину на одном из диванов вполне мог возлежать султан, попивая шербет и слушая музыку рядом со своей любимой наложницей.

Лорна смотрела на Касима, и в ее синих глазах затаилась бездна вопросов. Он же в черной с золотом одежде, с особой золотой повязкой на голове, обозначавшей его высокое положение, был величественно великолепен и заставлял ее сердце биться еще сильнее. Торжественный наряд, строгая прямая осанка и несколько суровый вид делали его чужим и далеким.

— Прошу тебя, скажи! — Слова сами рвались из груди. — Я знаю, что твой отец отошлет меня!

Его взгляд остановился на лице девушки, ноздри расширились и задрожали, словно самая мысль о разлуке с нею вызывала в нем яростный протест, словно он нуждался в ее обществе ничуть не меньше, чем в пустыне. Касим уже открыл рот, чтобы сказать Лорне что-то важное, но в этот момент дверь распахнулась и одетый в белое слуга с отменной вежливостью пригласил их следовать за ним.

Еще через мгновение они уже стояли перед лицом Хусейна бен Мансура могущественного эмира племени саади, главы большого арабского клана, корни которого прослеживались задолго до крестовых походов.

У него были большие выразительные глаза и жесткое лицо человека, привыкшего управлять. Старый, гордый, он даже в болезни сохранял величественность, полулежа на высоких подушках в кровати с балдахином до самого потолка.

Долго и внимательно рассматривал эмир Лорну, такую маленькую, хрупкую, растерянную в этом арабском наряде. Взгляд его остановился на вуали, которую девушка сжимала пальцами, но не прятала за нею лица, потом медленно перешел на Касима, молча и напряженно стоявшего в ногах широкой кровати. В комнате находились и другие люди, очевидно какие-то чиновники, также хранившие молчание.

— Итак, сын мой, — на лице эмира стала медленно появляться улыбка, и тотчас же все, находившиеся в комнате, почувствовали, как спало напряжение, значит, это и есть та самая белокурая румия, которую ты выбрал себе в жены, а?

При этих словах над Лорной словно разверзлось небо, раздался удар грома, а затем снова воцарилось молчание. Она растерянно смотрела на Касима. Нет, невозможно! Наверное, это сон, безумный, невероятный сон!

При виде ее растерянности губы Касима искривились в язвительной улыбке.

— Отец пожелал, чтобы я взял жену, и я выбрал тебя, — произнес он с вызовом.

Лорна стояла, утратив дар речи, и понимала, что все смотрят на нее. Так вот о каком возмещении убытков и искуплении грехов говорил Касим прошлой ночью! Да, уж это было не просто искупление грехов, a amende honorable,[63] никак не меньше!

Вентилятор под потолком издавал тихое, гипнотическое урчание. Теперь девушка поняла, для чего на нее надели и это шелковое платье и эту вуаль… Здесь, у государственного ложа эмира, должно состояться бракосочетание и должны прозвучать обеты! Все в ней протестовало; хотелось закричать: нет! Только не так — без любви, без нежности, без всякой надежды на грядущее счастье! Ведь она-то жаждет только его любви, сердечной привязанности, а без них какое же может быть счастье, какая радость!

Но тут Лорна вспомнила незабываемые мгновения с Касимом: прогулки в песках под рассветным небом, как они делили опасности песчаной бури, как он выдавал ее друзьям-кочевникам за мальчика, — и протест замер на ее губах. К тому же она считала, что все равно у него в плену — в плену его загадочности и мощи, и если именно этого он от нее хотел, то ей следует покорится его воле.

И девушка склонила голову, давая всем понять, что согласна стать его невестой. Потом, как в тумане, выслушала слова чиновника в длинных одеждах и коснулась затейливой вязи священного Корана. В знак того, что теперь она полностью предается во власть мужа-араба, над ее головой взмахнули кривой саблей, украшенной драгоценными камнями. Да, всего несколько слов, и Касим ее муж!

После короткой церемонии эмир подозвал ее к себе и надел на шею мерцающее ожерелье.

— Теперь ты — одна из саади, дочь моя. Торжественный момент, а?

Он улыбался, но лицо, похожее на бронзовую маску, изъеденную неумолимым временем, было грустным и изможденно-усталым, а холодные руки заметно подрагивали. Наверное, только ради отца Касим и женился!

— Я благословил ваш брак, — произнес эмир утомленно, держа ее за руки. Надеюсь, и Аллах много раз благословит его во имя свое и ради блага племени саади.

— Благодарю вас, господин мой, — прошептала Лорна, после чего ее проводили в соседнюю комнату, укутали в роскошный плащ и в носилках перенесли из отцовской половины дворца в сыновнюю.

Новость о женитьбе принца Касима быстро разнеслась по всему городу. Отдыхая в своих покоях, Лорна слышала крики «Аллах акбар!»,[64] а вскоре раздались выстрелы и треск фейерверков: люди высыпали на улицы, чтобы отпраздновать такое замечательное событие.

Все это казалось Лорне каким-то сном, и его было не стряхнуть даже тогда, когда Тюркейя пришла сказать, что ее ждет многочисленная группа женщин, желающих поздравить новобрачную. Из соседней комнаты доносились их смех и болтовня, и Лорна содрогнулась при мысли, что придется выходить к ним, изображая на лице счастье и радость.

— Что с тобой, сестричка? — От тихого отчаяния, переполнявшего глаза новобрачной, улыбка Тюркейи увяла. — Я думала, ты любишь Касима! Разве тебе не больше всего на свете хотелось стать его женой?

— Да, хотелось, но только при условии, что и он любит меня. — Лорна без остановки крутила на пальце кольцо с сапфировой звездой. — Ведь ты сама женщина, Тюркейя, и должна понимать, что я сейчас чувствую!

— Да. — Глаза Тюркейи рассеянно смотрели на сапфир, сиявший такой же густой синевой, как и глаза Лорны. — Я, как и всякая арабская девушка, все время живу в страхе, что меня отдадут замуж против воли. А как же мне идти замуж, если вот уже много лет, с двенадцатилетнего возраста, в моей душе запечатлен образ единственного мужчины. Он не богат, не знатен, но я люблю его всем сердцем.

Тюркейя уселась подле Лорны и завладела ее рукой.

— Я так надеялась, что теперь, когда ты стала Касиму женой, а мне сестрой, ты заступишься за меня и скажешь ему: или Омар — или никто… никто не будет моим мужем.

— Омар бен Сайд? — Синие и карие глаза с пониманием и сочувствием смотрели друг на друга, а на ресницах Тюркейи вдруг повисли слезинки.

— Ты видела его? — с нетерпением спросила она.

— Он тебе понравился?

— Да, очень. — Лорна отерла слезы со щек девушки. — Ведь он прекрасный человек, так зачем же Касиму возражать против вашего брака?

— Омар живет только на свое жалование и боится получить отказ от брата на том основании, что я — единственная дочь эмира Сиди-Кебира.

— Хорошо. — Улыбка у Лорны вышла смущенной.

— Но Касим ведь тоже единственный сын эмира, однако же это не помешало ему жениться на мне.

— Тут совсем другое дело. — Тюркейя уныло потупила глаза. — Касим мужчина, и ваши с ним дети унаследуют от него все. Если же мне разрешат выйти замуж за Омара, то у наших детей не будет ни титулов, ни почестей.

— Зато у них будет любовь, — ласково сказала Лорна. — Тюркейя, не сомневаюсь, что вы оба ошибаетесь насчет Касима, ведь он — друг Омара и наверняка не откажется видеть в нем брата. Я более чем уверена, что ему не захочется принуждать тебя к браку с нелюбимым.

— Но тебя же он принудил стать его женой! Ты сама говорила, Лорна, что его сердце тебе не принадлежит.

То была невыносимо горькая правда, которую душа Лорны отказывалась признавать.

— Нет, Тюркейя, но пусть хотя бы ты будешь счастлива, — твердо заявила она. — Я поговорю с Касимом и обещаю…