при условии, конечно,…»


– Ну, и что я должен сказать на это? – в его голосе она услышала апатию.

– Как это что? Тебя напечатали, – её восторгу не было предела.

– Напечатать-то напечатали, но не заплатили, – теперь апатия была слышна не только ей.

– Ну и что? Главное…

– Главное, что не заплатили. Хотя, было бы из-за чего расстраиваться.

Но Костик почему-то расстроился. Она подошла к нему и поцеловала. Он мог бы продолжить эту игру, так мило и непосредственно предложенную ею, однако взгляду его открылась ахинея в виде фотографии на странице двадцать два злосчастного журнала. Там расположился портрет Аллы Борисовны Пугачёвой.

Глядя на уже не молодое, но достаточно уверенное в себе лицо, мне вдруг пришла на память история появления на советской эстраде этой рыжеволосой бестии. Правда, сколько и как я не пытался припомнить, откуда именно она взялась в моей голове, сделать этого я не мог. Вкратце эта фантасмагория сводилась к следующему:


Правдивая история появления на эстраде А. Б. Пугачёвой, рассказанная неизвестно кем.


Вы, верно, слышали о Степане Разине и Емельяне Пугачёве? Правильно, были такие бандиты, поставившие на уши всю Россию. Об одном из них некий Баян даже песню сложил: «выплывали расписные Стеньки Разина челны». Но, то ли сказитель был в дым пьян, то ли Емеля не заплатил обещанное поэту и композитору с балалайкой в руках, и тот в знак протеста взял да перенёс содержание песни на сотню лет вперёд, в середину XVII века, где орудовал Степан Разин, а родителей Пугачёва ещё и в помине не было. И стал рассекать в песне на яхте с золотыми ручками и серебряным якорем не Емельян, а Стёпа, что является художественным вымыслом и к историческим событиям никакого отношения не имеет. Неоспоримо одно – история переврана, и сейчас я стану вершить историческую справедливость, то бишь поведаю вам о том, как всё было на самом деле.

Итак. Жил-был некто Ус – соратник Емельяна Пугачёва по пропою награбленных средств у зажиточного населения России. И была у него сожительница Алла по фамилии Денегмало, которая зарабатывала на жизнь тем, что пела в трактирахъ, а если звали, то на свадьбах, похоронах и других празднествах, коих на Руси всегда было предостаточное множество. Аккурат на одной из таких пьянок, её заприметил Ус, а заприметив, взял, да и забрал с собой. В те времена женщины ещё ничего не знали об эмансипации, а посему у убитого алкоголем Уса не возникло проблем с присваиванием того, что принято звать женщиной. Чуть, что не так – в лоб, и весь расклад.

Стали они жить вместе, и прожили достаточно долго (что-то, около двух дней), пока ни увидел её за оправлением естественных надобностей, всюду сующий свой нос, Пугачёв. Туалеты в те времена были доступны только избранным, коих и было-то, раз два и обчёлся. Остальные же ходили до ветру. И так заворожила Емельяна картина писающей девочки, что он как-то сразу весь обмяк и, как пацан, влюбился в ветреную гражданку Денегмало.

Мольбам атамана Ус не внял. И, только получив щедрый и размашистый удар в нос, пять копеек, бутылку "Абсолюта" и три пачки "Marlboro", уступил примадонну Емельяну Ивановичу. Тот на радостях закатил пьянку, плавно переходящую в свадьбу, которую играли то ли неделю, то ли месяц, дважды за это время, совершив в пьяном угаре, набеги на близлежащие имения для пополнения запасов продовольствия. А, что поделать? Пить-то на что-то надо.

Вот таким простым макаром

Стала Алла Денегмало,

В диком полупьяном вое

Примой. Аллой Пугачевой,

от чего, надо заметить, настроение её ничуть не испортилось, а, напротив, приобрело новые, доселе неизведанные краски власти и вседозволенности. О вокале новоявленная Пугачёва позабыла напрочь, что говорит о том, что пела она не искусства ради, а денег для.

Теперь же её развлекали заезжие цыгане, а она, сидя рядом со своим новоиспечённым мужем во главе стола, лишь отпускала реплики относительно их вокального мастерства. Нетрудно догадаться, что реплики сии были исключительно критического содержания.

Дальше – больше. Стала Алла совать свой нос в административные дела атамана: этот, мол, не так рубит, а этот, мол, не так стреляет, а тот, вообще, не рубит и не стреляет, по причине беспробудного пьянства. Короче говоря, достала она пугачёвских корешей. И пошёл по войску ропот: "нас на бабу променял", и ничего не оставалось Емельяну Пугачёву, как, словно Герасим Му-Му, утопить ненавистную казакам стерву, бросив последнюю "в набежавшую волну".

Но это ещё не конец истории. Это, можно сказать, только начало, поскольку для нас лишь с этого момента стала известна Алла Пугачёва. Ну, или почти с этого. Я бы попросил вас вдуматься в словосочетание "набежавшая волна". Не кажется ли оно вам несколько странным? Или, может быть, кто-нибудь из вас наблюдал явление стоящей волны? Сказитель знал о том, что произошло на самом деле, но, боясь быть посаженным за ересь на кол, предпочёл умолчать о произошедшем, завуалировав это событие под невинную "набежавшую волну". А между тем, за этой банальной, на первый взгляд, фразой скрывается, до сих пор неизвестный науке, факт совмещения временных колец, благодаря которому и появилась в нашем времени, с готовыми родителями и безоблачным детством, Алла Борисовна Пугачёва. Неспроста же она начала свою карьеру певицы в нашем времени с песни "Ой, хорошо!", которая является явной стилизацией под русские народные песнопения.


Костик не страдал муками творчества и, если не получалось, просто забывал наброски мысли на столе, холодильнике или на подоконнике. Мысль постепенно покрывалась пылью, и через неделю Ивана выбрасывала её в мусорное ведро.

Он давно хотел написать нечто вроде: "заварив себе матэ…", но не было основной составляющей. А тут приходит, к нему как-то пьяный Редин и приносит эту волшебную траву, воспетую Кортасаром. И Костик, словно истинный аргентинец, заварив себе матэ, выходит на балкон и, уставившись в ночное небо, ждёт пока он немного остынет.

Балкон. Летом это ещё одна комната. Вполне обжитая. При желании, там можно поставить телевизор, компьютер и музыкальный центр. Если у вас есть телевизор, компьютер и музыкальный центр.

А зимой… Рис. Гнилые яблоки. Гречка. Засохший хлеб. Кукурузная мука, как символ возрождения к жизни. Картошка. Лук (странно, но его всегда больше, чем картошки). Аккуратно остриженные ногти. Ноги (куриные). Укуренные подростки. Подмостки проституции. Прости меня, моя любовь. Книжная полка. Без книг. В ней вместо книг обитают две трёхлитровых бутыли с помидорами, сумка с морковкой и телевизионный кабель. Книги на полу. Маугли стал мужчиной. В джунгли пришла весна. Мухи сели на мёд, а пчёлы принялись обхаживать дерьмо. В итоге у них получился дерьмовый мёд. В джунгли пришла весна, и Маугли стал мужчиной.

"Я хочу тебя", – сказала дама.

Матрацы. Подушки и одеяла.

Обуяла, обувая обувь,

одутловатая особа без особых признаков отдышки.

Лодыжки.

Кисти рук. Глаза.

Всё запотевшее слегка.

Легка,

как тонна чугуна. Она

повадками пантеры напоминает мне мартышку.

Иртыш, как

чиж. Стрижа подстригли,

и стрижка у стрижа

кровавый ирокез

пить отказался наотрез,

потому что Редин умеет не пить,

а пить он, увы, не умеет.

Поэзия гнилых яблок. Рис. Пепельница, полная окурков. Пустые бутылки, хранящие в себе память вина. Иногда вино было хорошим. Холодильник. На нём два цветочных горшка с алоэ. Цветок жизни. Его используют по назначению лишь, когда поливают. А когда это делают, то заботливо, чтобы не залить, перекладывают с места на место одинокий томик Николая Гумилёва. С недавних пор он живёт на холодильнике.

На балкон вышла Ивана. Она была в чёрном вечернем платье.

– Мы что, куда-то идём? – удивился Костик.

– Нет.

– А по какому случаю парад?

Вместо ответа Ивана загадочно улыбнулась и тихо произнесла:

– Что ты думаешь об Атлантиде?

С неба свалилась последняя звезда. Он загадал желание и ответил:

– Сказки всё это.

– А о синероссах? – она облокотилась о перила балкона и посмотрела в чёрное небо.

Звёзд не было.

– А что я о них должен думать? – ответил он и отхлебнул всё ещё горячий матэ.

Ивана долго смотрела туда, где должна была родиться звезда, и, дождавшись её рождения, произнесла:

– Не стоит уповать на ноги, когда голова думает членом и, к тому же, о жопе.

– О чём это ты?

– Воруешь громко, а отдаёшь тихо, – сказала она, – Я знаю, о чём ты думаешь, когда дрочишь. Ты ведь давно хочешь трахнуть меня в задницу, – она, прогнувшись, выпятила аппетитную попку и, медленно поднимая подол дорого вечернего платья, спросила: – или я ошибаюсь?

Костя расстегнул ширинку, достал член похожий на смышлёного ребёнка и, прежде чем овладеть её задом, дважды кончил Иване в рот.

С губы скатилась и упала на пол непослушная капля спермы.

Ровно через минуту и двадцать две секунды рядом с ней появилась огромная изумрудная Муха.


                        Муха.


Мастер был недоволен. Всю ночь он плохо спал. Встал с постели разбитый и злой, словно с похмела, несмотря на то, что выпил он всего-то полтора литра мадеры.

Большая изумрудная муха беспечным мотыльком порхала от наливного яблока к свежему куску хлеба. Выбор был одинаково соблазнителен, а значит, труден, и она никак не могла решить дилемму: где ей выпустить свои грациозные шасси для совершения процесса посадки. Яблоко или хлеб? Хлеб или яблоко? Вот в чём вопрос. Копьетрясущее "Быть или не быть?" её не интересовало. Она есть и хочет есть. Вот только с чего начать? Хлеб – он всему голова. Но в яблоке масса железа (хоть в металлолом сдавай), которого вместе с прочими витаминами так не хватает весной.

– Кто у нас сегодня с визитом? – слова давались с трудом, и для облегчения выхода оных из больной головы он попросил: – налей-ка мне стаканчик мадеры.