Я понятия не имела, что на это ответить, поэтому промолчала и огляделась в поисках Шульцева. Признаться, мое воображение так ярко рисовало этого человека, что и в голову не приходило вбить его имя в гугл и посмотреть на картинку. Я думала, что он должен быть невысоким, полноватым, с острым носом обязательно. Крыса, как она есть. Но интуиция жестоко ошиблась: я не нашла ни единого подходящего под описание человека. Решив, что проще спросить и получить порцию колкостей, чем гадать, кто есть враг, я наклонилась к Новийскому и тихонько спросила:

— Который из них Шульцев?

Сергей удивленно повернулся ко мне, и я отодвинулась, поскольку лица оказались слишком близко.

— Думаю, Гордееву лучше не знать, что вы об этом спрашивали, — чуть улыбнувшись, произнес он.

— Вы правы. Ну так который?

Новийский кивнул, наклонился ко мне ближе и, прикрыв рот рукой, шепнул:

— Тот, что рядом с прокурором.

Не без труда вспомнив, как выглядел прокурор, я поискала глазами Шульцева и даже моргнула. Он оказался совершенно не таким, как я думала. Худой мужчина с приятным лицом и умными, честными глазами, ростом, пожалуй, ниже 170 см, в ладно сидящем костюме. Если что и выдавало в нем подлеца, то это маленькие, жидкие усики.

— Никогда бы не подумала, — пробормотала и, видимо, слишком громко.

— Да? — развеселился Новийский. — А каким вы его представляли?

— Ну… — замялась я, живо представив лицо Питера Петтигрю из фильмов о Гарри Поттере. — Не кем-то вроде вас, — ответила уклончиво.

Сергей негромко рассмеялся, привлекая излишнее внимание. Это было совсем не к месту. Суд, проблемы, и смеющийся Новийский, который обычно был, прямо скажем, мрачноват.

— Вроде меня, значит, — пробормотал он. — Поверьте, Ульяна Дмитриевна, это даже лестное сравнение, — начал он. — Михаил Шульцев умеет производить правильное впечатление даже несмотря на вполне определенную репутацию. Все попадаются, решив, что не может он быть таким негодяем, как рисуют окружающие. Этот человек обладает исключительным даром внушения. Хотел бы я с ним конкурировать.

— Жалеете об отсутствии навыков подлеца? — возмутилась я.

— Вы зря обо мне столь положительного мнения, — усмехнулся Новийский, открыто признавая, что и ему некоторые вольности не чужды.

Что ж, возможно в его словах была доля правды, учитывая, как именно он разводился с женой. Но разве могла адекватно рассуждать я — неприметная девочка из низов, с которой он сидел на соседнем стуле на глазах у представителей СМИ. Поверьте, после слов людей, подобных Лонкиному Роману, такое впечатляет особенно сильно.

Не доверяя оценочному суждению Сергея о себе, я придирчиво оглядела его в поисках признаков зарождающегося негодяйства. Но обнаружила лишь то, что тот немало потрудился над обликом. Одежду выбрал не слишком строгую: вязаный блейзер, текстурированные брюки и коричневые туфли. На шее — шарф, рядом зонт-трость. Среди присутствующих он выделялся, будто подчеркивая, что единственный пришел по собственному разумению и ничуть не был задет проделками насолившего всем Шульцева.

— Я вас не поздравила, — спохватилась я, а Новийский удивленно приподнял брови. — С разводом. Николай Давыдович сказал, что вы развелись.

— Верно, — кивнул он. — Спасибо.

Он отреагировал так, будто я влезла не на свою территорию, и крутившийся на языке вопрос о том, почему он ушел со своей должности и чем собирается теперь заняться, решила придержать.

Судья явилась с десятиминутным опозданием, и Новийский, как свидетель, вынужден был покинуть зал. Напоследок велел мне избегать журналистов. Я удивилась, подумала, что это лишнее, и только потом поняла, насколько он был прав.

Ориентироваться в терминах оказалось сложнее, чем я думала. Да и с самим делом была знакома постольку-поскольку (таким ответственным заданием начальник занимался сам). Выслушивая кучу разных пунктов из гражданского и земельного кодексов, доказательства законности и незаконности сделки и так далее, я чувствовала себя самым лишним человеком в зале. Юристы подготовились так скрупулезно, что спустя пару часов судья предоставила нам возможность отдохнуть и выпить кофе. Но только добропорядочные граждане начали вставать со своих мест, как на них толпой бросились репортеры. Даже меня пытались допросить. Все же личный помощник начальника «ГорЭншуранс» — фигура не совсем бесполезная.

— Думала, вас вызовут быстрее, — сказала Новийскому, одной из первых прорвавшись сквозь толпу жаждущих сенсации журналистов и увидев его скучающим в коридоре.

— Думаю, мной займутся сразу после перерыва, — пожал он плечами.

— Сергей! — услышала я незнакомый голос за спиной. Обернулась убедиться, что догадка верна: такой тенор мог принадлежать только Шульцеву. — Рад встрече. Как давно мы не виделись?

— Месяцев восемь, Михаил, — ответил тот не менее любезно и без заминки пожал протянутую руку.

— А кажется, что намного дольше.

Полюбовавшись на этого мужчину вблизи, я поняла, зачем ему усики: это было единственное в лице, что хоть сколько-нибудь выдавало мужчину. От тонких, четко очерченных губ до больших глаз в обрамлении густых ресниц

— все могло принадлежать женщине, и, не сдержавшись, я окинула взглядом его субтильную, но все же мужскую фигуру.

— Сожалею по поводу Юлии, какой красивой вы были парой! Жаль, что она связалась не стой компанией.

— С кем не бывает, — иронично подметил Новийский, впервые выказывая истинное отношение.

Шульцев вполне натурально рассмеялся и перевел взгляд на меня.

— Представишь нас? — спросил.

— Конечно, — неохотно ответил Сергей. — Ульяна Дмитриевна, личный помощник Гордеева. Михаил Шульцев. — Его должность опустил, ибо достойных дел не нашел.

Собеседник Новийского будто просканировал меня взглядом в попытке определить степень полезности, но кроме уверений в приятности знакомства ничего не сказал.

— Значит, Гордеев. Неожиданный выбор, — вернулся он к разговору с Новийским и вдруг выдал нечто совсем уж из ряда вон: — Для политической карьеры ничуть не выгодное соседство, но несколько дельных советов о том, как запрятать за решетку неугодную супругу, такой человек дать может. Верно?

Не сумев побороть шок, я стрельнула глазами в Новийского. Такая мысль мне в голову не приходила. А ведь это не противоречило фактам. Могли они задумать и такое. Очень даже!

— Не буду врать, что не понимаю, о чем ты, — спокойно ответил Сергей.

— Честность всегда была твоим лучшим и худшим качеством одновременно, — пожал плечами Шульцев. — Что ж, красивые женщины зачастую глупы и сами роют себе могилу. Рад, что ты так легко и удачно избавился от тяжкого бремени неудачного супружества.

— Благодарю, Михаил. Кажется, к тебе спешат репортеры.

Полагаю, журналисты мечтали поймать двух мужчин за склокой, но Сергей очень вовремя улизнул, утянув в сторону и меня тоже.

— Я понимаю, что лезу не в свои дела, но это правда? — не сумела я удержать вопрос, семеня следом. — Про помощь Николая Давыдовича. Ответьте, я должна такие вещи знать, чтобы быть на будущее готовой.

Не уверена, что хотела в чем-то обвинить обоих мужчин, но получилось именно так. Поэтому, опасаясь попасться в объективы ругающимся с какой- то пигалицей, Новийский открыл одну из дверей и вытолкал меня на пустую лестничную клетку. Заглянув в его лицо, я поняла, что правду говорят: молчание — золото.

— Уверен, что следующего раза не будет. И это был план «Б».

О, речи о моем слишком хорошем мнении о Сергее начинали обретать смысл.

— Но это хоть было правдой? Или мы помогли вам посадить женщину, виноватую разве что в супружеской измене?

— А я-то думал, что спрятался от репортеров, — огрызнулся он.

Ну так и получил соответственно:

— Зря думали. Я закончила факультет журналистики.

— Так что ж вы тогда призвание гробите? У вас отлично получается совать нос не в свои дела, — отбрил он, но ответить времени не дал: — Мой развод связан исключительно с тем, что Юлия спуталась не с теми людьми. Ей казалось, что будет забавно проучить меня за «охлаждение в отношениях», завязав роман с непризнанным гением холста и масла. Тот же, не будучи дураком, стал вить из нее веревки, вытягивая средства для своей галереи и… другого бизнеса. А еще он здраво рассудил, что ради сокрытия правды о досуге благоверной я готов буду платить некоторым людям из инстанций, дабы удержать их на расстоянии от его махинаций. Запахло шантажом. Будь дело только в интрижке на стороне, я бы закрыл на это глаза. Сам не лучше, не так ли? — желчно поинтересовался, а я из самоубийственного упрямства отчетливо закивала. Ну а что? Факты налицо. К счастью, еще больше раздраконить Новийского не удалось: — Проще говоря, я принял меры, чтобы не вляпаться по уши в такую грязь. Надеюсь, у вас больше нет ко мне вопросов?

Вопросов не было. Пусть я вела себя как полная идиотка, сказать было нечего. Хуже: у меня на неделю пропало желание раскрывать рот. Ни за что бы не призналась вслух, но зря я выжала из Сергея это признание.

Он ушел, а я стояла, оглушенная новостями, и не могла переварить услышанное. В моем мирке, вращавшемся вокруг идеи выезда из общежития и расторжения помолвки сестры, Новийские попросту не умещались. У меня будто размерности не хватало на принятие или осуждение таких решений. Внезапно захотелось полностью отказаться от общения с подобными им людьми, лишь бы не втягиваться в странный, путаный мир интриг, где каждое действие рассматривается под разными углами.

Правильно выстроенные и грамотно поданные показания Новийского произвели должный эффект. Было принято решение о переносе слушания для сбора новых улик по делу. Все вышло именно так, как рассчитывал начальник, и порадоваться бы, но я с досадой цокнула языком. Это означало еще раз встретиться в скором времени с Сергеем, а мне было так стыдно за свое поведение, что хоть… извиняйся.