— Думаешь, мы когда-нибудь доберемся до турбазы? — жалобно поинтересовалась Лона, повисая на палках и пытаясь расцепить перекрестившиеся лыжи. Пару раз покачнулась, но удержала равновесие, что уже являлось успехом.

— Ну, у нас есть сегодняшний вечер, ночь и даже полдня завтра, — «утешила» я сестру. — В крайнем случае, можно снять лыжи и шлепать в одних лишь ботинках.

— Хочешь снять сейчас? — с надеждой спросила Лона.

— Помнится, ты была всеми руками и ногами за эту поездку, — напомнила я.

— Это означает, что у меня не очень умные руки и ноги и слушать их не стоило, — пробурчала Лона и сосредоточенно наклонилась вперед, явно выражая намерение двигаться дальше.

Поковыляли. Я честно пыталась заставить лыжи ехать, но они то прилипали, то разъезжались, то, наоборот, съезжались. В общем, угрожали жизни всеми силами.

— Надо чем-то заняться, — сделала я вывод, в очередной раз бестолково топчась на месте, чтобы поймать ногами лыжню.

Проезжавший мимо мужчина с завидной легкостью переступил через препятствие в виде моей загораживающей тропинку ноги и коньковым ходом двинулся дальше. Даже не обернулся.

— Может, у него реактивный двигатель в одном месте? — задалась резонным вопросом вслух, провожая попутчика взглядом. — Короче, надо заняться спортом. Но только не травмоопасным.

— Тогда твой вариант — йога, — пропыхтела Лона и сменила тему: — Кстати, как у вас с Ванькой дела?

За прошедшие дни сестра осознала то, что мы есть и никуда друг от друга не денемся. Собственно, я тоже смирилась с присутствием Романа и уже знакомой ситуацией «ни вашим, ни нашим». Пока жила со мной — и на том спасибо.

— Хорошо, — буркнула я.

Тема была неловкая. Особенно с тех пор, как стало известно количество спален в домике на турбазе. Вряд ли кто-то ожидал, что мы разместимся в одной комнате с Лоной, верно? Даже уточнение подобного вопроса могло обернуться здоровым непониманием со стороны парней… ну и не обсуждали. Это значило, что нам с Ванькой было уготовано остаться наедине с кроватью. Впервые с визита к нему домой.

— Забудь о том, что я про него говорила, — отвлекла меня от панических размышлений сестра. — Он правда хороший парень. — Мы тут немножко пообщались на работе по поводу Жени и клуба, и Ваня… он молодец. Взял у врачей бумаги с результатом токсикологического анализа крови. В общем, я все-таки подала заявление в полицию.

Окончательно запыхавшись, сестра умолкла, а я тихонько вздохнула. Вот она сила мужского авторитета: все мои попытки заставить Лону воздать Бесхребетному по заслугам оказались тщетными. Тогда мы с Ванькой и разработали план: он узнал у отца, что нужно для возбуждения уголовного дела и толкнул речь перед Лоной, а я собрала необходимые документы. И как только сестра не подумала, что подобную информацию могут отдать только в руки родственников? Было немножко обидно, и развивать тему я не стала.

Пыхтя кряхтя и страдая, мы добрались до домика поздно вечером. В деле открытия выпивки нас дожидаться не стали, и когда мы вошли в домик, обнаружили шестерых очень веселых парней. Пожалуй, я бы по этому поводу съязвила, но торчавшие в разные стороны, примятые лыжной шапкой волосы Ваньки выглядели так трогательно, что свели мое раздражение на ноль. И вообще, в черной водолазке он выглядел настолько неприлично классно, что мне сразу вспомнилась комнатка, в которой мы предположительно собирались провести ночь… Даже щеки заалели от этой мысли. Внезапно подумалось, что стоит выпить чуть больше рома и разобраться со всеми интимными вопросами без привычных загонов. Так я и решила поступить.

Алкоголь, как всегда, сгладил неоднородности компании, сделав даже незнакомцев «своими». А еще работал в точности как я рассчитывала. Мне не только Ванька казался еще лучше, чем был: на какое-то короткое мгновение показалось даже, что Лонкин жених не совсем кретин. Но потом он ляпнул очередную гадость, и приступ помешательства прошел. Признаться, из того вечера я мало что помню. То ли рома было много, то ли я, занятая своими переживания, не обращала особого внимания на происходящее. Да и кому до этого дело, если на кону стояло нечто куда более интересное? Дверь комнатки, выходившая прямо в общее помещение, где был накрыт наш стол, приманивала мой взгляд целый вечер. Я честно старалась не пялиться, но уж Ванька должен был заметить.

Когда мы расходились, я не сумела как следует пожелать спокойной ночи остальным. Волнение пробилось сквозь туманную дымку, и на мгновение мне показалось, что рома не хватило. Но глядя на очерченную светом фигуру Ваньки в дверном проеме, почувствовала, что это и неважно. Я могла бы позволить этому парню все.

Кажется, я сама это начала. Едва закрылась дверь, шагнула и обвила Ванькину шею руками, наконец запустила пальцы в жесткие, взъерошенные волосы. Притянула ближе для поцелуя, прижалась всем телом.

— Ты очень пьяная, — сказал он негромко и чуть насмешливо.

— Я не буду тебя обвинять в том, что ты мной воспользовался, — попыталась успокоить, взяв тот же тон.

— А ты уверена, что я собираюсь тобой воспользоваться?

— Лучшего случая не предвидится, — пошутила, подавляя нарастающую панику.

Он меня целовать собирался? Или наполеоновские планы строила лишь я одна? К счастью, Ванька оправдывал ожидания. Он поцеловал меня внезапно и без лишней осторожности. Мир закружился, будто я оказалась на карусели. А страх, раньше бывший неизменным спутником близости, испарился. И, окрыленная своей храбростью, я осмелилась на то, о чем давно мечтала: стянула с Ваньки водолазку.

Только в тот момент, подняв взгляд от его груди к лицу, я почувствовала, что наши отношения стали настоящими. Вышли на новый уровень откровенности. И я говорю не об обнажении, по крайней мере не физическом. О тех, стенах, которые мы создаем, как нам кажется, для комфорта, не понимая, что уюта за каменной кладкой не бывает. Внезапно я поняла, что попытки соответствовать чьим-то стандартам не сделают меня счастливой. Что петля из чужого внимания, сдавливавшего мое горло всю жизнь, начала ослабевать, стоило позволить себе не оглядываться по сторонам. Мы, наконец, остались вдвоем, в темной комнате, куда не проникал осуждающий шепот людей. И уже не проник бы, если бы я не позволила.

Я провела кончиками пальцев по его теплой коже и потянула к кровати. Ванька не сопротивлялся, но пока просто наблюдал. Пытался понять, как далеко я была намерена зайти. Я же стянула кофту, села на кровать и потянула его на себя.

Несколько секунд Ванька стоял надо мной, коленями на матрасе, и смотрел в глаза. Я просто чертовски хотела его в этот момент, наверное, не отпустила даже прояви он глупое благородством и попытайся уйти. Лампу мы не включали, и в неверном свете, льющемся через окно, я видела лишь очертания широких плеч, мускулы рук. Долгожданный поцелуй оказался именно таким сладким, как представлялось. Некоторое время мы сплетались языками, а потом Ванька стал целовать шею, и я, к своему стыду, выгнулась навстречу.

Подхватив под лопатки, он рывком поднял меня с кровати, усаживая на колени и взялся за крючки бюстгальтера. Страх и неловкость заставили меня спрятать лицо в изгибе мужской шеи, но ненадолго. Когда с плеч соскользнули бретели, я не выдержалась и выпрямилась. Так ужасно захотелось увидеть подтверждение тому, что я не выдумала ответное желание, что все взаправду.

А Ванька смотрел, не просто скользнув взглядом, а изучающе.

— Красиво, — хрипловато сказал, обводя пальцами мою грудь.

— Красиво? — удивилась я.

Ванька не ответил, а я задумалась. Для меня, как для девушки, по понятным причинам не существовало такого понятия, как красивая грудь. Что это значило? Какие у красоты были критерии? Я знала только то, что она маловата. Об остальном рассуждать не взялась бы в жизни. Это казалось каким-то… диким. Наверное, кто-то из девчонок с детства разглядывает себя в зеркале и в одежде, и без. Думаете, я бы стала заниматься таким в общежитии? Искать в своем лице и теле плюсы? О нет. Я давно и объективно решила, что себе не нравлюсь, временные помутнения на тему «а вдруг все не так плохо?» приравнивались к системным сбоям и тщательно игнорировались впоследствии.

Но Ванька, похоже, только что сказал, что у меня красивая грудь. А затем наклонился для поцелуя. И вот тогда мир сошел с ума. Это того стоило, всего стоило. Было не сдержать рвущиеся наружу стоны. Я потерялась в ощущениях и даже знать не хотела, что именно делал со мной Ванька или как этому научился. Он каким-то образом завел меня за ту черту, после которой пропали все возражения.

Такого своеобразного согласия оказалось достаточно, чтобы Ванька отбросил остатки осторожности, и обхватил ладонями мои ягодицы, прижимая к себе все сильнее. В изобилии новых ощущений не за что было даже зацепиться, и я все глубже тонула вместе с ним, держась только за сильные, горячие плечи. Я почти струсила, когда Ванька коснулся низа моего живота, но он что-то сказал, и стало спокойнее.

Читая описания в женских романах, я иногда поражалась. Герои в один момент теряли разум и становились подобиями движимых инстинктами животных. Я не понимала этого, никогда ничего подобного не чувствовала и вовсе не желала испытать. Каждая женщина, хоть и подспудно, не может сразу довериться мужчине. Он сильнее, он может причинить вред. Как Бесхребетный Лоне. Я боялась в этом признаться даже себе, но не верила, что он бы ничего не сделал моей сестре. Ведь если девушка в отключке, то она не вспомнит о случившемся, психологической травмы тоже нет. И ничего не докажешь. Страшно представить, что бы могло случиться, не приди мы вовремя.

Оттого, пусть диалога как такового и не получалось, пара Ванькиных фраз вместо эталонных, шаблонных рычаний героя-альфа-самца (как нам часто преподносится в литературе) доказывала его нормальность и человечность. Он был все еще со мной, все тот же очаровательный, чувствительный парень. Вот почему я сдалась. Это было не веление рома и не момент слабости, а сознательный выбор. Я была уверена, что не пожалею.