— Я люблю тебя, — сказала. — Вот почему ты нужна мне здесь!

Но вышло вовсе не трогательно, а обвиняюще. К тому сестра и прицепилась:

— Да, я знаю. Но ответь честно: не вырасти мы с тобой под одной крышей, какова вероятность, что ты бы захотела со мной общаться? Уля, ты ведь не уважаешь ни меня, ни мои решения. Все оспариваешь. Я так больше не могу, я устала. Думаю, нам обеим нужно остыть и переварить последние события. Порознь. Я уеду завтра, Рома меня заберет. Ну а пока я все еще здесь, мы вместе пойдем в комнату напротив и выпьем по чашке чая с Ваней. Он нам очень помог, гостеприимство — меньшее, чего он заслуживает.

С последним спорить не стоило.

***

Ванька не стал меня мучить: когда мы с Поной зашли в комнату, он ждал нас уже в пальто. Этот вариант устроил всех, даже сестру, которая дежурно попыталась уговорить его остаться. Вот только зачем ему было оставаться? Полюбоваться убогостью нашего жилища? Или моей вызванной смущением агрессией? Все было предопределено. И только он переступил порог комнаты, как Лона повернулась ко мне в ожидании возражений, но во мне вдруг взыграла гордость, и я не сказала ей ни слова. Вообще не собиралась больше разговаривать с сестрой.

Она обещала, что Роман нас не разлучит, но уезжала, оставляя в одиночестве еще до свадьбы. В моих глазах этому прощения не было. Однажды мама на полставки меня уже не устроила, с чего было мириться с сестрой? Они меня бросили. Эта обида попала на удивительно благодатную почву детского страха, и за ночь окрепла и обросла шипами. В голове засела дурная мысль: больше мне не в кого верить и не на что надеяться. Теперь осталась только я сама и мои силы.

Гордеев обещал мне кредит только при условии, что стены покупаются у него, я решила не мудрить. Все равно полгода — не срок для продажи комнат, тем более таких, какими владели мы. А я намеревалась свалить из общежития максимально быстро. Так быстро, как вообще сумею. Вот и стала действовать в этом направлении.

Как ни удивительно, Катерина впустила меня в святая святых— свою обитель, без возражений. То ли догадалась, то ли Гордеев предупредил — он ведь тот еще хитрец, но вечером она не стала переспрашивать меня дважды, а просто позвала идти с ней. Вот так я выяснила опытным путем, что от ее дома до «ГорЭншуранс» действительно всего десять минут пешком. Зданий, строительством которых занимался Гордеев, было всего шесть. Четыре уже были сданы и заселены, в их окнах уже тепло и весело горели огоньки. Пятое здание было не заселено, над шестым все еще высился строительный кран, намекая на то, что днем обитатели окрестностей немножко слишком нервные из-за грохота.

Моя соседка по приемной жила в двухкомнатной квартирке. У нее было чисто и аккуратно, а еще отделано и обставлено с тем шиком, который доступен только одинокой женщине, влюбленной в саму себя. Спальный гарнитур, кухня с винными бутылками на отдельной полке, ванная комната, вмещавшая даже гладильную доску, и утепленная лоджия, венцом которой выступало кресло с недвусмысленно наброшенным поверх уютным пледом и томиком Анны Ахматовой. Мне даже не пришлось представлять, как Катерина по вечерам запивает стихи вином, кутаясь в пушистый плюш. Но когда я примерила это жилище на себя, поняла, что не приживусь, и мысленно начала переделывать его на свой вкус, отчего пришла в ступор. По всему выходило, что я действительно собралась въехать в жилище сродни Катерининому.

Визит не затянулся. Меня напоили чаем с печеньем, рассказали короткую историю переселения, легко обходя все неприятные моменты, связанные со сложностями отделки, представив все чем-то вроде взмаха волшебной палочки, а потом деликатно выставили за дверь.

Направляясь тем вечером домой, я оглядывалась по сторонам, уже представляя себя живущей в этом районе. Высокие дома, шумные лифты, запруда машин при недостатке парковочных мест и голосистые перфораторы. Это были спутники людей, которые жили на другом уровне, имели иные проблемы. И я хотела именно такие. Я даже мысленно вложила в свою руку шпатель со штукатуркой, благословляя на затяжной ремонт.

Если бы не мама и необходимость получения ее согласия, я бы тотчас бросилась к Гордееву и прокричала слова согласия на ипотечное рабство, но, учитывая ситуацию с Поной, справедливо опасалась родительского отказа. Точнее, ультиматума по типу «не соглашусь, пока не помиритесь»! Я, конечно, маме ничего не сказала, но с Поной они жили душа в душу и созванивались каждый день. Она не могла не знать. А мы не помирились, и не из-за сестры. Когда мы случайно встретились с сестрой на следующий день у выхода, я демонстративно прошла мимо, вызвав у Катерины молчаливое недоумение и недвусмысленно показав Лоне, что не собираюсь благословлять ее выбор.

В общем, уверив себя в эксцентричности мамы, в субботу утром я направилась в магазин за самым вкусным тортом, потому что… не могла больше. В последние дни дома я только и слышала, что крики вечно ругающихся соседей. Поскольку количество алкогольно зависимых мужчин в нашем общежитии зашкаливало, стычки происходили постоянно. Казалось, еще чуть-чуть, и в таком обществе я сама дойду до бутылки. Хотя, нет, как же? У меня была отличная компания: сестра ведь оставила мне заместителя — полностью рабочий обогреватель! Слушая арии разгневанных жен, я костерила Лонку последними словами, но все-таки в тепле. И, пусть и против воли, вспоминала Ивана Гордеева не без благодарности.

В районе, где жила мама, было два недостатка: собственно, мама и отчим. А, в остальном, все прекрасно. Обычные, непримечательные пятиэтажки, коих по всей России тысячи. Как это говорится? 3-я улица Строителей, дом 25, квартира 12. Звоня в домофон, я жалела, что не прихватила бутылочку вина на случай совсем неудачного течения беседы. Было бы очень в духе какого-нибудь фильма возвращаться в свое безрадостное будущее с бутылкой вина в руках и грустной миной на лице.

Переступая порог маминого нового дома, я чувствовала себя самозванкой. Этому способствовало отношение и отчима, который неодобрительно относился к нашим визитам, и мамино, поскольку она из-за этого чувствовала себя виноватой, причем перед всеми сразу.

— Проходи, — щебетала мама, поглядывая через плечо на красноречиво закрытую дверь, из-за которой доносились крики комментатора хоккейного матча. — Давай сразу на кухню.

Да, на кухню нам было можно, но в две из трех комнат квартиры я не заходила никогда вообще. Да, они жили вдвоем в трехкомнатной квартире при том, что мы с Поной ютились в общежитии, а дочь отчима и его бывшая жена делили однушку где-то на отшибе. Честно говоря, я этого не понимала, но и не жаловалась. Я всегда мечтала о собственном жилье, а не статусе приживалки.

— Мам, — начала я, разрезая торт. — Помнишь, мы говорили о продаже комнат.

— Ульяна, давай поговорим об этом ближе к делу, — отмахнулась она. Это было ожидаемо: маме всегда было сложно принимать настолько ответственные решения.

— Ближе некуда, — отрезала я, не давая ей возможности придумать новую отговорку. — В понедельник я иду к… застройщику и сделаю первый взнос за однокомнатную квартиру в строящемся доме.

Хорошо, я ей приврала, потому что у меня не было такой суммы на руках, и без согласия мамы на продажу, не имело смысла что-либо затевать, но ей об этом знать не следовало. Я никогда не обсуждала с ней свои материальные возможности. Она утратила это право, став женой человека, который обеспечивал ее, но не нас. И я давно уже отказывалась брать их деньги, именно потому, что не хотела отвечать любезностью и рассказывать о своих возможностях, которые уже нельзя было назвать мизерными: в конце концов, я затевала покупку недвижимости.

— Ты хорошо подумала? — спросила мама испуганно.

В ответ я многозначительно хлюпнула носом, заставив ее покраснеть. Еще бы, она сидела здесь в тепле и уюте целых трех комнат, в то время как я едва начала поправляться после месячного отсутствия отопления.

— Ты можешь продать свою комнату, — милостиво сказала мама, шокируя меня до глубины души.

— Что? — ошарашенно спросила я. — Зачем ты хочешь оставить вторую?

— Вторая комната принадлежит твоей сестре.

Наверное, это было справедливо, но такое решение губило все мои расчеты, обрекало на вечную ипотеку, или вообще ставило под вопрос осуществимость затеи. Показалось, что все достигнутое было напрасно, и горечь выплеснулась через край очень злыми словами.

— Ах вот оно что, то есть мне тоже можно не пускать Лону на порог квартиры? — поинтересовалась я желчно. — Или, может, тоже держать тебя на кухне, изредка позволяя посетить туалет?

— Ульяна! — воскликнула она, но я не собиралась давать ей возможность продолжать читать мне нотации.

— Да нет, правда. Спасибо хоть за это, могла бы и столько не дать. — С этими словами я издевательски поклонилась, а потом вылетела в коридор, напялила куртку и вылетела за дверь.

Со временем я поняла, что рациональное зерно в поступке мамы имелось: им с Л оной был необходим запасной аэродром. Если ты приходишь в дом человека, которому всем обязана, будь готова собрать вещи в любой момент. Вот почему я была против жизни под теплым крылышком мужчины… но мне было непонятно: почему они верили своим хахалям, а мне — нет. Неужели полагали, что я бы выставила их вернее? Почему нужно было защищаться и от меня тоже?

Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы примириться со сложившейся ситуацией. Все же это был первый раз, когда я осталась совсем одна, без малейшей поддержки или доверия семьи.

Глава 2

Маме не удалось меня остановить, и уже в среду следующей недели я отправилась в банк, чтобы «избавиться от денег». Отдавала все, что накопила за годы. Разве что последнюю пачку макарон не положила сверху. В остальном надеялась только на кредит Гордеева. Продать комнату было невозможно почти, а продать ее без отопления — невозможно совсем, поэтому показывать ее кому-либо было бесполезно, а надеяться на скорое избавление от недвижимости — тем более. Существовал только один вариант: дать соседям нужную сумму для починки труб, но сантехник ради одного стояка бы к нам не пошел, а у меня не было средств, чтобы снабдить отоплением весь дом. В общем, решила я отдать за будущую квартиру все до копейки, а потом с самой честной миной жаловаться начальнику на отсутствие заначки.