— Классные туфли, кстати, — подняв взгляд от пола, улыбнулся мне Ванька.

А, может, он гей? Это бы объяснило и повальную любовь, и интерес к шмоткам, и лояльность ко мне.

— Да, они новые. И лучше держаться подальше, пока я не получу права на управление данным средством передвижения.

Ваня открыто и задорно рассмеялся, а я, не позволяя себе напридумывать лишнего, решила расспросить Катерину о швабре, но взглянула на нее и чуть не сгорела со стыда раз в сотый: серьезная и деловитая секретарша буквально покатывалась со смеху. И, в отличие от Ивана Гордеева, явно не из-за удачной шутки. Но это было еще не все: из коридора уже раздавался характерный стук набоек туфель, не предвещавший ничего хорошего.

— Николай Давыдович, — первой пискнула Катерина, пока я просто старалась уменьшиться, как Алиса в стране чудес.

Убьют. Прихлопнут на месте. Помните еще, что недавно меня жестко отчитали за крошечную капельку кофе на документе? Я боялась вообразить, что со мной сделают, раз я вылила на сына начальника целый литр воды! Ваня, конечно, выступать в таком виде в суде не собирался и даже воспаление легких не заработал, но уж больно непредсказуем его родитель.

В попытке упредить грозный рык путем чистосердечного признания, я развернулась и выдавила:

— Это сделала я, — и голову в плечи втянула.

Гордеев, однако, был удивительно спокоен. Он медленно осмотрел всех участников мизансцены, чуть задержавшись на сыне, и затем сосредоточил все внимание не мне:

— Ну еще бы. Я бы в жизни не подумал, что такой бедлам могла устроить Катерина, — ответил он, даже не моргнув. — Доброе утро, между прочим.

Секретарша позади все еще фыркала от смеха и не могла разговаривать связно, а Иван по-джентльменски уступил право слова мне — пришлось воспользоваться:

— Да не особо, как-то, — вздохнула я, намекая на случившееся.

И после этого уголок губ Гордеева дернулся вверх. Всего на несколько миллиметров, но я заметила.

— Сын, ты ведь не из сахара? — обратился он к Ване.

— Вроде, не был, — серьезно ответил тот.

— Значит, утро все-таки доброе, — опроверг мое утверждение Николай Давыдович и, наконец, двинулся вперед, старательно обходя лужи. — Ты ко мне? — поинтересовался у сына, будто тот мог прийти к кому-то другому.

— Ага, — ответил тот и направился к своей сумке.

Уже открыв дверь, начальник на прощание велел:

— Вытрите здесь, и быстро!

Только оба мужчины скрылись в кабинете, Катерина разразилась гомерическим хохотом. Она буквально лежала на столе и захлебывалась всхлипами. Я же нашла, наконец, швабру, и начала тереть пол с таким усердием, будто он символизировал мою загубленную репутацию.

Сосредоточенно возя щеткой по полу, я думала только о том, как просчиталась. Казалось, что, поглядев на кавалеров сестры и матери, на друзей Романа, я повидала все. Они были скользкие, пошлые, мелкие. Стоило отвернуться — начинали отпускать скабрезные комментарии, отчего казалось, что их головы забиты сексом пополам со скрипучим пенопластом. Думала, что обросла носорожьей кожей, но внезапно впервые встретила представителя противоположного пола, который не был мне противен, и теперь беспомощно смотрела на то, как растекалась лужей моя идеальная теория. Понимаю, прозвучит самонадеянно, но я захотела внимания Ивана Гордеева, и это дало мне слабую тень понимания мотивации сестры: да, мне Рома не нравился, но вдруг Лона чувствовала себя рядом с ним такой же… беспомощной и уязвимой?

Я старательно гнала от себя опасные мысли все два часа до обеда, но не могла перестать посматривать в сторону кабинета начальника, дожидаясь, когда Ваня его покинет. Хотела увидеть его еще разок и удостовериться, что мне он не причудился, но ровно в час дня Катерина плюхнула на стол мою сумку, чтобы поправить платок на ручке и велела мне переобуваться, да побыстрее. Покидая приемную, я напоследок меланхолично глянула на закрытую дверь, за которой глуховато звучали мужские голоса. Слов было не разобрать.

***

У Лоны был третий размер груди, а у меня — ни одного платья. И если вы не усмотрели связь между высказываниями, то плохо искали.

По случаю «согласия невероятной девушки» Роман пригласил нас всех отметить знаменательное событие — помолвку. То есть мы с Л оной против толпы друзей Романа. Ой, я что сказала «против»? Впрочем, так оно и было. Немного погодя, вы поймете почему.

Начну с того, что я всегда ненавидела клубы. Заочно, разумеется. Ну что мне было там делать, сами посудите? Я не умела двигаться в такт музыке, флиртовать и делать сел фи уточкой. Какой уж там клуб! Чуть было не отказалась от приглашения, но вспомнила, насколько опасны собачьи стаи (а пропитанная тестостероном и алкоголем толпа даже хуже), и согласилась из страха за Лону. И девчонок с работы позвала: Ритку и Иринку. Они не горели желанием утихомиривать юнцов, но я так умоляла, что они согласились при условии, что вся выпивка за счет жениха и невесты.

Клуб, как нам сказали, очень приличный, и наряд надлежало подобрать под стать. Однако, как ни удивительно, проблемы возникли не только у меня. Лона, также не бывавшая в клубах ранее, зачем-то соорудила на голове шиньон, который состарил ее лет на пять. Я пыталась отговорить сестру от роли пожилой дамы, но она и слушать не хотела. И хотя я та еще модная советчица, стоило бы прислушаться: благодаря весьма старомодному платью без рукавов, неуместно серьезной прическе и броскому макияжу, Лона превратилась в представительницу пятидесятых.

Моя ситуация была еще сложнее. Отчаявшись найти в гардеробе сестры платье, которое не висело бы на мне мешком, я встала на скрипучий стул и полезла на антресоль. В частично изъеденных молью пакетах (очередной привет от соседей) пылились наши старые вещи, в числе которых я обнаружила летнее кружевное платье Лоны, ношенное ею лет в тридцать-четырнадцать. Светло-цветочная вещица с оборками… и на мне. Однако, раз у сестры в шкафчике нашлись, ко всему прочему, почти целые ажурные колготки, мы пришли к выводу, что это лучшее решение из возможных. Кукольный стиль мне шел так же, как слону балетная пачка, но, когда я натянула ботинки с круглыми носами, не став затягивать шнуровку, мы обе сошли с ума и решили, что это даже стильно. В любом случае, выбор стоял между висящим как на вешалке малиновым недоразумением и колышущимися от каждого ветерка оборочками.

У дверей клуба, среди девиц в блестящих топах и держащихся на честном слове джинсах мы будто с Луны свалились. Увидев нас, Рита и Иришка схватились за животы. Однако порадовал Егор — которого я совсем не ожидала увидеть: едва взглянув на Лону, парень застыл с открытым ртом и вдруг начал мямлить комплименты, которые балансировали на грани с пошлостью. Он так часто опускал взгляд на ноги моей сестры, что я дернула Риту за локоть (как наиболее рациональную) и потребовала объяснить, как им вообще пришло в голову пригласить на помолвку моей сестры парня, который в нее влюбился? Ответ был просто шикарный: обязательный гость вечеринки — таксист-трезвенник, который будет развозить всех по домам.

После этой новости у меня случился легкий приступ паники. Конечно, в офисе «ГорЭншуранс» все понимали, что мы с Поной не богачки. Но с тех пор, как у мамы появился муж-спонсор, мы обзавелись некоторыми неплохими вещицами, потому ничто из нашего облика не могло подготовить друзей к виду нашего общежития. Оно представляло собой пятиэтажное здание с балконами в аварийном состоянии и влажными разводами на остатках облупившейся штукатурки. Даже купи мы дряхлую однушку- сталинку с подгнивающими деревянными перекрытиями в любом другом районе, это уже был бы огромный шаг вперед. На месте любого здравомыслящего человека я бы добровольно не сунулась в наши места: инстинкт самосохранения не позволил бы. Боюсь, узнай мои друзья-коллеги о том, как мы живем, они бы перестали с нами общаться (как было в школе), и я бы умерла со стыда. Нужно было это предотвратить. Неважно, как именно.

Очередь при входе двигалась так медленно, что под конец от холода у меня пощипывало ноги. Когда мы оказались внутри настроение было ровно настолько паршивым, чтобы пообщаться с женихом сестры. Знакомимся: Роман Холщев, двадцать четыре года, уложенные гелем волосы, кривоватая улыбка, репутация отвязного парня. Меня немножко коробило, что Лона купилась на эту блестящую стекляшку.

Увидев своего возлюбленного разливающим шампанское по бокалам друзей, моя сестра просияла и бросилась к нему на шею. Тот воспринял ее поведение как само собой разумеющееся. Парень, который нуждался во всеобщем почитании и обожании даже при том, что никем не являлся, нашел себе настолько ранимую, уязвимую и чувствительную подругу, что не устоял и решил поставить на ней клеймо собственности. Вот как я видела этот альянс. Он не уважал Лону, он просто любил, что при всевозможных достоинствах, моя сестра умела вовремя уйти на второй план и не считала это зазорным. Этот молодой человек мечтал стать великим через умаление других, ведь это исключало его личные старания. Ну, теперь-то вы понимаете, что с ним было не так?

На неприязнь Роман отвечал взаимностью. Едва увидев меня, фыркнул от смеха, но вслух лишь поинтересовался, буду ли я алкоголь. Отчего ж было не быть? Мне определенно требовалось запить официальную помолвку сестры с придурком. Раз так, Роман жестом велел присаживаться… прямо рядом с парнем, который некогда был назначен на роль моего бойфренда на вечер. Я очень напрягалась, силясь вспомнить его имя, но это оказалось слишком. Помнила только, что он мелкий и странно втягивает голову в плечи. На самом деле, в вечер помолвки он повел себя точно так же: когда я уселась рядом и дежурно улыбнулась, вместо того, чтобы поздороваться, посторонился (так и тянет сказать попятился, если это возможно в сидячем положении) и зарылся носом в воротник блестящей рубашки. Видимо, у него остались еще более приятные воспоминания о нашем свидании. Не став измываться над соседом по диванчику, я отвернулась и принялась болтать с Иришкой. А парня про себя прозвала Бесхребетным.