* * *

Адриан уехал рано утром, сдав своего угрюмого холопа с рук на руки Гене и Диме с видом «вот вам, бояре, неразумное дитя, одна штука. Следить, баловать, вернуть в том же состоянии». И следили и баловали. Инфу доставали с некоторой задержкой, но доставали. Вынесли мебель, помогли прикрепить листы к стенам и замерли в суслячьем ожидании.

Гена, который что-то там мне пробурчал на тему #яжврач и, что он может поставить капельницу, порвал мне вену на левой руке, где ювелирной милипиздрической точкой недалече отметился Адриан. С учетом малого количества времени, которое мы с ним знакомы, он неприлично часто что-то в меня засовывает. Мне совсем не нравится, не дай бог традиция у нас зародится с разнообразием вариантов, что в меня совать. Гена, испужавшись что осерчает царь-батюшка, давший с утреца боярам строгий наказ влить в меня исцеляющие воды, чуть не слезно уговаривал меня на капельницу. Получив добро, лишь бы отвязался, смотался ненадолго и примчал обратно вместе с молоденькой медсестрой. И работал вместо передвижной стойки, семеня за мной с поднятым флаконом, пока я гарцевала от бумаг к ноутбукам и плакатам, периодически заказывая инфу у Димы, сидящего на подоконнике и явно с удовольствием наблюдающего за замученным интеллигентом-террористом.

В теплой, почти семейной обстановке пожрали даже немного поржали и вернулись на места, но то один, то другой по звонкам куда-то срывались, мешая мне плести сети манипулирования. Я не сомневаюсь, что переманить их к себе не удастся, но иметь приз зрительских симпатий от приближенных к царь-батюшке совсем не будет лишним.

Адриан приехал поздно ночью, суслята едва ли не облегченно вздохнули в унисон и, сдав меня с рук на руки Адриану обратно, занесли пуховую перину в мою опочивальню и быстро сбежали.

Второй день прошел в том же режиме. С разницей, что капельницы мне больше не были нужны. Да и Адриан часов до десяти проторчал в номере, но тоже в документах. Периодически заходил ко мне, застывал немым памятником самому себе у косяка, похуистически разглядывая схемы. Полнящиеся. Меня напрягало его присутствие. Я начинала медленно соображать, нервничать. Так бывает, когда ты любитель и за тобой следит профессионал.

— Через час со мной поедешь, — внезапно нарушил давящую тишину он, когда пришел в очередной раз подпереть косяк.

Я кивнула, сдерживая желание прикусить губу и он ушел. Через час спустились на парковку у отеля. К моему удивлению никого не было, Адриан сам сел за руль. Вечернее небо начало орошать прохладный город мелкими, холодными каплями. Я потуже запахнула пальто и, помешкав, села на переднее пассажирское.

Говорят, о человеке может многое сказать его стиль вождения. Я украдкой поглядывала на него. Знаю, что видел, хотя ни разу не посмотрел, ведь ему как и всегда похер.

Его голова была почти откинута на подголовник, но взгляд часто по зеркалам, он постоянно контролирует обстановку и думает и за себя и за того парня, потому что ведет машину с расчетом, что кто-то впереди окажется бараном. Локоть левой руки на подлокотнике двери, кисть на бедре и удерживает пальцами руль снизу. Локоть правой на подлокотнике между сидениями, пальцы на рычаге переключения передач. Он был совершенно расслаблен, но при этом очень внимателен и аккуратен, когда вел. Быстро. Иногда очень. Однако, совсем не нагло, никому ни разу не помешал. Но быстро. Бывает отторжение такое, когда ты сам с правами и опытом и сидя на пассажирском, хочется водителю в ухо плюнуть, потому что иногда боязно что сейчас напортачит. Но царь-батюшка ни разу не оплошал, хотя порой у меня сердце в пятки уходило и желание плюнуть ему в ухо становилось непреодолимым.

Заехал на огороженную часть большого офисного здания. Ему открыли сразу. Припарковался у входа, хотя там было нельзя.

Вышла вслед за ним, нисколько не удивляясь тому, что поздним вечером он свободно заходит в здание. Нервозно оглянулась на ряд автомобилей. Почти все премиум-класса. Его ожидают. И я иду к ним, пусть и вместе с ним. На мгновение сбилось дыхание.

Поднялись на верхний этаж. Хороший современный офис, сейчас пустой, разумеется, ведь рабочий день давно кончился. Адриан шел по приглушенно освященному коридору в сторону приоткрытой двери конференц-зала, из которого раздавался неразличимый гомон.

Он толкнул дверь и переступил порог. Внутри многолюдно, около двадцати пяти человек. Некоторых видела в своем доме, в день убийства Артема. И они сидели ближе к пустующему креслу во главе стола, к которому направился Адриан. Они не среагировали на его появление, все так же быстро скользя взглядами по бумагам на столе перед ними и периодически глядя в мониторы ноутов. Другие лица совсем незнакомы, вероятнее всего местные… управленцы?

Но с появлением Адриана работа ускорилась до сумасшествия — они только довершали, а Адриан уже здесь и пока он пересекал часть до пустующего кресла во главе стола, разговоры быстро затихали, люди спешно расходились по местам, некоторые стояли позади кресел у стола, за которым сидели его камрады.

Его камрады…

То, как они работали, это восхитительно, это эстетика. Очень слаженно, полностью скоординировано. По парам, за столом друг напротив друга. Один называет дату, время, сумму; второй, сверяя названные данные, кивает. Ставили метки в верхнем углу листов, как печать соответсвия, после того как стоящий у каждой пары третий камрад, давал добро, глядя на бумаги у себя в руках, секунда, и листы разложены на стопки посередине стола. Следующая сверка документов, поданных местными, смотрят на экраны мониторов, пара щелчков мышью, сверка информации и по новой…

Адриан, усаживаясь в кресло, взглядом поднял солидного мужика в деловом костюме, сидящим по правую руку. Кивнул мне на место. На ватных ногах пошла.

Когда повисла полная тишина, он негромко приказал:

— Начинаем.

Несколько человек с бумагами, стоявшие за креслами камрадов быстро распределили документы перед ним на четыре стопки. Трое тех, что встречали, застыли рядом с его креслом. И он начал работать.

Четыре стопки.

Счета, платежки, банковские выписки, списки операций.

Выписки в крайней правой к нему и перьевая ручка в пальцах вычеркивает строки. Но только после того, как взглядом пробегается по выставленным счетам и соответствующим им платежным поручениям, предварительно сверившись с перечнем сделанных операций. То, что делали его камрады втроем, он делал один и гораздо быстрее. Гораздо.

Рядом, оттеснив админов два камрада. Его руки и глаза, они успевали убрать после вычеркивания просмотренные листы и подать новые.

От двух до пяти секунд действие, в зависимости от объема. И я просто вижу, я слышу, я чувствую, как с космической скоростью у него в голове складываются цифры. Он скользит взглядом по строкам, на миллионную долю секунды взгляд замирает, когда в его мыслях складывается итоговая сумма, для подтверждения которой смотрит на итог в счете, взгляд на платежное поручение — сошлось, значит, вычеркивание из списка. Следующие.

Это одно из самых жутких зрелищ. Жутких в непревзойденном совершенстве молниеносного калькулятивного расчута. Я следила за ним загипнотизировано, пыталась попасть в его ритм, но безнадежно не успевала, скорость была за пределами моих возможностей. Человеческих.

И все это под негромкое зачитывание оборота за месяц. Под шелест клавиш под тихие перешептывания присутствующих, уточняющих друг у друга детали.

— Нет, — внезапно сказал он, я поняла, что дышать перестала, да и много кто еще. Работа остановилась, камрады инстинктивно посмотрели на него. Он поднял взгляд на немолодого мужчину в очках, сидящего отдаленно от него, по левую сторону и ровно произнес, — ответ на твой вопрос «нет», Ларинцев. Еще раз такую глупость скажешь… — он замолчал. Но все было понятно. Воздух напитался удушением.

Мурашки по моим рукам, а он снова взглядом по документам, снова слаженная работа возобновилась, снова бешеный ритм.

Это не было неожиданностью, что он все видит, слышит и за всем следит, одновременно производя моментальные расчеты. Совсем не было откровением, однако, это было что-то такое, что, наверняка, ощущаешь, когда смотришь в бездну. Когда знаешь, что там, в безупречном движении вихрей и темноты нет предела. Это кружит голову, рождает чувство онемения в солнечном сплетении, расползающееся по всему телу и будоражит разум.

На следующей паре счет-платеж его взгляд остановился еще до того, как он узрел галочку маркером. Вместо точки. Взгляд метается в верхний угол листа, видит подтверждение и голова медленно склоняется вправо. Подбородок слегка вверх. Глаза немного прищуриваются, брови едва заметно сдвигаются к переносице, обозначая намек на морщину на переносице. Камрады всегда держат его в поле зрения, поэтому тоже остановились. Повисла мертвая тишина.

— Перечень закупок сокращен. Девяносто секунд на полный. — Отброшен лист на середину стола.

Полторы минуты и требование выполнено. Напряжение режет нервы. Работа не возобновлялась, ревизорство приостановлено, потому что Адриан слегка приподнял бровь, оглядывая листы. Приподнял всего на секунду и едва заметно, но атмосфера напряжения в кабинете сгустилась сильнее. Краткий жест и рядом тут же оказался высокий худой тип, который был одним из администраторов. Он уперся взглядом в листы перед Адрианом и слегка нахмурился, пытаясь самостоятельно найти ошибку, но тот ждать не стал, негромко и ровно произнес:

— По накладной тринадцать единиц, каждая по одному миллиону двести семьдесят восемь тысяч. Итого шестнадцать шестьсот четырнадцать. Здесь, — пальцем резко двинул только что распечатанный лист по столу по направлению к местному администратору, — по приему девять единиц по одному миллиону восемьсот сорок шесть тысяч. В расчетах с контрагентом шестнадцать шестьсот четырнадцать — сходится, а по факту три единицы ушли на сторону, для этого и сокращенно было и воровство совершено под конец месяца. Украденная сумма, — не отрывая взгляда от документов, повел головой в сторону побледневшего администратора, но тот затупил, а тупить нельзя сейчас, поэтому я очень тихо произнесла: