Вообще, в теории семейных отношений Светик была весьма подкована. Как она считала, могла любой совет дать не хуже профессионального психолога. Хотя настоящей полнокровной семьи у нее никогда не было – детство прошло в захудалом детдоме, замуж тоже никогда не выходила. Судя по разговорам, присутствовал в ее жизни некий Алексей Алексеич, подполковник в отставке, но Таня его никогда не видела. Видимо, Светиков Алексей Алексеич состоял в другом законном браке, крепко и навсегда. Был ли он отцом Лёвушки, тоже оставалось тайной за семью печатями. Светик разговоров об этом не любила.

– Ну, чего замолчала, Танюх? Считаешь, сколько я твоих булок съела?

Светик сама же первая и отреагировала на свою неказистую шутку, хохотнула коротко и потянулась за следующей булкой. К мучному и сладкому она была неравнодушна, как, впрочем, к любой сытной и вкусной еде. Видимо, детдомовский страх перед голодом въелся в нее пожизненно и теперь мстил лишними возрастными килограммами.

– Я не молчу, Светик. Я над твоими словами думаю. Наверное, я действительно зря насчет Машки переживаю.

– Конечно зря! Она ж не на панель из дому сбежала, а к хорошему парню жить ушла!

У нынешних девок, которые сильно продвинутые и замуж особо не стремятся, наличие бойфренда-сожителя, наоборот, на крутизну тянет, вроде как социальный статус повышает. Так что все в норме, Танюха. Не дрейфь. Будем считать, что твоя Машка как раз из тех, из продвинутых. Вот с Данькой – это да, это ты промахнулась малость. Не надо было его от себя отпускать.

– Так все равно же от меня ничего не зависело…

– То есть как – не зависело? Ты мать ему или кто?

– Да мать, мать… Но не могла же я собственному ребенку на горло наступить! У него талант, ему развиваться надо. Он там в школу специальную ходит… И вообще, не береди мне душу, пожалуйста! Что теперь об этом говорить? Все равно он уже обратно не поедет. Да и бабка с дедом не отдадут…

– Ну, тогда я не знаю, что тебе еще посоветовать. Тогда еще себе роди. Ты баба молодая, вовсю рожать можешь. Точно, роди, Танюха!

– Ага… Как у тебя все просто, Светик! Возьми да роди!

– Ой, а чего в этом сложного, не понимаю? Вроде ты на своего Серегу в этом отношении не жаловалась. Или есть проблемы?

– Ну, это смотря какие…

– Хм… По-моему, тут может быть только одна проблема – относительно качества исполнения супружеского долга. А другой нету. Или я не понимаю чего?

– Выходит, не понимаешь.

– Ага. Значит, я дура, а ты умная.

– Нет, Светик, я не умная. Совсем не умная. Но зато я совершенно определенно могу сказать, что дети рождаются вовсе не от старательно исполненного супружеского долга.

– А от чего тогда? От святого духа?

– Нет. Я бы сказала – не совсем так. Я вот где-то читала, что душа младенца приходит к будущим родителям еще во время поцелуя… Что она стоит в сторонке, и смотрит на них, и решает, поверить этому поцелую или нет, и какое от него тепло идет, искреннее, горячее или так себе, просто похотливое…

– А это ты к чему сейчас? Что, Серега тебя целовать перестал?

Таня вздохнула, опустила голову, побултыхала в чашке остатки кофе. Сладкого и со сливками. Отчего-то подумалось – так она и не научилась пить горький и черный. А между прочим, сейчас бы самое то было. Горький и черный полностью бы соответствовал ее душевному настрою. Потому что там, на душе, тоже черно и горько. И даже отвечать на простой Светиков вопрос не хотелось. Что она ей ответит? Ну, целует ее Сережа конечно же. В обязательном порядке. А только…

– Эй, Танюх… Ты чего, опять, что ль, реветь собралась? Ты это… Ты мне это брось, подруга! Лучше давай выкладывай, что у тебя стряслось. Вернее – у вас с Серегой. Он что, загулял, да?

– Не знаю я, Свет. Честное слово, не знаю. Просто у меня такое чувство…

– Ой, да погоди ты про чувства! Чувства у нее, видите ли! Ты мне лучше прямо скажи: факты у тебя есть?

– Нет. Никаких фактов у меня нету.

– Ну, тогда и не морочь себе голову, поняла? И чувства свои засунь куда подальше! Ты что, юная барышня, чтобы всякие там чувства чувствовать?

– Да в том-то и дело, что я не как барышня чувствую, а как женщина! И чувствую, что меж нами брешь какая-то образовалась, и с каждым днем она все больше и больше становится. Мне даже иногда страшно делается, будто я глазами вижу, как она чернотой зияет… Так что какие дети, Свет? Душа ребеночка и близко к этой черноте не подлетит…

Таня резко вдохнула воздуху, пытаясь удержать внутри слезы, но они уже на выдохе толкнулись в глаза, прошлись по лицу короткой судорогой. Вообще, плакать ей не хотелось. Очень не хотелось ощущать себя женщиной с подобными проблемами – не привыкла как-то. Да и суеверие внутри жило, еще в детстве от матери услышанное, – нельзя проговаривать вслух плохое и потаенное, чтобы настоящую беду не накликать. Сжав зубы, она смахнула со щек быстрые слезы, мелко и часто замотала головой, героически улыбнулась дрожащими губами. Светик смотрела на нее немного снисходительно, всем видом отображая свою любимую, многократно повторенную и уже набившую оскомину фразу. Сейчас, похоже, снова ее произнесет.

– Эх, мне бы твои проблемы, подруга… – послушно проговорила Светик, тяжко вздохнув.

Таня тихонько хмыкнула, улыбнулась уже по-настоящему, без героических усилий. Действительно, произнесла. Интересно, сколько раз она за годы их дружбы слышала эту фразу от Светика? Тысячу? Миллион?

– Да мне бы, Танюха, один хоть денек пожить так, как ты живешь! – не заметив ее коварного хмыканья, продолжила Светик. – Вот уж воистину говорят: кто мало видел, много плачет!

– Да я не плачу. Нет, совсем не плачу. Так, накатило что-то. Действительно, грех мне на жизнь жаловаться.

– Конечно грех! Совершенно распрекрасная у тебя семейная жизнь, и все в ней по плану идет. Все как по нотам расписано. Один этап закончился, значит, другой наступил. Значит, здравствуй, очередной кризис. Вот и психологи так же говорят, что без кризисов ни одна семейная пара не обходится.

– Ну, если психологи говорят… Тогда конечно… Тебе еще кофе сварить?

– Нет. Не хочу. Ты знаешь, Танюх, я и сама удивилась, когда узнала, что первый семейный кризис у молодых наступает уже в первый год жизни! Представляешь? То есть они и сами не понимают, отчего их вдруг в сторону развода несет. Оказывается, из-за первого кризиса!

Таня опасливо замолчала, одновременно соображая, как бы половчее столкнуть Светика с любимого конька. Хотя поздно, пожалуй. Уже не столкнешь. Вон, даже от кофе отказалась. Когда это было, чтобы Светик от второй чашки кофе отказывалась? Значит, придется смириться и героически выслушать очередную горячую лекцию о сложности человеческих отношений. Дилетанты – они вообще люди горячие. Особенно дилетанты от психоанализа.

– Вот скажи – сколько вы с Серегой в законном браке живете?

– Да скоро двадцать лет будет…

– Ого! Вот видишь! Это, считай, что вы… Погоди, дай сообразить… Ого, да вы уже, считай, шесть кризисов подряд пережили! Представляешь?

– Да не было у нас никаких кризисов, Свет. Жили и жили. Не сочиняй.

– Как это – не было? Говорю же, что было! Просто вы оба отчета себе не отдавали. А это плохо.

– Почему – плохо?

– Потому что в вашем совместном пространстве много негатива от них накопилось. Вы их в расчет не брали, а негатив копился. Значит, дороже платить придется.

– Да не было, не было никакого негатива! Господи, да ты же сама видела, как мы жили! Душа в душу… Семья как единый организм…

– Ну да. Видела. Да, хорошо жили. И тем не менее! Психологи, они тоже, знаешь, не с потолка свои выводы делают. И если говорят – кризис, значит, кризис. У каждого, между прочим, свое законное название есть. Первый год прожили – называется кризис притирки друг к другу.

– А нам в первый год, Свет, некогда было друг к другу притираться. Так уж обстоятельства сложились. Мы сразу, с первого дня притерлись.

– Нет, чего ты со мной споришь? Ты лучше дальше слушай! Так вот… Второй кризис называется – появление первого ребенка. У вас Машка родилась? Родилась! Значит, и кризис был!

– Ага. Логика просто убийственная. Это что же, я свою Машку должна была кризисом обозвать? Ну уж нет! Когда она родилась, Сережа первый курс заканчивал, сессию сдавал… Помню, как она орала ночами, и я с коляской на улицу уходила, чтобы он хоть немного позанимался. Нет, не помню я никакого кризиса в тех наших семейных отношениях… Давай его вообще пропустим. Сразу к третьему перейдем. Как он там у тебя называется?

– Дальше по хронологии – кризис пяти лет. Называется – жена выходит на работу.

– О! Значит, и этот кризис мы пропускаем! Потому что ни на какую работу я вообще не выходила! Сережа не захотел… А следующий какой?

– Следующий – семилетний. Называется – снижение остроты чувств.

– Да-а-а?! Ну, тогда мы с Сережей из этого ряда точно выпадаем… Потому что аккурат в это время мы наконец квартиру себе отдельную купили, и такие у нас там чувства начались, что ни боже мой, даже и рассказывать неприлично! Спальня большая, дети в другой комнате спят, и никакого коммунального коридора за стеной нет, по которому вечно кто-то топает…

– Ладно. Допустим. А как тебе кризис десяти лет, который философским называется?

– А почему он так называется?

– Ну, понимаешь… Это когда на обоих супругов дурь от сытости нападает. Когда они, что называется, зажрались. Дом есть, дети есть, благополучие какое-никакое появилось. И черт начинает им в ухо свои песни петь: зачем живешь, для чего живешь, с какой такой целью живешь… Скоро зрелость, скоро старость, а ты ничего значительного вроде как и не совершил… Что, скажешь, не было у вас такого кризиса?

– Не-а. Точно не было. Жили себе и жили. И никакими философскими вопросами не мучились. У каждого своя работа, своя забота. Утром разбегались, вечером встречались, друг другу радовались. Нет, не было у нас такого, Свет… Наверное, мы не такие какие-то. Тупые в этом отношении. А следующий кризис как называется? Может, мы в него впишемся?