– Надь, ну ты что… Ну как тебе не стыдно, Надь! Я ж говорила, я объясняла тебе…

Голос Ларисы от воспитывающего менторского вмиг скатился до тихого и даже немного заискивающего, и к тому же она так испуганно-виновато дернула головой и втянула ее в плечи, что Маше стало до ужаса неловко, будто она присутствует при избиении невинного младенца. Надежда же, по всей видимости, в отношении матери ничего такого не чувствовала и вовсю продолжала выкрикивать сквозь рев свои обвинения:

– Ага! Объясняла! А почему у Катькиной мамы деньги на Барби есть, а у тебя никогда нету? Я же тоже… Я тоже хочу-у-у…

– Да что же это такое, Надь? Ты прекратишь или нет? – снова взвился Ларисин голос в прежние строгие воспитывающие высоты. – Тебя что, шлепнуть надо, чтобы ты прекратила истерику?

– Не-е-ет! – замахнулась на мать рукой девчонка. – Не надо меня шлепать! Сама себя шлепай, раз у тебя денег нет!

– А ну, пошли…

Лариса вдруг довольно сурово схватила дочь за руку и с силой потащила в комнату, на ходу сердито и сквозь зубы что-то выговаривая. Но виноватый взгляд с улыбкой в сторону Маши все-таки успела метнуть. Хотя та и без этого взгляда стояла обескураженная. И Лёва с ней рядом застыл соляным столбом. Вернее, весенним стогом сена.

– Лёв… Так ты что, и деньги… Ты свою зарплату… Выходит, ты тут на Ларисины деньги пасешься, что ли? А всю зарплату – маме?

– Машк, ну я же просил – не дави на больную мозоль!

– Ни фига себе мозоль! Совсем рехнулся, что ли? Да как тебе не стыдно?!

– А как, как мне быть, сама подумай! Ты же знаешь маму! Она же эту проклятую зарплату тоже ждет! Она ее, между прочим, заранее планирует, уже все покупки на год вперед расписала! Недавно вот себе шубу купила, например… Первую, между прочим… Она же во всем себе отказывала, когда я учился! Ну что я могу, Машка? Как я могу? У нее же такие планы…

– Ну ты даешь!

Маша выдохнула из себя воздух возмущения, покрутила головой из стороны в сторону. Слов у нее не было. Да и возмущение, если к нему прислушаться, было ненастоящим каким-то, тухловатым на вкус. И Лёву было ужасно жалко. Оставалось только развести руки и констатировать факт Лёвиной трусливой безалаберности расхожим выражением:

– Ну, знаешь… Это уже ни в какие ворота вообще-то… Сам должен понимать! Надо же что-то с этим срочно делать, Лёва!

– Да без тебя знаю, что надо! Я вообще-то к разговору с мамой готовлюсь, но пока еще подходящего случая не представилось.

– А если его вообще не представится, этого случая? Так и будешь чужим хлебушком обедать?

Лева обиженно встрепенулся, но ответить ей ничего не успел – в дверях комнаты показались Лариса с дочерью. Надя уже не плакала, лишь изредка и коротко всхлипывала, смахивая последние слезы со щек крепко сжатыми кулачками. Маша, не отдавая себе отчета и действуя наверняка с точки зрения педагогической неправильно, вдруг шагнула к девчонке, присела перед ней на корточки, заглянула в заплаканное личико.

– Надь… Не плачь, пожалуйста. Давай я тебе сама Барби куплю? Хочешь? Ты мне только скажи, какая тебе больше нравится. Их много сейчас всяких…

– Я хочу большую невесту в розовом платье, которая с белыми волосиками! И с белой шубкой! Я видела, такую в магазине на углу продают! – неожиданно быстро затараторила Надя, недоверчиво глядя Маше в глаза. – Только Катька говорит, она дорого стоит, целую тысячу рублей. У тебя, наверное, тысячи рублей и нету…

– Надя! Ну как тебе не стыдно? Прекрати сейчас же! – жалобно возопила Лариса, нависая своим пузом над Машей. – Ну что ты меня позоришь, ей-богу… Мы же только что договорились…

– Пойдем, я тебе дам тысячу рублей. У меня есть, – поднимаясь с корточек и разыскивая глазами сумку, проговорила Маша. – Это будет мой подарок на день рождения. Ведь у тебя будет когда-нибудь день рождения?

– Да, у меня будет день рождения… – еще не веря в свою удачу, тихо прошептала Надя. – А можно я прямо сейчас туда пойду?

– Нет. Сейчас ты обедать будешь. А потом пойдешь с мамой и купишь. На, возьми свою тысячу.

– Машенька, ну что ты делаешь… Ты нас прямо в неловкое положение ставишь, честное слово… – тихо вздохнула за ее спиной Лариса. – Я бы и сама ей купила, немного попозже. И вообще, баловство все это, у нее полно игрушек…

– Да ладно! Не бери в голову, Ларис. И… прости меня.

– Да за что?

– За неловкое положение. За грубое вмешательство. Но в конце концов, могу я ребенку взять и подарок сделать? Что тут такого особенного? И вообще, я и сама могла догадаться, что в гости с пустыми руками не ходят!

– Спасибо… Спасибо тебе, Машенька. Ой, а у меня там остыло уже все, наверное! Давайте обедать! Лёва, Надя, идите мойте руки!

На Лёву во время своего неправильного, но благородного порыва Маша старалась не смотреть. Но краем глаза видела, как он тяжело переживает происходящее. Как трепетно дрожит ноздрями и до боли прикусывает губу. И ощущала при этом нечто вроде злорадства – смотри, мол, на результаты своего бесхребетного поведения. Хотя с уверенностью не смогла бы назвать свое ощущение злой радостью. Скорее, это была злая жалость, не более.

Ларисин супчик был действительно что надо супчик. Варево с душой и с изюминкой.

Хотя ничего особенного там и не было, так, сборная овощная солянка. И вареная картошка с маслом тоже показалась ей необыкновенно вкусной, умяла за милую душу, не забыв рассыпаться в похвалах доброй хозяюшке.

– Ой, да у меня же еще капуста квашеная есть! Что ж я, глупая, забыла! – метнулась было к холодильнику Лариса, но Маша быстро замахала руками, отказываясь.

– Все, все, спасибо, Лариса, у меня и без капусты сейчас живот лопнет! Спасибо, все было очень вкусно! Вы извините, но мне уже пора… Мне же в институт надо, как раз на третью пару успею.

– Но как же так, Машенька… А чай? У меня к чаю морковные пирожные есть, очень вкусные.

– Какие? Морковные?

– Ну да… Они жутко полезные и низкокалорийные. Я потом тебе рецепт дам. Может, все-таки выпьешь чаю, Машенька?

– Нет, спасибо. Чай – в другой раз, ладно? Мы же не навсегда прощаемся, правда? Я еще к вам приду.

– Ой, да заходи почаще, Машенька! Я очень рада буду! А уж Лёвушка как будет рад! Правда, Лёвушка?

– М-м-м… – задумчиво кивнул Лёва, водя вилкой по пустой тарелке. – Конечно, конечно… Заходи, Машка…

– Ну, тогда пока! – быстро подскочила Маша со своего стула. – Я побежала! Пока, Надюшка! Лёв, проводи меня…

Выйдя вместе с Лёвой на лестничную клетку, она торопливо зацокала по ступенькам каблуками, потом резко остановилась, развернула к Лёве сердитое лицо. Он моргнул, пристыженно опустил голову вниз, начал неловко елозить рукой по перилам.

– Слушай, Лёв… Давай так. Если ты сегодня же не признаешься во всем тете Свете, я сама ей все расскажу. Понял? Ты меня знаешь, за мной не задержится. Я действительно расскажу. Сдам тебя со всеми потрохами.

– Не надо, Машк. Я понял. Я сам. Я обязательно с ней поговорю. Давай через недельку…

– Да пошел ты вместе со своей неделькой! Ты скажешь именно сегодня! Нет, прямо сейчас пойдешь и скажешь! Ну, честное слово, Лёва, стыдно же на все это смотреть!

– Маш, но…

– Все, хватит! Надоел ты мне! Иди уже, придурок трусливый! Сын махровой эдиповой мамашки, вот ты кто после этого! Пойдешь?

– Пойду.

– Честное слово?

– Да… Сказал же…

Махнув рукой, она пулей вылетела из подъезда, быстро пошла со двора, забыв поднять голову и вежливо помахать на прощание ручкой в окно, за которым, прилепившись носами к стеклу, провожали ее добрыми восторженными взглядами Лариса с Надей. Будто ждали, что у нее на спине вот-вот крылья расправятся. А что – впрямь, наверное, она для них в этот день ангелом явилась? К перемене судьбы в лучшую для них сторону?

Выйдя со двора, она вдруг остановилась посреди улицы, почуяв прилив непонятной дурноты. Съеденные в гостях суп и картошка твердым комком подъехали к самому горлу, грозя опозорить организм на глазах у прохожих. Вдохнув воздуху, Маша закрыла глаза, сделала несколько судорожных глотательных движений. Тошнота отпустила, но тут же накатила слабость, такая сильная, что коленки задрожали предательски, и тут же пробежал по животу холодный озноб, и страшно стало за себя: что это? Нервная перегрузка, что ли? Сроду с ней такого раньше не случалось… А может… Нет, нет, и думать об этом не стоит. Хотя… Надо бы в аптеку зайти, на всякий случай проверочный тест купить. Мало ли куда их могла завести неконтролируемая тяга друг к другу? Такая бывает жесть, что про все осторожности они с Димкой забывают…

* * *

– Ну что ж, богато, богато живешь… Ничего не скажешь…

Ира по-хозяйски прошлась по квартире, поджав губы и заложив руки за спину, потом надолго застыла около фотографий, развешанных по стене.

– А этот мальчишечка и есть Машуткин братец? То бишь твой младшенький?

– Да. Это мой Данечка, – с тихой гордостью, встав у нее за спиной, произнесла Таня.

– Ничего себе мальчишечка, хороший. Только взгляд какой-то малахольный. Он у тебя чего, не в себе немного?

– То есть как это – не в себе? – обиженно моргнула Таня. – Он очень даже в себе! Можно сказать, он полностью в себе и есть. Он у нас, понимаешь, очень талантливый, у него с детства особенное видение мира, свое, собственное. Он в художественной школе учится, в Питере. А потом будет в Мухинское училище поступать.

– Так я и говорю – вроде как он не от мира сего… А что в училище – это ничего, это тоже, знаешь, неплохо. Не всем же в университетах учиться.

Задохнувшись первой волной возмущения, Таня даже и слов сразу не нашла, чтобы рассказать своей гостье о том, что есть такое Мухинское училище. Да и гостья, впрочем, уже отвлеклась от этой темы, плюхнулась тяжелым туловом в кресло, внимательно огляделась в новом для себя интерьере. Потом перевела взгляд на пузатую бутылку, одиноко стоящую на столе, ткнула в ее сторону пальцем.