Гала Григ - Синдром одиночества

У калитки она, не глядя на него, бросает короткое «пока» и убегает по вишневой аллее к дому.

У входной двери Лялька остановилась от страшной мысли: «Но ведь все уже дома!» Как горит щека! Ей кажется, что поцелуй отпечатался четким клеймом, которое невозможно скрыть от домашних. «Как войти?! О, ужас!»

Вокруг большого стола собралась вся семья — отец с матерью, братья, сестры. Отец деловито, с важностью раскладывает по тарелкам с дымящимся супом крупные фрикадельки. От стола исходят дурманящие запахи.

— Как раз вовремя, стрекоза, — весело говорит отец. — Садись, а то остынет.

Но девчонка быстро, словно нашкодивший котенок, прошмыгнула в свою комнату и уже оттуда срывающимся голосом говорит, что есть не хочется. Отец удивленно хмыкает. Но никто не придает ее отказу внимания. Все с удовольствием уплетают суп с фрикадельками. А она, бедняжка, исходит слюной в соседней комнате.

Потрясающий запах супа с фрикадельками запомнился ей так же надолго, как и первый в ее жизни поцелуй.

Как давно это было…

Единственная ночь

Полчаса перед зеркалом были потрачены не зря. Ляля смотрела на свое отражение с нескрываемым удовольствием Она нравилась себе не без основания. В ней было хорошо все. И лицо, напоминающее лик мадонны. И руки, слегка округлые, но привлекающие своей мягкостью и белизной И ноги, пусть не от ушей, но не создающие диспропорцию в фигуре. Грудь, осиная талия и даже слегка широковатые бедра — все подчеркивало ее женственность.

Ляля, повернувшись спиной к зеркалу, старалась увидеть всю себя сзади. Зрелище тоже не расстроило девушку. Она шаловливо подвигала бедрами и привела тем самым в движение оборки короткой юбчонки. Шелест ткани создавал приятное ощущение легкого ветерка вокруг ног, одновременно лаская их.

Кокетка даже довольно хихикнула, превратившись вдруг в мурлыкающую кошк***у, которую нежно погладили.

Аля (как теперь чаще называли Аэиту) любила себя. Иногда жалела. Но сейчас повода для жалости к себе не было. Настроение прекрасное — она собиралась на пикник, и все в ней пело. Мир был полон ожидания и надежд: быть может, сегодня?..

Что же означало это "быть может"?

Ах девчонки-бабочки, девчонки-мотыльки, вы разукрашиваете свои крылышки яркими манящими красками. Вы часами торчите перед зеркалом, стараясь довести до совершенства свою внешность. И все лишь для того, чтобы однажды ринуться в дурманящий огонь любви. И погибнуть, сгорев в нем до тла…

* * *

Лето выдалось знойным и в то же время дождливым. С обильными ливнями, роскошной зеленью природы, манящей в лесные храмы, под своды пышных крон деревьев, обещающих спасение от летнего зноя.

Утомленные жарой, Марк с друзьями решили отдохнуть в лесу, прихватив с собой подружек. Парень, к слову сказать, был не слишком разборчив в своих привязанностях. Бысто увлекался, так же быстро разочаровывался и без сожаленя расставался с прелестницами, роем кружившими вокруг него.

Это был смуглый красавец-молдаванин, невысокого роста, но крепко сложенный. Его выразительные черты лица, бездонный омут черных глаз и обаятельная улыбка, сгубили немало девичьих сердец. Не была исключением и Ляля, безумно влюбленная в Марка еще со школьной скамьи. Тогда он еще не осознавал всей прелести своих чар на девчонок и очень дорожил дружбой с Алей. Но дорожил именно дружбой.

В ней он никогда не видел девушку. С ней было весело, просто, легко. Несмотря на очень даже привлекательноую внешность, общительность и умение нравиться практически всем праням, она для них почему-то оставалась только другом. Все они не решались переступить границу дружеских взаимоотношейний.

Что было тому причиной? Ее ли излишняя коммуникабельность, ее чуть ли не панибратство со всеми окружающими. Быть может, причина крылась в ее внутренней холодности, эгоистичности и и супер-уверенности в своей неотразимости? Как бы то ни было, но она была одинока, ни в ком не пробуждая пылких страстей и чувственных излияний.

Любовь, которую она испытывала к Марку, была, увы, безответной. А ведь на самом деле это были родственные души. Оба очень любили и высоко ценили себя. Эгоизм — главенствующая черта их характера. Оба были красивы внешне, но души, по всей видимости, были черствы. Впрочем, нет. Душа Али, как и душа всякой женщины, была ранима, склонна к самопожертвованию, уязвима и обладала способностью любить.

Компания подобралась веселая, шумная. Музыка, шашлыки. Купание в лесном озере. Истома летнего дня. Загорелые молодые тела. Все дышало потребностью любить и неудержимой страстью.

Марк был как-то по-особенному внимателен к Але. Сегодня он вдруг увидел ее по-другому. Наконец-то разглядел влюбленность ее глаз, томление ее зовущих губ и призывные нотки в голосе. Это была другая Ляля, обворожительная, зовущая, обещающая.

Отдых в лесу подходил к завершению. Уже собирали пустые бутылки, кульки, бумажки. Уже сжигали мусор в затухающем костре. Уже опускались томные сумерки. Лес становился таинственнее, в нем запахло грустью. Нехотя стали разбредаться по машинам. Шутки звучали вяло, голоса — приглушеннее.

— Поедешь со мной?

Алька вздрогнула от тихого вопроса. Ее поразил тон, с каким были произнесены эти простые слова. Марк смотрел на нее взглядом, который сказал ей больше, чем слова.

Разве могла она, обычно шумная, смеющаяся, ответить обычное: конечно?!

Тихо, чтобы никто не услышал, она спросила:

— Ты хочешь этого?

— Да.

Больше не надо было слов. Говорили их глаза и движения, в которых чувствовалось только желаение быть вдвоем. И только вдвоем.

Ехали молча. Он пропустил вперед машины друзей, поотстал от них и, не выезжая из леса, притормозил.

— Зачем? — вопрос девушки прозвучал нелепо.

Марк привлек ее к себе. Они слились в жарком поцелуе. Ночь обступила их со всех сторон. Лес вдруг заскрипел, застонал от внезапно налетевшего ветра. Деревья затрепетали под его сильными порывами. Крупные капли дождя застучали по крыше машины. Дождь полился, словно из ведра. Дорогу моментально размыло. Ехать по лесной дороге было невозможно. Они были обречены…

Несмелые утренние лучи пробивались сквозь густую крону деревьев. Аля с нежностью и обожанием смотрела на все еще спавшего Марика. Как же хорош он был в этот утренний час. Нежный румянец проступал сквозь смуглую кожу. Веки, обрамленные почти девичьими ресницами, подрагивали. Он улыбался во сне милой детской улыбкой. Что-то снилось ему?

— Он видит во сне меня, — думала Аля. — Он тоже любит меня.

Веки Марка дрогнули, улыбка исчезла. Он открыл глаза, равнодушно посмотрел на девушку и решительно сказал:

— Ну что, поехали?

Громко взревел мотор. Машина, возмущаясь, фыркая и взбрыкивая, как норовистая лошадь, рванула. С трудом выбралась на твердую почву, затем — на асфальт.

Марк резко затормозил у дома Али. Девушка нежно взглянула на него. А он, громко зевнув, холодно чмокнул ее в щечку:

— Пока…

Аля молча вышла из машины. Сердце готово было разорваться от боли. Хотелось выть, кричать от обиды, безысходности и понимания того, что все хорошее уже прошло…

Сейчас еще не время

На раскалившейся от усердия электроплитке, потрескивая и издавая дурманящий запах, возмущалась картошка. Аля суетливо сновала из крохотного коридорчика, заменявшего кухню, в небольшую, но уютную комнату. Скоро должен прийти Аркадий, а ведь еще чайник надо поставить, плитка только с одной конфоркой.

— У порядочных людей нормальные газовые плиты, а у нас — недоразумение какое-то. Когда же придет настоящий день? — вслух закончила свои невеселые мысли молодая хозяюшка. Однако, подняв артистически глаза в потолок, она все же улыбнулась.

Из коридора запахло горелым. Алька поспешно выскочила в микрокухню, схватила сковородку, обожглась и, чертыхнувшись, бросилась в комнату за полотенцем. Сковородка еще шкворчала у нее в руках, когда вошел сияющий Аркадий.

— Аленький, а у меня радость!

Он забрал из ее рук сковородку и пошел в комнату, оглядываясь, куда бы ее поставить. Аля поспешно подставила первую попавшуюся книгу. К ее несчастью это был Булгаков.

— Да ты что! — Аркадий осторожно отодвинул книгу и бухнул горячую сковородку прямо на стол — держать ее было уже горячо. Алька только ахнула: тоненькая клеенка тут же сморщилась. Подняв сковородку, оба увидели на ней безобразную дыру.

— Вот уж действительно радость, — воскликнула Аля и глаза ее наполнились слезами. — Всего ничего, так ты и это испортил.

Аркадий виновато уставился на нее своими добрыми глазами и не знал, что делать. Потом выдавил:

— Подумаешь, клеенка… Ну не реви. Новую купим.

— На какие это шиши?!

— Так ведь я сегодня зарплату получил, — обрадованно сообщил он.

У Альки моментально высохли глазки, и она деловито добавила:

— И нормальную плитку. Да, Арик, нам просто необходима нормальная плитка? — Она прильнула к мужу и просительно заглянула ему в глаза.

Тот вдруг сник и пошел ставить чайник. Оба проголодались, поэтому слегка подгоревшая картошка, показалась им мировой.

— А что у тебя за радость? — вдруг вспомнила Аля.

— Да так, ничего, — нехотя произнес муж.

— Опять секреты? — настаивала она, собираясь надуть губки. Поэтому Аркадий решился.

— Я купил всего Уэлса… Товарищ уезжал. Ну я и решил взять, деньги как раз были… Дешево совсем, — оправдывался он, а сам думал: "Ну сейчас начнется!"

Но молодая жена только с укором посмотрела на него: