Нина повернулась к Тамаре спиной и вышла.
А Тамара еще долго прикладывала к лицу смоченные бумажные салфетки и приводила в порядок косметику.
В зале веселье шло полным ходом. Миша Портной выделывал на рояле свои цирковые номера, Никита, Даня и Вашкевич, которого, конечно, тоже пригласили, выдали свои лучшие песни, публика помирала со смеху.
— Ты где была? — спросил Никита.
— Да так, надо было освежить боевую раскраску.
Никита окинул ее ревнивым взглядом.
— По-моему, ты выглядишь прекрасно.
— Для вас стараемся, — улыбнулась Нина.
— Но ты чем-то расстроена.
— Я тебе потом расскажу. Все нормально.
Когда все напелись, наплясались, наелись и напились, Нина пригласила самых близких — обе пары молодоженов, Божену Яновну и Софью Михайловну — заехать ненадолго к ним с Никитой. Молодоженов вместе с родственниками загрузили в «Линкольн», Нина с Никитой сели в свою машину.
Дома Нина провела всю компанию в гостиную: там все-таки было уютнее, чем в громадном холле. Она бережно усадила уставших старушек — Божену Яновну и Софью Михайловну. Никита принес коньяк и полюбившиеся Юле ликеры: «Куантро», «Гран-Марнье» и «Фрамбуаз». Все выпили по капельке, после чего Нина скомандовала:
— А теперь, Юлька, колись!
— Что, прямо сейчас? — растерялась Юля.
Даня нежно обнял ее.
— Не дрейфь, малыш. Тут вся наша семья. Самый удачный момент.
Юля сделала глубокий вдох, словно собиралась прыгнуть в воду, и рассказала о предложении Галынина. Все захлопали, а Элла неожиданно расплакалась.
— Простите, — лепетала она, — простите, ради бога…
Феликс молча обнял ее, она спрятала лицо у него на плече, но тут подскочила Юля и повернула мать лицом к себе.
— Мам, ты что? Ты не рада? Тогда я откажусь.
— Ты ни в коем случае не должна отказываться, — вмешалась Софья Михайловна. — Говорю на правах твоей новоиспеченной бабушки. Это именно то, что тебе было нужно с самого начала. Не будь у тебя способностей, это было бы ужасно, но раз сам Галынин говорит, что они у тебя есть…
— А почему мама плачет?
— Это нервы. Усталость, переутомление…
Нина уже подала Элле воды.
— Простите меня, ради бога, — повторила Элла, напившись и отдышавшись, — но мне так страшно… Театр — это такой сложный коллектив…
— Да просто змеюшник, — подсказал Даня.
— Ну и что? Я не боюсь, — заявила Юламей, у которой невидимая, но явственно ощутимая горностаевая мантия вырастала на плечах и исчезала произвольно, как улыбка Чеширского кота. — Думаешь, в модельном агентстве был не змеюшник? Еще какой! Я тебе просто не рассказывала, расстраивать не хотела. И вообще, еще ничего не известно. Может, меня еще и не возьмут. Может, я срежусь на экзамене. Галынин сказал, чтобы я не рассчитывала на блат. Но он будет со мной заниматься. Каждый день, он сам так сказал.
— Ладно. — Элла немного успокоилась. — Галынин замечательный режиссер и порядочный человек, как мне кажется.
— И ты спокойно поезжай в отпуск, мамочка, а я буду заниматься. Даня меня в обиду не даст.
Помня, что Феликсу Ксаверьевичу противопоказан жаркий климат, Даня преподнес теще и тестю в качестве свадебного подарка путевки на поездку в Норвегию. Путевки первым классом стоили страшно дорого, Норвегия вообще считалась одной из самых дорогих стран Европы, но Дане ничуть не жалко было денег. Он следовал совету своей бабушки: «Жить надо сейчас».
— Вы вернетесь как раз к экзаменам и еще успеете за нее попереживать, — успокоил он Эллу и Феликса.
— Я останусь здесь за ней присматривать, — сказала Божена Яновна.
— И я, — добавила Софья Михайловна.
— И мы, — хором сказали Нина и Никита.
Тут из-под стола раздалось негодующее «Тяф!» и на середину гостиной вылез золотистый песик с остренькой лисьей мордочкой и остренькими ушками.
— И ты, мой родной! — Юля ласково погладила его. — Видите, какая у меня семья? — повернулась она к родителям. — Какая мощная защита?
Все засмеялись.
Пришла пора прощаться. Никита вызвал две машины: одну для Божены Яновны, Феликса и Эллы, а вторую для Софьи Михайловны, Юли и Дани.
Когда они остались одни, Никита потребовал:
— Теперь ты давай колись.
— Честно говоря, очень не хочется, — призналась Нина. — Все уже кончилось. Без последствий. Давай просто забудем.
— Да нет уж, рассказывай.
— Никита, честное слово, инцидент исперчен. Не хочется портить такой чудный вечер.
— Опять начинаются тайны мадридского двора?
— Да никаких тайн! Бывшая Феликса пыталась прорваться в ресторан. Мы с Феликсом ее спровадили. Конец истории.
— Как ей удалось войти? — спросил Никита.
— Вот знаешь, за что я тебя люблю? — Нина со вздохом прислонилась к его плечу. — Ты всегда вцепляешься прямо в глотку.
Он засмеялся:
— Ну так все-таки?
— Тамара отдала ей свое приглашение. Она большая шишка в МИДе. Не Тамара, а бывшая Феликса. Она на Тамару надавила.
В подробности Нина решила не вдаваться.
— Все равно это было подло с ее стороны, — нахмурился Никита. — Она могла сказать тебе, что на нее давят. Черт, она могла сказать Павлу!
— Эта женщина ее разжалобила. Наговорила ей с три короба. Мол, посещение этой свадьбы скажется на карьере ее сыновей.
— Но это же абсурд! Они уже были на свадьбе, когда она приперлась!
— Матери часто совершают абсурдные поступки, — робко возразила Нина.
— Чушь! Плевать ей на сыновей! Она просто хотела отравить настроение Феликсу. А если бы удалось, то и всей компании. Ладно, черт с ней. Скажи лучше, как ты поступишь с Тамарой.
— Сожгу на костре, как Савонаролу. Чего ты от меня хочешь? Мы дружим с первого класса! Я ей уже сказала все, что о ней думаю. Только об одном тебя прошу: не говори Павлу.
— Думаешь, он не знает? Может, не знает об этой конкретной истории, но, уверяю тебя, он не слепой.
— Ладно, давай не будем об этом. Столько хорошего случилось! Я так рада за Юлю! И за Эллу Абрамовну! Они выстрадали себе счастье. Хоть бы у Юли все получилось!
У Юли все получилось. Она прилежно занималась с Галыниным, подготовила репертуар для выступления перед приемной комиссией. Труднее всего ей давалась басня: у нее не было задатков характерной актрисы.
— Не волнуйтесь, — сказал Галынин. — Может, до басни еще и не дойдет.
— А говорят, басню первым номером спрашивают!
— Нет, первым — любой отрывок по вашему выбору. Мы должны их потрясти, тогда басню не спросят. А даже если спросят, это уже не будет иметь значения.
На всякий случай он выбрал для нее патриотическую басню «Волк на псарне», требующую минимума характерности, и Юля успокоилась.
Для выступления перед комиссией они разучили стихотворение Марины Цветаевой «Тоска по родине». Галынин рассказал, как, по словам одной очевидицы, с которой он был знаком, читала эти стихи сама Цветаева, и его рассказ помог Юле приблизиться к цветаевской манере, насколько это вообще было возможно.
Вернувшиеся из Норвегии Элла и Феликс все-таки приехали к зданию РАТИ в день сдачи экзамена по специальности, хотя Юля умоляла их не приезжать. Даня, конечно, тоже приехал. Они заметно выделялись в толпе таких же сумасшедших родственников, пришедших поболеть за своих чад.
Галынин устроил так, чтобы Юламей прослушивали одной из первых, пока приемная комиссия еще не одурела от молодых людей женского и мужеского пола, «любящих вставать поздно», как говорил великий артист Михоэлс, и потому рвущихся на актерский факультет.
Своим надорванным трагическим голосом Юламей незаметно, без нажима, но очень точно передавала изломанный, словно ползущий с перебитым хребтом цветаевский ритм. Она прочитала стихи негромко, сдержанно, с царственным презрением, как бы снисходя до слушателя, заставляя членов комиссии буквально вытягиваться в ниточку и ловить каждое слово. Поэтому когда последние слова стихотворения
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
Юля произнесла, чуть заметно повысив голос, это прозвучало как вопль.
Члены комиссии не сразу пришли в себя. Переглянулись. Пошептались. Юламей терпеливо ждала, даже не пытаясь услышать, о чем они говорят. Потом ее попросили подойти к столу, стали спрашивать, не занималась ли она в какой-нибудь студии. Она честно сказала, что занималась совсем немного, всего месяц, с Николаем Галыниным, а до этого была у него в театре инструктором по гимнастике. И еще она назвала двух замечательных преподавательниц РАТИ, ставивших ей голос.
— Голос у вас какой-то… странный, — заметил один из членов приемной комиссии.
— У меня была травма гортани, — призналась Юламей. — Но меня проверяли, голос слышен отовсюду.
Ее отпустили, сказав, что результаты будут известны позднее. У нее возникло чувство опустошенности, разочарования… Она готовила и басню, и музыкальный отрывок, и даже пластический этюд! И ничего этого не понадобилось…
Она вышла из аудитории подавленная, чуть ли не в слезах. Ее провожали кто сочувственными, кто злорадными взглядами. Многие выходили в эту дверь именно с таким выражением лица.
Выйдя во двор, Юля увидела родных. Они бросились к ней, обняли… Она крепко прижалась к матери, стараясь не расплакаться. Ни Элла, ни Феликс не стали спрашивать ее ни о чем.
— Нет, ну в натуре, — раздался ленивый и насмешливый голос Дани. — Как дело-то было?
Юля выпрямилась и все-таки смахнула слезы.
— Басню не спросили. А я так готовилась… Правда, Галынин говорит, что, если басню не спросили, это хороший знак…
— «Что-то ты недоговариваешь», как сказала Муму Герасиму. — Даня покачал головой. Его голос звучал все так же насмешливо и беспечно. — Ну если хороший знак, чего ж тогда слезы лить?
"Синдром Настасьи Филипповны" отзывы
Отзывы читателей о книге "Синдром Настасьи Филипповны". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Синдром Настасьи Филипповны" друзьям в соцсетях.