Она, бедная, тут же и растеряла бы весь свой сон, если б знала, что творится у нее дома сейчас. То есть поначалу, конечно же, ничего такого и не творилось, все было тихо-мирно, все шло своим чередом: Ольга Андреевна сидела у кровати больного внука в своем кресле и читала давешний Сашин роман «про любовь», который подсунула ей утром, уходя, Василиса, а Петька спал целебным крепким сном, напившись горячего молока с медом. Когда в дверь позвонили, Ольга Андреевна решила поначалу, что внука будить не будет. У Василисы ключи есть, а Саша должен только вечером прийти. Но звонки повторялись и повторялись с настырным постоянством, и действовали на нервы, и вселяли уже некоторую тревогу. Вздохнув, она тихо дотронулась до Петькиного плеча, потрясла его слегка:

— Петя… Петечка, проснись… Извини, дружочек, но там в дверь так долго звонят…

— Ммм… — перевернулся на спину недовольный Петька, откинул одеяло и сполз с трудом, будто выпал с дивана; приоткрыв один глаз и шатаясь, пошлепал в прихожую, на ходу больно ударившись лбом о косяк. Вскоре Ольга Андреевна, прислушавшись старательно, уловила оттуда радостные его восклицания навстречу мужскому смешливому баску, такому знакомому и близкому до боли… А через минуту в комнату уже вбежал и Петька с радостным восклицанием:

— Бабушка! Бабушка! Ты посмотри, кто к нам пришел!

А пришел действительно совсем уж неожиданный гость. Вернее, слишком долго и безуспешно ожидаемый — первое время после гибели Олега, сына Ольги Андреевны и отца Василисы и Петечки, Стасика здесь очень ждали. Потому как, казалось бы, кому ж еще быть рядом полагалось с ними в наступившие трудные времена, как не Стасику, фактически семейному их приемышу, исполнявшему в те времена функцию постоянного охранника успешного бизнесмена Олега Барзинского. Функция эта, по правде сказать, была чисто формальной, по-настоящему Стасик никаким охранником Олегу и не был, то есть никто из них всерьез и не предполагал почему-то, что при наступившей необходимости способен он будет вот так, за здорово живешь броситься под пули и защитить своего хозяина от неминуемой гибели. Как-то так вышло, что они сами слепили из Стасика лишь некий образ надежности-могучести, устрашительный для других и визуально-успокоительный для себя. Так, например, слишком самолюбивая и перепуганная общественным мнением женщина старательно создает из никудышного, в общем, мужичонки образ идеального для себя мужа, привирая и импровизируя на ходу с рассказами о его необыкновенных личностных достоинствах и дополняя созданный ею же образ внешней сытостью-ухоженностью и «оченьприличноодетостью».

Стасика привел в дом Олег еще на заре своего бизнесменства, просто пытаясь соблюсти некий ритуал, необходимую по тем временам атрибутику нового этого явления, хотя совершенно не знал, как следует с этой самой атрибутикой правильно обращаться. Нет, теоретически-то он знал, конечно, да только не умел. И почему-то все время боялся вот-вот появления у себя по отношению к этому огромному узколобому парню некоей барской спесивости богатого к бедному, которые, судя по его наблюдениям за своими партнерами, должны были непременно и у него со временем проявиться. И они, домашние его, тоже все дружно этого боялись и изо всех сил старались доказывать Стасику хорошее к нему расположение: и за стол обедать с собой сажали, и в отпуск с собой везли, и подарки всяческие дорогие к праздникам дарили, чтобы, не дай бог, самолюбия человеческого не ущемить. В общем, как-то так получилось, что Стасик прижился в их семействе очень надолго и с комфортом и следовал везде за Олегом снисходительно-бутафорски, находя для себя в этом своеобразное удовольствие: у других охранники только и делают, что напрягаются в постоянном страхе за своего хозяина да шныряют тревожно глазами по сторонам, а он, Стасик, никогда вовсе и не напрягается, и живет себе спокойно без всяческого страха быть своим хозяином битым-обиженным по поводу нерадивого исполнения им своих профессиональных обязанностей. Поэтому и в голову ему не пришло тогда под те злополучные пули броситься. Стоял неподалеку огромным квадратным шкафом с раскинутыми в беспомощной растерянности руками и будто боевик очередной по телику смотрел: вот хозяин прошел деловито к своей машине, вот раздалась режущая слух автоматно-торопливая очередь откуда-то из чердачных окон, вот хозяин завалился на мокрый асфальт, некрасиво подогнув под себя ноги, вот папка с документами отлетела куда-то в сторону и подхватила ее тут же чья-то быстрая рука в перчатке и исчезла, будто растворилась в пространстве, вот уже бегут к ним люди со всех сторон, а он все стоит, открыв от изумления рот и раскинув свои огромные с рельефными красивыми мускулами ручищи…

Он тогда больше у них так и не появился. И на похороны не пришел. Испугался чего-то. Знал прекрасно, что никто из них не упрекнет его ни в чем, а все равно испугался. Два года с той поры пролетело…

— Боже мой, Стасик! — радостно всплеснула ручками ему навстречу Ольга Андреевна. — Здравствуй, мой мальчик, здравствуй, дорогой! Вот неожиданность какая…

— Здравствуйте, Ольга Андреевна! — расплылся в ответной улыбке Стасик, быстрым взглядом окидывая бедную обстановку комнаты и задержав его на полсекунды всего на самодельном кресле, на клетчатом стареньком пледе, накинутом на ноги Ольги Андреевны, и пошел навстречу к протянутым к нему ласково рукам, и потряс их осторожно и очень душевно, склонившись огромным своим корпусом. — Вот вы теперь, значит, где обитаете. А я ищу вас, знаете, ищу…

— А ты-то теперь где, Стасик? Расскажи, нам с Петечкой очень интересно! С работой хорошо устроился?

— Да так… — нехотя пожал плечами Стасик, усаживаясь осторожно на притащенный расторопным Петькой хлипкий кухонный стульчик. — Работаю тут, в фирме одной. Ничего, терпимо. Правда, денег мало совсем платят. И жить мне совсем негде. Вы ж помните, Ольга Андреевна, я не местный, я из области в город приехал. Когда у вас-то работал, вы мне всегда комнатку отдельную выделяли. И в квартире городской, и на даче… А сейчас вот жить совсем, совсем негде. А чтобы снимать — это ж никакой зарплаты не хватит. Я тут у одной бабы все тусовался, так она меня выгнала недавно. Интеллигентного какого-то суслика себе нашла, сволочь. В общем, на сегодняшний день все у меня хреново, конечно. А у вас как? Где Василиса? Где Алла Аркадьевна?

— Да и у нас нынче все плохо, Стасенька… — вздохнула горестно Ольга Андреевна, — сам же видишь, в каких мы жалких условиях существуем. Я инсульт перенесла, обезножела вот совсем, Васеньке пришлось сразу после школы работать пойти. А Алла Аркадьевна, она… В общем, это отдельная история, долго рассказывать…

— Да… — разочарованно протянул Стасик. — Действительно, жаль мне вас, Ольга Андреевна. Не хотелось бы вас огорчать, конечно, но что поделаешь…

— А что такое, Стасик? — испуганно округлила она глаза и подалась навстречу ему всем корпусом, вцепившись сухими ладонями в ручки своего самодельного кресла. — У тебя что, неприятности какие, да? Это как-то со смертью Олега связано?

— Ну да… Можно сказать, неприятности… Можно сказать, и связано…

Он отвел взгляд в сторону и скорбно замолчал, словно не решаясь заговорить, всем своим видом выражая будто крайнее неприятие такой вот неловкой ситуации: бывшие хозяева и так вроде в таких стесненных обстоятельствах находятся, а он пришел тут со своей проблемой… Стасик давно, еще в те благополучные времена, прекрасно изучил во всех мельчайших подробностях характер сидящей напротив него женщины и знал уже наперед, что она первой не выдержит этой горькой паузы и обязательно, просто таки обязательно потребует изложения вслух этой самой его проблемы. Так оно, впрочем, и получилось…

— Рассказывай, Стасик. Все подробно рассказывай. Ты же знаешь, я тебе всегда помогу. И Олег бы обязательно помог…

— Да, собственно, рассказывать особенно и нечего, Ольга Андреевна. Просто Олег Петрович мне должен остался…

— В каком смысле — должен? — опешила Ольга Андреевна. — Не понимаю, Стасик…

— Ну в каком, в каком! В обыкновенном. Он у меня это… Денег брал взаймы и отдать не успел…

— Олег? У тебя? Денег?! Да ты что?

— Ну да! — распрямился вдруг медленно на своем хлипком стульчике Стасик. — А что такого? Или вы считаете, что я шибко недостойный, чтобы хозяин мог у меня деньги занимать? Не тех кровей, да? В падлу ему было, да?

— Нет, Стасик, ну что ты… Я же не это имела в виду… Я не обидеть хотела… Просто…

— Ну что, что просто? — Голос Стасика вдруг резко взвился с напряженно-спокойного до капризно-недовольного, маленькие глазки сузились до резких и злых синих щелочек, узкий лоб под жесткой щеткой торчащих вверх коротких волос заходил непривычными для него бугорками. Он привстал даже чуть со стула и навис слегка над Ольгой Андреевной, пытаясь заглянуть ей в глаза поближе. — Что значит, просто? Для вас, может, пять тыщ зеленых бумажек и просто, а для меня не просто! А долги отдавать надо! Да я слышал, что он вообще огромную сумму кому-то должен остался, а вы будто отдали все, все его долги заплатили… Вот и мне отдайте! А иначе мне из вас их вытряхивать придется. Вы знаете, как сейчас долги вытряхивают? Не знаете? Так я рассказать могу…

— Стасик, но у меня нет денег… — вжалась спиной в кресло, защищаясь от его неожиданно злобного взгляда и голоса Ольга Андреевна. Ей и в самом деле стало страшно. Чем-то повеяло отмороженным совсем и нагло-бесчувственным от этого взгляда и голоса, чем-то недобрым и нечеловеческим…

— А ну пошел вон отсюда, тварюга бессовестная! — вдруг прохрипел простуженным баском Петька. Грозно так прохрипел, как совсем уже большой мужик. Если б не температура да слабость, да если б не совсем еще мальчишеский нежный возраст, могло бы показаться неискушенному наблюдателю, что и впрямь эту фразу выговорил сейчас совсем уж взрослый мужик, способный схватить бедного Стасика за шиворот и выволочь восвояси за дверь, да еще и пинка под зад дать хорошего.