– Все бы хорошо, да подбородок тяжеловат.

Она потом спросила менеджера агентства, с которой была в приятельских отношениях:

– Что он мелет? Он же не всерьез, да?

– Хочешь сказать, что не знаешь своих недостатков, дорогая? – был ей ответ. – Кокетство – не лучший профессиональный инструмент для модели. Ты должна уметь смотреть на себя саму критично.

– Хочешь сказать, что у меня и правда тяжелый подбородок? – озадаченно спросила она.

– Не тяжелый, – замялась менеджер, – но на кастинге правильно выразились – тяжеловат. Да ты не расстраивайся так! Столько лет с этим подбородком работаешь – и все нормально! Успешнее многих.

Итак, на одной чаше весов – блестящая карьера в Америке и миллионные контракты, а на другой – дурацкие принципы и боязнь новых ощущений. В конце концов, что она потеряет, если запишется к пластическому хирургу на консультацию? Мало ли она рисковала для того, чтобы стать тем, кем является сейчас? Разве ей не пришлось идти на жертвы, чтобы всего этого добиться?

Сделав последний глоток, Ксения вытерла губы тыльной стороной ладони и решительно поставила бутылку обратно в кухонный шкафчик.

* * *

Смуглые руки массажиста были приятно теплыми и скользкими от мускусного масла. Наташа блаженно жмурилась, чувствуя, как по каждой клеточке расслабленного тела разливается обволакивающее тепло. Профессионально осторожные поглаживания отдавались сладкой ноющей вибрацией в паху.

Массажист был испанцем, совсем молоденьким. Невысокий, сильно загорелый, с черными сросшимися бровями и мускулистым торсом, он был представителем многочисленного племени курортных мачо, зарабатывающих за счет смазливости лица, натруженности мускулов и эффектной волосатости конечностей. Короче говоря, за умеренную плату сексуально обслуживал богатеньких курортниц вроде нее.

Наташа приехала в SPA-отель в Коста-Браве всего на четыре дня. У нее не было ни времени, ни желания затевать увлекательную в своей предсказуемости игру в курортный роман с каким-нибудь искателем приключений из Германии. К тому же от озабоченных курортников одни проблемы, которые решаются исключительно в кабинете венеролога. А массажист чистенький – Наташа знала, что отель обязывает его раз в две недели сдавать все необходимые анализы. Так что оплаченный эротический сеанс как раз для нее, двадцатишестилетней, избалованной, горячей.

Ее бурлящая кровь требовала перехода к решительным действиям. Отхлебнув ледяной «Мохитос», Наташа лениво перевернулась на спину. Мигель (или его звали Хуан?) на ломаном английском запротестовал – он еще не закончил с позвоночником.

Наташе не надо было даже рот открывать, чтобы дать понять, чего она ждет. Правда огромными неоновыми буквами сияла в ее томно прикрытых, блестящих от возбуждения глазах.

Хуан (Мигель?) отлично владел языком телодвижений, ему не надо было дважды повторять. Ее красноречивое молчание было истолковано правильно, и вот уже его накрахмаленная футболка с логотипом отеля летит на пол, за ней следуют красные шорты и ее трусики-стринг…

Через сорок минут Наташа, румяная, расслабленная и слегка взлохмаченная, томно выплыла из массажного кабинета, на ходу запахивая розовый банный халат. Девушка на reception встретила ее понимающей улыбкой. Ее звали Татьяной, она была студенткой-испанисткой из Питера, каждый сезон подрабатывающей на курорте.

– Все нормально?

– Лучше не бывает, – хохотнула Наташа, – один минус – страстный секс стимулирует аппетит, а я и так три килограмма набрала.

– Вам идет, – вежливо сказала Татьяна.

– Да ладно, сделаю липосакцию в случае чего. Но этот ваш… не помню как его… лучше всех! Вчера мне делал массаж Родриго, так он вообще ни черта не смыслит в женщинах. Тыкался в меня как теленок, от радости едва в штаны не кончил.

Татьяна застенчиво рассмеялась – с одной стороны, ей импонировала безбашенная наглая храбрость откровенной клиентки, с другой – было немного неловко выслушивать такие подробности.

– Надеюсь, мы не слишком громко кричали?

– У нас звуконепроницаемые стены. На завтра вас тоже записать? Завтра работает Хорхе, он у нас самый популярный.

– Не люблю самых популярных, – нахмурилась Наташа, – они, как общественный сортир, все так и норовят торопливо попользоваться. И вообще, я завтра уезжаю.

– Так быстро? – Татьяна с профессиональной расторопностью изобразила грусть-тоску.

– Я записана в клинику в Москве, – с деланной серьезностью ответила Наташа и, понизив голос, добавила: – Грудь.

Татьяна бросила беглый взгляд в ее декольте – сочная спелая грудь красиво топорщилась под халатом. Четвертый размер, не меньше.

– Она слишком маленькая, – поморщилась Наташа, – и вообще, этот фасон мне надоел.

– Так вы…

– Это уже третья операция. Сначала мне не понравилась форма, теперь с формой все в порядке, но… они маленькие.

– Мне бы ваши проблемы, – смутилась Татьяна, которой природа явно недодала аппетитных выпуклостей.

– А какие здесь могут быть проблемы? Пять тысяч долларов – и выбирай на вкус. А у меня вкус как у дальнобойщика, чем больше – тем лучше.

– А не страшно? Мало ли что.

– Вы как с луны свалились, – покровительственно улыбнулась Наташа, – пластическая хирургия – это наше будущее. Я просто уверена, что лет через десять девяносто процентов женщин будут делать такие операции. Всего полгода легкого неудобства – зато потом ты королева на всю жизнь… Ну или пока не надоест. Так что если когда-нибудь надумаете, позвоните. Дам координаты очень хорошей клиники, Viva Estetika.

* * *

В приемной клиники пластической хирургии Viva Estetika просторно, чисто и пахнет жасминовым ароматизатором. У девушки на reception волшебное имя – Жозефина, да и сама она словно явилась из сказки. Живая реклама безукоризненной хирургии, силиконовая принцесса с совершенным лицом.

Я всегда таких ненавидела.

Я сидела на краешке кожаного дивана, бездумно листала какой-то глянцевый журнал и чувствовала себя полной идиоткой. Носительницей хрестоматийного свиного рыла в калашном ряду.

Ну зачем я сюда пришла? И не просто пришла, а заранее записалась на консультацию, ни на минутку не опоздала, заплатила авансом две с половиной тысячи рублей. О чем я буду говорить с доктором Владимиром Каховичем? Всего несколько дней назад задумавшись о пластике, я уже сижу в его приемной, смиренно сложив на коленях руки. Такие решения спонтанно не принимаются. Лицо – это все-таки не надоевший полушубок, который можно со спокойной совестью отнести в ближайшее ателье, чтобы из него скроили супермодную муфту. В идеале такой поступок надо выстрадать, годами его вынашивать, заветно о нем мечтать.

Как я мечтала о мотоцикле Harley.

У меня руки дрожали при воспоминании о том, как некорректно обошлась я с собственной многолетней мечтой. Как одним движением руки, зажмурившись, ржавым молотком разбила вдребезги копилку-хрюшку, которая много лет подряд была чем-то вроде символа надежды. Черт бы побрал Ангелочка-искусительницу с ее складной одой новой жизни.

Я старалась об этом не думать.

Рядом со мной приземлилась блондинистая жердь с небрежно прихваченными заколкой волосами и полным отсутствием косметики на бледном лице. Покосившись на ее ноги невиданной длины, я решила, что девушка эта отлично вписалась бы в стройные ряды презираемых мною Барби, если бы добавить в ее облик немного лоска. Или гламура, как сейчас модно говорить.

Но она была обезоруживающе естественной – ни краски на волосах, ни туши на ресницах, ни искусственного загара на коже, ни вульгарной стразинки в гардеробе.

От скуки я решила завести разговор.

– Вы случайно не к Каховичу?

Прежде чем ответить, она несколько секунд меня рассматривала – внимательно, цепко, спокойно.

– Именно. А что?

– Да в общем-то ничего. Я тоже к нему. Вы, наверное, не в первый раз, – только этим можно было объяснить причину ее йогического спокойствия. Да и только в тот момент я заметила, что ее нос вылеплен слишком уж изящно для такого непредсказуемого скульптора, как Природа-матушка.

– Нет, раньше я не оперировалась, – усмехнулась она.

Надо же, чего только на свете не бывает.

– Да вы не нервничайте так, – жердь улыбнулась, – Кахович, говорят, один из лучших в Москве.

– С чего вы взяли, что я нервничаю?

– А вы на свои руки посмотрите.

Мои пальцы хаотично барабанили по журналу, словно исполняя безумную джазовую импровизацию на невидимом пианино.

– Вы правы. Но, черт возьми, как я могу быть хладнокровной, если… Если и сама не понимаю, зачем сюда приперлась.

Жердь рассмеялась. Смех у нее был приятный – переливчатый, живой.

– Меня зовут Ксения. Ксения Пароходова. Можно просто Ксюша.

– Алиса. Лучше меня так и называть – Алиса.

– Алиса в стране телесных чудес, – промурлыкала она. – И что вы хотели бы изменить, Алиса?

– Свою карму, – ухмыльнулась я, – чтобы в моей никчемной жизни появилась хоть капелька осмысленности. Но боюсь, карму господин Кахович не оперирует.

Жердь захлопала ресницами – длинными, но белесыми.

– Не обращайте внимания. Шутка.

– А я буду откачивать из подбородка жир, – помолчав, призналась она.

Я перевела изумленный взгляд на нижнюю часть ее лица. Худощавое изящное личико, четкие скулы, очаровательно припухшие, словно зацелованные, губы. Никакого намека на жир.

– Не смотрите так, – она правильно истолковала мое недоумение, – я бы не стала рисковать и тратиться просто так. Я – модель, и от таких вот штрихов зависит моя карьера.

– Значит… вам кто-то посоветовал? Не обижайтесь, но по-моему, таких людей надо сажать в тюрьму.

– Даррен, мой бойфренд, – улыбнулась Ксения, – поверьте, он не маньяк и знает, о чем говорит. Впрочем, вам не понять. Мои немодельные подруги крутят пальцем у виска, когда узнают, что большую часть жизни я трачу на то, чтобы поддерживать обхват бедер восемьдесят три сантиметра.