Марьяна Романова - Силиконовые горы

– С чего ты взяла? – опешила я, уверенная, что со стороны наши с Павлом отношения производят впечатление идеального романа.

– Я тебя насквозь вижу, – пожала плечами Наташка, – Георгия ты любила, Павла – нет.

– Что же я, по-твоему, рядом с ним делаю? Я изменила внешность, а потом изменила жизнь.

– Ты изменила внешность и собиралась изменить жизнь, – поправила Наталья, – но оказалось, что твой Георгий занят. И тогда ты, вместо того чтобы пойти вперед, зачем-то осела в искусственном мирке. И теперь старательно притворяешься счастливой.

У красавицы Кати был такой взгляд, словно она страдает нимфоманией в последней, неизлечимой, стадии. Иными словами – смотрела она так, как будто бы готова была немедленно, без реверансов и скомканного ритуала соблазнения, отвести объект созерцания за уголок и сексуально удовлетворить его по полной программе.

На один этот взгляд мужчины ловились, как караси на хлебный мякиш. А ведь в активах Катиных достоинств числилась еще и красота, настолько экзотическая, что к двадцати двум годам ей удалось самостоятельно, без чьей-либо помощи и протекции, вырваться в немногочисленные ряды счастливиц, успешно работающих на модельном поприще.

В Москве сотни модельных агентств – несколько монстров плюс бессчетные стаи крошечных аквариумных рыбешек, неизвестно за счет чего выживающих. При таком раскладе каждая вторая девушка с телосложением швабры и туманными амбициями имеет теоретическое право называть себя моделью. Однако на практике в огромном мегаполисе не так-то и много работы для фотогеничных див. Лишь единицы умудряются прилично зарабатывать, продавая свою красоту и свежесть фотообъективам разной степени престижности. Остальные – а их тысячи – прозябают на задворках, время от времени позируя для малоизвестного глянца, уныло вышагивая по импровизированным подиумам ночных клубов и вынужденно подрабатывая эскортом.

Катя была, конечно, не на самом верху – ее фамилия не была на слуху у «желтых» журналистов, ее лицо ни разу не появлялось на обложке «Vogue». Но на кусок хлеба с маслом (иногда с икрой) зарабатывала.

Ввиду вышеупомянутой мимической особенности знакомиться с приглянувшимися мужчинами Кате было проще простого. Один робкий взгляд плюс (для самых стойких) один взгляд подольше – и вот уже предмет интереса сам заворожено плывет в ее направлении.

В плотских удовольствиях Катерина себе, любимой, не отказывала. Да и был ли смысл – мужчины были ее входным билетом в мир закрытых вечеринок, дизайнерских бутиков, гольф-клубов, уик-эндов на яхтах – всего того, что самостоятельная девушка едва ли сможет себе позволить.

Катя давно потеряла счет своим мужчинам, но кажется, их общее количество перевалило за сотню.

И вот ей исполнилось двадцать два года. Казалось бы, самый расцвет шальной юности. Но для профессиональной модели возраст почти критический. Пора было определяться – либо остаться в профессии еще лет на шесть – восемь (как повезет), расталкивать локтями конкуренток, мыкаться по кастингам и периодически напиваться от страха, что на пятки наступают борзые тринадцатилетки с наглыми глазами. Либо вовремя уйти, придумать иное поприще для самореализации.

Например, удачный брак.

Была у Катерины подружка, Виктория. Познакомились они в агентстве шесть лет назад, когда обе были перепуганными начинашками с любительскими фотографиями в потрепанных папках и надеждой стать второй Синди Кроуфорд. Сдружились – как это бывает в их возрасте, – быстро и, казалось, навсегда. Они были похожи – обе не видели для себя иной карьеры кроме позирования, обе тщеславно мечтали об известности и больших деньгах, обе не брезговали принимать от случайных любовников приятные подарки и денежные подачки.

Так и шли по жизни – рука об руку, – пока Виктория вдруг не вышла замуж за преуспевающего мебельного магната. То была удивительная история совсем не в духе циничной Москвы. Они познакомились на новогодней вечеринке, где Виктория работала хостесс – провожала гостей за столики, наряженная в вульгарное одеяние стрип-Снегурочки. Серебряные трусики-стринг, шубка из страусиного пуха, меховая шапочка, из-под которой торчит фальшивая блондинистая коса, накладные ресницы… Не очень-то престижная роль для тщеславной фотомодели. Вика согласилась от безденежья – январь для модельного мира месяц мертвый, а за новогоднюю ночь платили по тройной ставке.

Сексапильной Снегурочкой живо интересовались гости клуба – каждый так и норовил ущипнуть длиннокосую за выглядывающую из-под трусиков розовую ягодицу. Мебельный магнат не был исключением. Под утро он пригласил уставшую, трезвую и злую Викторию за свой столик. Вику немного покоробил его тост: «В новогоднюю ночь каждый уважающий себя мужчина должен загадать желание, выпить шампанского „Crystal“ и трахнуть Снегурочку!» Тем не менее, когда на следующее утро протрезвевший магнат пригласил ее позавтракать в ресторане здоровой пищи «Органик», Виктория согласилась…

А через месяц, в начале февраля, магнат предложил ей официально оформить отношения – с точки зрения Катерины, это ни в какие рамки не вписывалось. Такого просто не бывает! Мебельные магнаты ни при каких обстоятельствах не женятся на легкодоступных снегурочках.

– А с чего ты взяла, что я легкодоступная? – расхохоталась Виктория, когда Катя поделилась с ней своими сомнениями.

– Ну… Это ни для кого не секрет, – растерялась Катерина, – не обижайся, но мы с тобой никогда не строили из себя девочек-припевочек. Думаю, это у нас на лбу написано.

– Может быть, – загадочно улыбнулась Вика, – честно говоря, мой супруг так и считал. Сначала. А потом я доказала ему обратное.

– Каким же, интересно, образом? – хмыкнула Катерина. – Я всегда думала, что игра в «динамо» таких мужиков только раздражает.

– Я не мариновала его слишком долго, – подмигнула Виктория, – между нами… Он был моим первым мужчиной. Когда он это понял, дар речи потерял. Несколько дней не мог прийти в себя.

Такой контраст – серебряные стринги и девственность.

– Ты бредишь? – выпучила глаза Катерина. – Какая еще девственность? Ты хоть сама-то помнишь, сколько у тебя было мужчин?!

– Не помню, – как ни в чем не бывало ответила Вика, – да и какая мне разница. Ладно уж, открою тебе один секрет. Только никому.

– Могила, – пообещала Катя.

– Я сделала гименопластику, – понизив голос, сообщила Виктория.

– Что?

– Гименопластику. Операцию по восстановлению девственной плевы. Стоит всего штуку баксов, проводится стационарно. Это еще проще, чем аборт. Сел в кресло, получил наркоз и через несколько часов проснулся в палате невинной девушкой.

– Да ты что? – сказать, что Катерина была шокирована, означало не сказать ничего.

– Никто не подкопается. Все было, как в первый раз. Правда я толком и не помню своего первого раза, так давно это было. Но все по закону жанра – боль, кровь на простыне.

– Но как тебе в голову такое пришло?

– А ты сама подумай, – хитро прищурилась Виктория, – много ли в Москве осталось девственниц с нашей внешностью нашего возраста? То-то и оно. Видишь, как у меня получилось? Сначала в клинику, потом – в ЗАГС. Так что мой тебе совет, не будь дурочкой, записывай адресок.

Кто бы сомневался, что остро жаждущая счастья Катерина воспользуется советом удачливой подруги.

Первая операция воспринималась ее не лишенным романтизма сознанием как священный ритуал. Физическое восстановление невинности, утраченной давно и без сожаления, казалась ей философским актом полного очищения. В кабинет врача вошла одна женщина – смешливая кокетка в туфлях зебровой расцветки, а выйти должна была другая – с неземным отблеском в глазах и плотно сжатыми коленями.

На гинекологическое кресло она вступила с достоинством коронованной особы. Ядовитым жалом руку пронзил катетер, и без пяти минут девственница с головой нырнула в розовые волны душной бессознательности.

Проснулась в палате, с пакетом льда на лобке.

Неприятно ныл живот, во рту было сухо, как в Сахаре. Как во сне Катя тяжело добрела до уборной, и ее стошнило прямо в раковину. Из зеркала на нее тупо таращилась гуманоидно-бледная дева с крапинками засохшей крови в уголках сухих губ и синими полукружьями под глазами. Эта женщина вовсе не была похожа на Еву до поедания запретного плода. Скорее, на индифферентную к обывательским радостям жизни пьянчужку, не первый день мыкающуюся по вокзалам и третьесортным кабакам.

Прошла неделя.

Катерина похорошела, повеселела, предвкушение приключения нарастало с каждым днем. Она собиралась беречь дарованную хирургом невинность, как тайный клад, заветную реликвию якобы непоруганного тела.

Но на практике вышло иначе.

С бизнесменом Олегом Мерзавчиковым она познакомилась в спортклубе – Катерина потела на беговой дорожке, а он с показательной легкостью воевал с гантелями чуть поодаль. Он пригласил Катю в фитобар, пропустить по стаканчику свежевыжатого сока из петрушки и сельдерея. Он казался простодушно-обаятельным, несовременно благородным, не от мира сего; в уголках его серых глаз плясали такие добрые морщинки… Ну откуда ей было знать, что его фамилия – отнюдь не забавный штрих, но роковой знак судьбы? Намек на прогнившую внутреннюю сущность.

А начиналось все так красиво.

Мерзавчиков, казалось, голову от Катерины потерял – подсел, как на героин. Молился на нее, как на всесильную языческую богиню.

И вот наконец она решилась. «Тут важно не затянуть, – предупреждала Виктория, – чтобы объект не перегорел».

Увидев кровь на простыне, Мерзавчиков сначала удивился, потом засуетился, потом испугался, потом вроде бы обрадовался. Гладил ее по голове, шептал уместное в таких случаях бессвязное «моя девочка», целовал пальчики на всех ее длинных конечностях. «Он у меня в кармане», – думала Катерина, засыпая.