Вступив в самостоятельную жизнь, как на красивую ковровую дорожку, я наивно думала, что все самое захватывающее ожидает меня впереди, все только начинается. Опьяняющая взрослость непременно превратит жизнь вихрастой московской Золушки в приключенческий роман.

На практике же получилось иначе. Мое существование напоминало бег муравья по ленте Мебиуса. Шли месяцы и годы, а я по-прежнему жила в пятнадцатиметровой комнатенке, пропахшей чужими гороховыми супами (ох уж эти коммунальные кухни!) и ветхостью, работала без удовольствия и перспектив и почти ни о чем не мечтала.

* * *

Противоположный пол вызывал во мне скорее не романтический, а исследовательский интерес. Было время, когда я спала с кем попало. Бас-гитарист никому не известной рок-группы, патлатый уличный художник с Арбата, нервный менеджер среднего звена с подергивающимся от хронического недосыпа веком, героиновый барыга, сосед из дома напротив с дряблым брюхом и подозрительной супругой – я словно специально выбирала экземпляры, будто бы сбежавшие из цирка моральных и физических уродств.

В этот парад мутантов никак не вписывалась моя единственная сентиментальная привязанность.

Моя единственная любовь.

Его звали Георгием, и у него были хитрющие зеленые глаза, нос с горбинкой, циничный юмор, обезоруживающая необыкновенная улыбка и… Да что перечислять, скорее всего, ничего особенного в нем не было, просто включился неизведанный человечеством закон гормонального притяжения, и самостоятельная, лишенная сантиментов девушка превратилась в зомбированную тряпичную куклу. Пяти дней знакомства хватило для того, чтобы каждый из нас, порвав с прошлым, поверил в классическую схему личного счастья, миллион раз описанную в сентиментальных романах. Мы поселились вместе, я бросила работу, и полгода неразбавленного счастья, казалось, пролетели за пять минут.

Мне едва исполнилось двадцать, и я была дура дурой. Абсолютом счастья мне казалось превращение в его дрессированную собачонку, но он, играючи меня приручив, переключился на другой объект – знойную деву с длинными волосами, длинными ногами и длинными ресницами.

С тех пор я ненавижу знойных дев.

Таких в Москве полно. Их беспечный загар, их хищные перламутровые улыбки, их блестящие волосы и без единой морщинки лица. Если бы я точно знала, что меня минует кара правосудия – о, с каким удовольствием я бы запустила в лицо какой-нибудь из них кирпич! Полюбовалась бы, как совершенная кукольная маска превращается в нелепую мешанину плоти, удивленно отхаркивающую фарфоровые коронки.

Георгий привел мою жизнь из феерии разгульного распутства к знаменателю кабальной моногамии. Я смотрела на него – не то с обожанием, не то с удивлением – и думала: ну как я могла прикасаться к чужим телам, как могла принимать пахнущие табаком и мятной жвачкой поцелуи от людей, с которыми у меня едва ли было хоть что-то общее?

Исчезновение Георгия обернулось неожиданным целибатом. Расставшись с любимым мужчиной, мне было бы логично вернуться в привычный омут необременительного разврата. Но… Я не могла, не могла физически решиться на новые отношения – с претензией на серьезность или длиною в одну потную бессонную ночь.

Никогда – ни до, ни после этого печального инцидента – я не чувствовала себя такой оглушающе одинокой.

* * *

У меня есть кожаные мотоциклетные штаны в заклепках и нет мотоцикла.

Штаны я купила в секонд-хенде – потертые, кое-где порванные, навеки пропитавшиеся запахом машинного масла и дорожной пыли, с морщинками чужих путешествий и аварий. Сданный в утиль символ чужой свободы.

Кто-то колесил в этих штанах многие мили, сжимая дрожащими от адреналинового возбуждения коленями мотоцикл. А вот теперь их ношу я, ни разу в жизни не видевшая моря.

Мечта о мотоцикле стала единственный предметом багажа, который я принесла из детства в новую жизнь. Мечта-о-мотоцикле настолько вошла в привычку, что давно стала чертой моего характера.

Когда я впервые увидела фотографию Harley Davidson – в двенадцать, в тринадцать, в четырнадцать лет? Какая, собственно, разница. Всегда равнодушная к тривиальным женским слабостям – туфелькам, стразам, румянам с блестками, шляпам, чулкам, горжеткам, – я позволяла себе единственную мечту из material world.

В порыве мечтательности я даже обзавелась водительскими правами.

А что толку? Моя работа вряд ли позволила бы мне накопить на новенький Harley.

Может быть, хотя бы на подержанный?

Копилка – мещански глупая, несовместимая с любым интерьером, банальная до оскомины керамическая свинья – была спрятана в книжном шкафу. В ее глиняное нутро я прилежно складывала гроши, которые удавалось не потратить.

Может быть, когда-нибудь…

Иногда мне это снилось. Рев мотора, убегающая под колеса лента асфальтовой дороги, спутанные волосы, теплый ветер в лицо, в огромных мотоциклетных ретроочках я похожа на огромного нелепого жука. Жадно вбираю в широко распахнутые глаза каждую придорожную травинку, каждое проносящееся мимо деревце, и очередной пыльный километр приближает меня к осознанию абсолютной свободы.

И мчусь я, разумеется, к морю.

* * *

Экс-шлюха без эстетических претензий, экс-влюбленная балда без чувства собственного достоинства, экс-брошенная одиночка, обременная пудовым комплексом неполноценности, в настоящем – почти монашка.

Глумливый реверанс судьбы – ну куда я могла устроиться работать, кроме как в секс-шоп?

Получилось это случайно.

Безделье – не лучшая среда для депрессирующей девушки. Мне срочно требовалось приткнуть хоть куда-нибудь вереницу ничем не заполненных, улиточно-медлительных минут. Да и финансовый вопрос давал о себе знать: за полгода беспечного существования я и не подумала завести конвертик на черный день. Копилка-хрюшка не в счет – разбить ее ради покупки батона докторской колбасы было бы предательством по отношению к самой себе.

И вот, обивая пороги контор, которым могла бы понадобиться не имеющая опыта работы и образования бездельница, я наткнулась на объявление, криво прилепленное к двери полуподвального заведения с неоновой вывеской «Купидон»: «Требуется продавец-консультант, график работы сутки через двое». Ниже фломастером была приписана сумма, которая показалась мне весьма заманчивой.

Собеседование проводила владелица магазина – пегая бабенка лет пятидесяти пяти с кривыми варикозными ногами и неприятно бегающими глазенками. Даже странно, что такое асексуальное существо надумало развернуть торговлю игрушками для эротических шалостей.

Убедившись в моей вменяемости, она протянула мне бланк трудового договора.

С тех пор я и осела в царстве разнокалиберных фаллоимитаторов и похожих на гигантских морских устриц резиновых вагин. Довольно быстро я разобралась в ассортименте, научилась отличать потенциальных покупателей от зашедших поглазеть на чудо-инвентарь. Время шло, и поначалу веселившие меня цветные пенисы, латексные костюмы, кожаные плети и порножурналы на любой привередливый вкус перестали казаться чем-то из ряда вон выходящим.

Моя жизнь вроде бы немного устаканилась.

И была она такой же бессмысленной, как сувенирный гигантский презерватив с насадкой в виде головы Микки-Мауса.

* * *

Новая работа подарила мне новую (и единственную) подругу.

Никто не знал, как ее звали на самом деле. Ангелочек – так она представлялась окружающим. Причем в ее исполнении жеманный псевдоним не звучал нарочито. Даже учитывая тот факт, что ее наружность едва ли хоть на миллиграмм соответствовала контексту прозвища. Менее всего Ангелочек походила на ангела. Была она рослой девахой с кудрявой копной смоляных волос, крупными чертами лица, дымкой темных усиков над верхней губой и басовитым тембром голоса.

Ангелочек была продажной девушкой – не из самых дорогих, но и не шалашовка какая-нибудь. Пройдя сквозь огонь, воду и медные трубы (уличную «точку», замаскированный под стрип-клуб бордель и сауну с ярко выраженным порнографическим подтекстом), Ангелочек перешла на вольные хлеба. В крошечной съемной квартире трудилась она, не покладая рук и прочих частей закаленного на половом фронте организма. С конкурентными девами, коими Москва кишмя кишит, боролась с помощью изобретательности. Она была нашей постоянной клиенткой – так мы и познакомились. То прикупит латексный костюм в стиле садомазо (плети с инкрустированными черепами на рукоятке в комплекте), то легкомысленный фартучек медсестры и огромную клизму в виде женской груди, то массажное масло-афродизиак, сладковато благоухающее мускусом.

Мне нравилось с ней болтать. К тому же тесная дружба с проституткой так удачно вписывалась в маргинальность, взлелеянную мною.

Напряженный секс-график по системе freelance никак не повлиял на ее природную жизнерадостность. Обычно Ангелочек подтягивалась в самые скучные рабочие часы – предрассветные, когда я одиноко дремала над чашкой отвратительного растворимого кофе, уныло мечтая о пересменке.

Она врывалась в пахнущую сандалом и ванилью пещерку секс-шопа – отработавшая свою гортанно-влажную ночную смену, с непросушенными после душа волосами, без косметики, в простых дешевых джинсах и ангоровой кофте, небрежно наброшенной на плечи. Я здоровалась, ставила чайник, доставала из-под прилавка пачку шоколадных пряников. Ангелочек усаживалась прямо на пластиковую витрину, поджав мясистые ноги, и спрашивала:

– Ну, ты как?

– Да я все так же, – неизменно отвечала я, – лучше расскажи, как ты.

Вот тогда-то и начиналось самое интересное. Ангелочек была настоящей Шехерезадой, обладающей редким талантом ублажать слух самыми невероятными историями, случившимися с ней за ночь. Будь она чуть более предприимчива и грамотна, могла бы написать книгу мемуаров, которая стопроцентно стала бы бестселлером – если бы, конечно, кто-нибудь ей поверил.