– Да, но ты ведь все равно меня любишь?

– Да, люблю, конечно, – рассмеялась она. – Ли еще посидела возле сына, наслаждаясь возвращающейся умиротворенностью. Наконец-то все вставало на свои места.

– Что ж, мне пора идти, чтобы успеть к приходу Кристофера.

– Передай ему привет от меня. И, если он согласится жениться на тебе, предупреди, чтобы он тренировался аккуратно писать в унитаз, иначе ему несдобровать.

– Джозеф Рестон!

– Спокойной ночи, мам. Развлекайся.

– Ну ладно, дождись Первого апреля. Уж я тебе отомщу.

– Слушай, женщина. Мне нужно хоть немного поспать. Завтра в школу.

– Хорошо, хорошо, ухожу.

Она еще раз поцеловала его и направилась к двери.

Когда она уже выходила из его комнаты, Джои крикнул ей вслед:

– Если серьезно, мам, я рад за тебя.

Счастливая, она улыбнулась и погасила в коридоре свет.

В одиннадцать пятнадцать она подъехала к дому Кристофера. Приближаясь к его двери, она чувствовала трепетную дрожь – ощущение, которое женщины ее возраста считают привилегией лишь юных созданий. Какой незрелый, буйный оптимизм испытывала она, когда выходила замуж за Билла! Но сейчас все было немножко иначе – может, потому, что любовь ее нынешняя была непрошенной. Не Ли ее искала, любовь сама нашла ее. Какой бы дурой она оказалась, если бы позволила своей семье украсть у нее счастье, пусть даже и короткое. Это была ее жизнь, ее одной, а жизнь – спектакль, сыгранный однажды и без репетиций, Хотя так же быстротечна, и финал неизбежен. Не будет повторения. И потому Ли так хотелось успеть получить положенное ей счастье, воплощением которого стал для нее Кристофер.

Она постучала в дверь и с замиранием сердца стала ждать. Через несколько секунд за дверью раздался его голос.

– Кто там? – Сразу видно – полицейский, всегда начеку.

– Это я, Ли.

Щелкнул замок, и дверь распахнулась, сметая стоявшие на резиновом коврике черные форменные ботинки. Кристофер предстал перед ней в носках, в форме, с примятыми после фуражки волосами. В руках он держал пластмассовый судок «Бифарони», из которого торчала ложка. По-видимому, он только что извлек его из печки, поскольку в квартире пахло свежеразогретой едой.

– Вот это сюрприз.

– Разве? Мы же оба поняли тогда в школе, что не сможем друг без друга.

– Ты – может быть, и поняла, а я нет. Я подумал, что, похоже, это конец. И, возможно, к лучшему для тебя…

Она робко улыбнулась, переводя взгляд с его волос на любимые голубые глаза, полные губы.

– Вы не против, офицер Лаллек, если я вас поцелую?

Она перешагнула через его ботинки, бесцеремонно обняла его и поцеловала. Он ответил на ее поцелуй, придерживая одной рукой ее, а другой – свой ужин. Поцелуй был сентиментально-сладостным, более исполненным неги, нежели страсти. Она чувствовала себя так уютно в его объятиях. Она так изучила его губы, что знала каждую их извилинку. Она целовала его с упоением, и ее влажный язык, медленно блуждающий по его рту, словно объяснял, насколько глупа была его хозяйка. Прервав поцелуй, они улыбнулись друг другу.

– Ммм… а что ты ешь?

– «Бифарони».

– Вкусно пахнет.

– Хочешь? Я могу разогреть и для тебя.

– Хм-мм… Да нет, ешь, ты же голодный..

– Не так, чтобы очень. Тем более, ты пришла.

– Ешь. Я буду смотреть на тебя.

Он усмехнулся.

– Будешь смотреть?

Она уперлась локтями в его бронированную грудь и указательным пальцем очертила контур его губ.

– Я буду смотреть, – бормотала она, – как эти губы смыкаются вокруг ложки и шевелятся, пока ты жуешь. Я так соскучилась по этому зрелищу.

Он хмыкнул:

– Нам, полицейским, не привыкать к людским странностям.

– Ешь свою дешевую лапшу, – нежным голоском пропела она.

Он взялся за ложку, но не отрывал от нее взгляда. Когда он набил рот, она поцеловала его в щеку – как раз в то место, где яростно заработали желваки. Он улыбнулся, проглотил лапшу и спросил:

– Так ты соскучилась по мне или по чему-то еще?

– Хм. Я вовсе не из-за того собираюсь выходить за тебя замуж, о чем ты только что подумал. Просто мне нужно, чтобы ты выравнивал мою стиральную машину, подстригал газон, убирал снег во дворе – ну, и тому подобное.

Он не успел поднести ложку ко рту: она так и замерла в его руке. Он сделал шаг назад, чтобы получше разглядеть ее лицо.

– Ты собираешься за меня замуж?

– Да, офицер Лаллек. Я собираюсь сбежать с тобой.

– Сбежать!

– И скорее, чем ты думаешь.

– Ты шутишь.

– Я устала выслушивать от других, что мне можно и чего нельзя. Я устала спать в холодной постели, есть в одиночестве, наблюдать, как ты курсируешь возле моего дома по ночам, думая, что я сплю и тебя не вижу.

– Когда это?..

– Я видела тебя. Ты проезжал в воскресенье в десять вечера и на следующий день, перед самым концом дежурства, да полно было таких вечеров.

– А как насчет сегодняшнего?

– Сегодня меня не было дома. Ллойд пригласил меня поужинать и заодно наставил на путь истинный. Потом я вернулась, приняла ванну, надушилась где только можно, надела чистое белье и сказала Джои, что отправляюсь делать тебе предложение.

– Неужели это правда? Чистое белье? И в каких местах, ты говоришь, надушилась?

– Везде, где только можно наслаждаться этим запахом вдвоем.

– Постой, держи-ка это. – Он вручил ей судок с лапшой, подхватил ее на руки и приказал: – Защелкни-ка замок.

Когда она послушно исполнила его приказание, он понес ее на кухню, где над столом горела лампа и шкаф с посудой был распахнут настежь.

– Поставь это куда-нибудь, – сказал он.

Она избавилась от судка и обвила руками его шею. Он отнес ее в спальню. Над кроватью он отпустил ее ноги, и она медленно соскользнула на матрас. Сжав ее лицо ладонями, он прильнул губами к ее губам, и они утонули в глубоком и бесконечном поцелуе. И потом еще долго не могли разомкнуть объятий, и в темноте было слышно их тяжелое дыхание. Легкомысленное настроение, с которым они встретили друг друга, растворилось в торжественности момента.

– Кристофер, я виновата, – прошептала она. – Я любила тебя, а слушала их. Прости.

– Без тебя было чертовски тяжело.

– Мне тоже.

– И все равно я не хотел вставать между тобой и твоей семьей. Да и сейчас не хочу.

– Ллойд заставил меня понять, что это их проблема, а не наша. Если они любят меня, то примут и тебя. А меня они любят. Я это знаю, так что готова дать им еще один шанс. Ты возьмешь меня замуж, Кристофер?

– Если б я мог, сделал бы это прямо здесь и сейчас.

– Я это и имела в виду, когда говорила, что хочу сбежать с тобой. Как ты думаешь, это возможно?

– Ты серьезно?! – воскликнул он изумленно.

– Да, серьезно. Я не хочу, чтобы кто-то в очередной раз попытался повлиять на мое решение. Я просто хочу, чтобы мы сели в самолет и улетели далеко-далеко. Об этом будет знать только Ллойд, потому что его я попрошу приглядеть за Джои. Мне всегда казалось, что это так романтично – свадьба в цветущем саду. Как ты думаешь, если в Лонгвуд Гардене? Или в Пенсильвании еще зима?

– Боюсь, что да. Но на юге уж точно весна. Мы могли бы подыскать и там местечко.

– О, ты серьезно, Кристофер? Ты в самом деле сможешь поехать?

– У меня скоро отпуск. Я могу поговорить с сержантом, чтобы мне его перенесли. Думаю, учитывая столь уважительную причину, они с удовольствием пойдут мне навстречу.

– Хорошо бы. А сейчас, может, отложим все разговоры и избавимся от этой кольчуги, что на тебе? Это такое неудобство.

Пока он развязывал галстук и расстегивал рубашку, она проползла на коленях к изголовью кровати и, упав на четвереньки, потянулась к настольной лампе. И уже при свете они приступили к ритуалу раздевания. Боже мой, а знает ли Грег? – думала она. – Улыбается ли, глядя на них с небес, видя, как счастливы они оба? А может, усмехается Крису: «Отлично сработано, дед!» Отыскал ли он там, наверху, своего братика? И довольны ли они оба, что их мать и лучший друг Грега обрели свое счастье?

Когда с одеждой было покончено и она валялась на полу, она отбросила все свои мысли и рухнула в объятия Криса. И в этом чувственном порыве было не только торжество плоти, но и великий триумф любви.


Им хватило двух дней, чтобы отыскать подходящий ботанический сад и собраться в дорогу. На третий день, в четверг, они вылетели в Мобил, штат Алабама, где, взяв напрокат машину, сразу же направились в медицинскую лабораторию. Там они сдали необходимые анализы крови и четыре часа спустя уже имели на руках результаты, с которыми явились в здание окружного суда Мобила, где оформили разрешение на вступление в брак. Они договорились с неким Ричардом Тарвеном Джонсоном, административным помощником судьи, о брачной церемонии в одиннадцать часов утра следующего дня у мостика через Миррор-лейк в ботаническом саду Беллинграта.

Никогда прежде Ли Рестон не доводилось видеть цветущих на природе азалий. Она увидела их в день своей свадьбы – более двухсот пятидесяти тысяч растений, некоторым из которых было почти сто лет, всех мыслимых и немыслимых оттенков розового, самой разной высоты – встречались даже выше ее головы. Они обрамляли аллеи, стволы многолетних дубов, отражались в зеркальной глади прудов, озер и водах реки Иль-оз-Уа, вдоль берега которой и раскинулось поместье Беллинграт с его знаменитыми садами.

Сады занимали территорию в восемьсот акров и могли похвастать своими роскошными решетками, искрящимися фонганами и пенящимися водопадами, зелеными лужайками и цветами, цветами… Цветы были повсюду. Кристоферу с трудом удавалось стронуть Ли с места, пока они шли к месту своей встречи с Джонсоном. Она не могла оторвать глаз от буйной растительности, останавливалась возле каждого гигантского дуба и, задрав голову, вздыхала: «О-о-о, ты только взгляни». И, глядя на радугу из тюльпанов и нарциссов, что выгнулась вдоль аллеи, опять восхищенно восклицала: «О, ты только взгляни на это. Я в жизни не видела ничего подобного». И среди лиловых гиацинтов и амброзии: «О, понюхай, Кристофер! У меня даже голова закружилась от этого сумасшедшего запаха!»