– Ли, я хочу пойти с тобой.

– Она разозлится.

– Ничего, меня это не пугает.

– И очень смутится.

– Я хочу, чтобы мы вместе предстали перед ней. Если ты в чем-то и виновата, я виноват не меньше. Кроме того, если она вдруг видела, как мы вместе въезжали во двор, то мое бегство будет выглядеть трусостью.

Они вошли в дом вместе. Дженис стояла возле кухонного стола, прижимая к щеке пакетик со льдом, и молча смотрела на них.

– Дженис, что случилось? – Ли бросилась к дочери, даже не сняв куртки.

– Ничего! – огрызнулась Дженис, поджав губы.

– Что с твоей щекой?

– Зуб мудрости. Где ты была? Впрочем, это и так понятно!

Ли сняла куртку и повесила ее на стул.

– У Криса.

– Всю ночь? Мама, как ты могла? – Лицо Дженис полыхало. Она избегала встречаться взглядом с Кристофером.

– Прости, что тебе так пришлось узнать об этом.

– Где Джои?

– Он ночевал в мотеле с Уитманами.

– Он в курсе того, что происходит?

– Нет.

– О Боже, я не могу в это поверить! – Дженис закрыла лицо рукой и отвернулась.

Кристофер стоял у Ли за спиной.

– Мы с твоей мамой обсуждали, говорить тебе или нет. Она решила, что лучше немного подождать, чтобы получше разобраться в своих чувствах.

– Ее чувства! Ее! – Она гневно обрушилась на него. – А о моих чувствах кто-нибудь подумал? А о Джои? Все это отвратительно!

– Почему? – спокойно спросил он.

– Я не так глупа! – взорвалась Дженис. – И знаю, что женщина так просто не останется ночевать у мужчины. Без секса тут не обойтись. Не так ли?

Ли одернула дочь.

– Дженис, ты ведешь себя грубо.

Кристофер сохранял спокойствие.

– С июня мы с твоей мамой так много времени проводили вместе.

– С тех пор как погиб мой брат! Называй вещи своими именами! Не с этого ли все началось? Убитая горем женщина ищет утешения в объятиях молодого мужчины.

– Я тоже искал утешения у нее.

– Могли бы хоть мне сказать об этом! Могли бы… могли бы сказать, прежде чем я… прежде… – С оскорбленным видом она повернулась к ним спиной и отошла в рабочий отсек кухни. Кристофер бросился вслед за ней и, взяв ее за руку, осторожно развернул лицом к ним.

– Все не так просто, Дженис, – тихо сказал он. Она отворачивалась, избегая его взгляда. – Ты знаешь почему.

Он выпустил ее руку.

Уставившись в пол, она произнесла:

– Представляю, какой дурой я выглядела с этими билетами к Рождеству!

– Нет. Я во всем виноват. Мне нужно было давно сказать тебе, что я не равнодушен к твоей матери.

Она посмотрела на него.

– Тогда почему же ты этого не сделал?

– Потому что мы ничем не отличались от других влюбленных, когда начали встречаться. Мы не знали, чем это обернется.

Смутившись оттого что стоит так близко к нему, Дженис отошла в дальний угол кухни.

– Мама, ему же всего тридцать лет, побойся Бога! Что скажут люди?

– Наверное, то же, что и ты. Что он слишком молод для меня. И что мне следует отказаться от него, дабы никого не расстраивать.

– Тебе нужно отказаться от него, чтобы не выглядеть дурой!

Ли почувствовала, как закипает в ней злость.

– Ты так считаешь, Дженис? Почему?

Дженис переводила взгляд с матери на Кристофера и обратно, губы ее были по-прежнему плотно сжаты.

– Почему я буду выглядеть дурой, Дженис? Потому что мы спим вместе?

Кристофер открыл было рот, намереваясь вмешаться, но Ли жестом остановила его:

– Все в порядке, Кристофер. Ей двадцать три года, она достаточно взрослая, чтобы знать правду. Ты сердишься на меня, Дженис? Что ж, плачу тебе тем же. Ты ведь хочешь сказать, что между мной и Кристофером пятнадцать лет разницы и что он просто пользуется мной. Я правильно тебя поняла?

Дженис покраснела еще больше и потупила взгляд.

– Ты думаешь, что Кристофер такой?

Дженис была слишком обижена и предпочитала отмалчиваться.

– К твоему сведению, мы очень серьезно обсуждали этот вопрос. И речь шла не о том, что Кристофер меня использует. Гораздо сложнее другое – не использую ли я его, чтобы забыться в своем горе. Но дело как раз в том, что и я не использую его. Я его люблю. Извини, что не вписываюсь в рамки поведения матери… в твоем представлении, но у меня тоже есть чувства, потребности, желания. Я действительно очень одинока. Но теперь, когда я с ним, я смею думать о будущем. Я не так уж стара, Дженис. Просто я старше Кристофера, но кто возьмется определить, с какого возраста считать человека старым? Я что, должна получить у своей семьи разрешение на свидания с мужчиной?

Дженис подняла на нее жалобный взгляд. Слезы закипали в ее глазах.

– Но, мама, он же друг Грега. Он… он годится тебе в сыновья.

– Нет. Это ты так считаешь, но не я. За последние восемь месяцев наши отношения в корне изменились. Может быть, тебе небезынтересно будет знать, что прежде мы стали очень, очень хорошими друзьями, а уж потом началась наша близость.

В голосе Дженис, когда она заговорила, прозвучал вызов:

– А что скажет бабушка?

Ли подавила в себе острое желание обратиться за помощью к Кристоферу.

– Бабушка выскажется вполне откровенно. Не скрою, это будет разговор не из приятных. Но, в конце концов, не она решает мою судьбу. А я сама.

– Что ж, вижу, что любые мои возражения отметаются с порога. Так что я отправляюсь спать. Я полночи не спала, все ждала тебя, да и зуб чертовски болит.

– Почему ты не позвонила? Думаю, ты догадывалась, что я у Кристофера. Я бы приехала домой.

– Потому что хотела убедиться окончательно. Теперь мне все предельно ясно.

Она развернулась и направилась в свою комнату. Хлопнула дверь, и Ли с Кристофером, ошеломленные и растерянные, остались вдвоем – на кухне, где воздух еще был накален яростью Дженис. Мерно капала вода из крана. Ли подошла к мойке и завинтила его, но монотонный звук, казалось, не стихал. Кристофер приблизился к ней и положил руки ей на плечи. Не говоря ни слова, притянул к себе и обнял.

– Извини, – сказала она, чувствуя, что вот-вот разрыдается. – Представляю, каково тебе пришлось.

– Я примерно этого и ожидал. А ты?

– Да, к ее обвинениям я была готова. Меня удивила собственная реакция.

– Удивила? – спросил он.

– Я думала, что придется оправдываться. Но когда она начала вершить суд, я почувствовала, что закипаю от гнева. Какое она имеет право диктовать мне, как жить? Беда в том, что мои дети никогда не воспринимали меня как женщину. Для них я всегда оставалась лишь мамой. С тех пор как умер Билл, я жила только ими, и, наверное, они рассчитывали, что так будет всегда. Одна лишь мысль о том, что мне может понадобиться мужчина для этого, приводит их теперь в ужас.

– И все-таки я не уверен, что тебе следовало говорить об этом.

– Говорить о чем? – Она бросила на него колючий взгляд.

– О том, что у нас близкие отношения.

– А почему нет? Я имею на это право, черт побери, с тобой или с кем угодно. Я хотела, чтобы она это знала.

– И тем не менее, конечно, для нее это было потрясением.

– Я хотела, чтобы это прозвучало в открытую.

– И тебе это удалось, уж точно.

– Кристофер, я не хочу ссориться еще и с тобой! – Она вырвалась из его объятий, схватилась за подставку для кастрюль, лежавшую на прилавке, и с грохотом отправила ее в ящик шкафа. – И вообще я не понимаю: о чем мы с тобой спорим? Сначала ты говоришь, что мне нужно рассказать обо всем детям, и мы ссоримся, потому что я этого не хочу. Потом я все-таки рассказываю, и мы ругаемся из-за того, что я это сделала.

– Ли… Ли… – Он вновь обнял ее за плечи, заставляя повернуться к нему лицом. – Не надо, успокойся. Я же тоже переживаю из-за этого. Просто я пытаюсь придумать, как лучше объясниться с остальными членами твоей семьи. Мне кажется, нам предстоит выслушать гораздо больше того, что сказала Дженис. И, думаю, особенно резки будут твои мать и сестра. Уж они-то точно заклеймят тебя позором.

Она нырнула в его объятия и крепко прижалась к нему.

– О, Кристофер, я ненавижу все эти дрязги. Я люблю тебя. Хочу, чтобы мы были вместе, но посмотри, как реагирует первый же человек, кому мы открылись, а ведь я еще не заикалась о замужестве.

Он изумленно посмотрел на нее.

– Ты все-таки думаешь об этом?

– Ну конечно. Как же иначе? Я люблю тебя. И не хочу остаток дней своих провести в одиночестве.

– О, Ли… – Взгляд его красноречиво сказал, насколько она удивила его своим признанием. Но прежде чем предаваться восторгам, он решил предостеречь ее:

– Тогда обещай мне, что будешь держать себя в руках, когда тебе начнут говорить, что ты совращаешь младенца. Когда станут обвинять в том, что ты – одинокая, убитая горем женщина, не сознающая, что делаешь. И когда скажут, что тобой лишь пользуются и что я охочусь за твоим домом, машиной и Бог знает чем еще. Что ты мне надоешь, как только в поле моего зрения появится какая-нибудь молоденькая пташка в узких шортах, соблазнительно виляющая задом. Если мне не изменяет интуиция, тебе придется выслушать все это и даже больше. И лучший способ победить в такой ситуации – это доказать, что мы счастливы вместе, но ни в коем случае не падать духом, о'кей?

Она уперлась лбом в его подбородок и устало прикрыла глаза.

– Неужели они и в самом деле скажут все это?

– Я так думаю.

Они какое-то время стояли молча, прижавшись друг к другу, черпая силы в этой близости.