Оказалось, не так-то просто смириться с тем, что в разгар рабочей недели она, вместо того чтобы отправиться с утра в свой магазин, разоделась и ждала, пока за ней заедет мужчина, из-за которого вот уже две недели голова ее была забита подростковыми фантазиями. И все-таки это была она. Это ее сияющие глаза отражались в зеркале ванной, а щеки так полыхали, что пришлось даже отказаться от румян. Как давно не испытывала она этого радостного возбуждения от предстоящего свидания, как давно не разглядывала себя в зеркале так придирчиво, оценивая свою внешность с точки зрения мужчины. Итак, перед ней сейчас стояла женщина средних лет, довольно стройная, в меру привлекательная, коротко стриженная, в черных брюках-стретч и водолазке цвета морской волны, поверх которой была надета широкая плотная рубашка с черно-желтым орнаментом. Она на мгновение задумалась: не слишком ли ее наряд экстравагантен? Жалкое зрелище, когда женщины ее возраста пытаются выглядеть на восемнадцать.

Одобрительно оценив свой внешний вид – все, за исключением щек, она погасила в ванной свет.

Он приехал очень скоро. Она боялась этой первой после того свидания на кухне встречи, поэтому, чтобы скрыть смущение, вышла из дома, захлопнув дверь, как только его «эксплорер» показался на дороге. Он едва успел выйти из машины, когда увидел, что Ли уже спешит к нему по дорожке, и потому остался стоять у открытой дверцы в ожидании, пока она подойдет.

Она забралась в машину, он сел за руль и улыбнулся ей. «Не дай Бог, – подумала она, – если он сейчас наклонится ко мне и поцелует, среди бела дня, на глазах соседей и прохожих».

Но он этого не сделал.

Он подал машину назад и спросил:

– Куда поедем?

Она сказала:

– Линдстрем, Миннесота.

– Линдстрем, Миннесота? – Городок был в часе езды от Аноки.

– Если хочешь, конечно.

– А что там?

– Рождественский уголок Густава. Два очаровательных домика прошлого века на главной улице города, где круглый год Рождество. Я сто лет там не была, но, насколько я помню, это местечко возвращает в детство. И потом там собраны рождественские украшения со всего света. Уверена, тебе понравится.

Он включил передачу и начал выруливать на улицу. Ли почувствовала на себе его взгляд. Она улыбнулась ему; казалось, он только этого и ждал, и рванул вперед.

День вполне соответствовал цели их прогулки – серовато-сизый, с редкими вкраплениями серебристого. За ночь деревья припорошило снегом, и сейчас он слетал с колышущихся ветвей сверкающими водопадами. Вдоль бульваров сугробы стояли по колено; малыши, с укутанными шарфами личиками, съезжали с них на голубых пластиковых досках. По радио передавали рождественскую музыку, включенный обогреватель щедро гнал теплый воздух.

Город остался позади, и они уже мчались по скоростному шоссе на восток.

Кристофер сказал:

– Мне нужно купить елку. Как вы думаете, какую лучше – настоящую или искусственную?

– Конечно, настоящую. Эти подделки просто отвратительны. Да и, кроме всего прочего, совсем не пахнут.

– А вам нравится запах хвои?

– Я его обожаю. Сейчас наступает моя любимая пора: перед Рождеством в магазине такой пьянящий аромат. Почти в каждой композиции у нас хвойные ветки, и ежедневно нам доставляют свежие. Они поступают в огромных коробках, а потом мы их подрезаем до нужной длины. Ничто на свете не может сравниться с ощущением, которое при этом испытываешь. Голова идет кругом от запахов, особенно приятно пахнет ароматный кедр – смесь лимона с хвоей. И он никогда не выдыхается.

– Никогда не слышал об ароматном кедре. Так бы и не узнал, если бы вы не сказали.

– Стоит только понюхать его, и уже никогда не забудешь. Мы, конечно, закупаем и множество других разновидностей вечнозеленых – белую сосну, пихту бальзамическую, тую восточную, можжевельник. Труднее всего работать с можжевельником. Он превращает руки в сплошное кровавое месиво.

Он покосился на ее руки, но они были в перчатках.

– Сильвия, та просто отказывается работать с ним. Но она почти и не занимается композициями. Она у нас коммерсант. А я – оформитель.

– Она ничего не сказала по поводу того, что вы поехали со мной сегодня?

Взгляды их на мгновение встретились, потом он опять сосредоточился на дороге.

– Нет. Она лишь сказала, что ей тоже понадобится выходной, чтобы заняться рождественскими покупками.

Больше на эту тему не говорили.

Кристофер попросил:

– Расскажите мне поподробнее о том, как проходят ваши будни.

Он принадлежал к тому редкому типу людей, которые, задав вопрос, терпеливо выслушивают ответ. Рассказывая ему о своей работе, Ли поймала себя на том, что вот уже много лет ей, матери троих вечно занятых отпрысков, не удавалось встретить такого искреннего интереса с чьей-либо стороны к ее повседневным делам. Джои и Дженис, принимая как должное ее интерес к их заботам, по правде говоря, редко расспрашивали мать о ее проблемах.

Она описала Кристоферу обычный рабочий день в цветочном магазине: ожидание клиентов, оформление букетов и композиций, избавление от негодного товара, мытье ведер, получение новых цветов, их обработка, перед тем как использовать в композициях. Она рассказала, что половину всех цветов они получают из Южной Америки, где пестициды используются более активно, чем в Штатах, и ее иногда беспокоит, сколько же этой гадости впитали ее руки. Оказывается, сказала она, руки гораздо чувствительней к химикатам, чем мы думаем. Он опять посмотрел на ее руки, но она так и не сняла до сих пор перчаток.

Она описала коробки, которые приходят из Колумбии через Майами, где таможенники протыкают их металлическими прутьями в поисках кокаина, так что в конце концов коробки выглядят так, будто их изрешетили, пулями. Рассказала и о том, как интересно проходят коммерческие смотры; кстати, следующий состоится в январе в торговом центре Миннеаполиса. Она была очень довольна тем, как идут дела этой зимой: они только что получили твердый заказ от церкви, и теперь каждую субботу они должны будут поставлять на двадцать долларов свежих цветов. Такие заказы были очень выгодными, поскольку не отнимали времени и сил на составление композиции, а оплата всегда производилась в срок. Скоро им с Сильвией придется нанять нового дизайнера, сказала она, потому что Нэнси беременна и должна скоро от них уйти. Он спросил, как ей удается определить, хорош дизайнер или плох. Она ответила, что хорошего выдают руки: настоящий дизайнер никогда не работает в перчатках и использует только швейцарский армейский нож, а не ножницы. В рождественскую пору, сказала она, рукам особенно достается: хвойные ветки обычно в смоле, и отодрать ее потом бывает очень трудно.

– Покажите мне ваши руки, – попросил он.

– Нет, – ответила она.

– Я понял, у вас проблемы с руками. Правда, я никогда не замечал ничего.

– Они у меня вечно неухоженные.

– Это что-то новое: Ли Рестон стыдится своих рук, – сказал он.

– Да, так оно и есть, – сказала она.

Больше он уже не просил показать руки.

Во дворе «Уголка Густава» стояли выполненные в натуральную величину деревянные олени с ивовыми венками на шеях, украшенными красно-зелеными клетчатыми лентами.

В доме пахло шелковицей. Повсюду мигали разноцветные лампочки. На все лады звучали рождественские гимны пели швейцарские колокольчики, играли карильоны, били куранты. Потолки, стены и полы были расписаны сценками из диснеевских мультфильмов. Здесь продавалось все: шары и колокольчики, игрушечные солдатики и мишура, елочные фонарики и украшения для деревьев. В миниатюрных креслицах сидели куклы с фарфоровыми личиками. Санта-Клаусы всех расцветок и размеров выстроились в ряд – розовощекие, с плутоватыми глазками. Продавец в костюме подручного Санта-Клауса с улыбкой подошел к ним.

– Счастливого Рождества.

– Счастливого Рождества, – в один голос ответили они.

– Если вам понадобится помощь, я к вашим услугам.

– Спасибо, обратимся обязательно.

Они обошли все комнаты этого старинного сказочного дома.

Кристофер отыскал бороду Санта-Клауса и нацепил ее.

– Хо-хо-хо, – загудел он басом. – Ты была послушной девочкой?

– Не совсем, – дерзко подыграла она. И уже потом поняла, что бессовестно кокетничает с ним.

Он снял бороду и повесил ее обратно на стену. Она знала, что последует за этим: он коснется ее плеча и заговорит о том, что произошло между ними тогда, на кухне. Опередив его, она проскочила в другую комнату. Он поспешил за ней, настигнув ее в дверях, – она уже стояла в белом домашнем чепце и, прижав к щеке плюшевого медвежонка, напевала веселую песенку, в которой бедный мишка, шепелявя, просит подарить ему к Рождеству два передних зуба.

В руках Криса оказался именной рождественский чулок длиной фута в два, и он, удивленно подняв брови, разглядывал его. На чулке было выведено имя: «Крис».

Она отыскала пару безобразных красных наушников в форме рождественских фонариков и надела их.

– Ты поверишь, что они и впрямь зажигаются?

Они рассмеялись, и она вернула наушники на место.

Обернувшись в очередной раз, она увидела, что он вытащил из деревянных саней белую омелу и хитро улыбается.

– О нет, – с упреком сказала она. – Только не это. Только не здесь.

– Что такое? – невинно спросил он. – Вам нужен кухонный стул?

– Кристофер! – гневным шепотом обрушилась она на него.

Он положил омелу обратно в деревянные сани и подошел к ней, встав так, что все пути к бегству были отрезаны.

– Что, запретная тема? – спросил он.

– Не совсем. А в общем, да. То есть я хочу сказать, что не знаю. Я и сама себе удивляюсь.