На глазах стояли слезы и я, только кивнула, а потом благодарно прошептала:

– Спасибо.

– Да ты моя хорошая, – выдала она и обняла. – Не вздумай слезы попусту лить. Ты у нас девочка серьезная, и все будет у тебя замечательно и лучше всех. Так что вперед!

Засмеялась и прошептала:

– Спасибо.

– Не за что! Все, не буду отвлекать. Беги домой, а то малыши ждут. У тебя теперь их много, – весело заметила она.

Кивнула и, пожелав всего доброго, медленно направилась на выход. Спускаясь по лестнице, думала о ее словах. Действительно, Светлана Николаевна права и мне нужно все честно рассказать мужу, не держа это в себе. А там посмотрим, что дальше будет… В любом случае, мой малыш будет со мной, но я верю в лучшее.

Забрав детей со школы, приехала домой. До четырех занималась с ними, а потом отвезла на кружки. Пока ожидала, прогулялась по магазинам, и заодно заглянула в детский магазин, осознавая, что скоро мне многое тут понадобиться. Улыбалась как ребенок, видя распашонки нежных цветов, погремушки и кроватки. После отправилась за Коленькой и вместе с ним уже забрали Аришу и Сашу. Поужинав дома, рисовали любимых животных, с нетерпением посматривая на часы, ожидая нашего папу.

Странно, но сегодня Кирилл задерживался, что меня очень угнетало. Живот скручивало от страха так, что казалось, даже дышать не могу. Сердечко стучало с невероятной силой, волнуясь за итог предстоящего разговора, но надеялась, что все будет хорошо.

Литунов приехал уже в восьмом часу вечера, но был чем-то расстроен. Такой холодный, напряженный в новом темно-сером костюме, а в руке черная папка. Переодевшись в джинсы и рубашку с коротким рукавом, немного поиграв с детьми, Кирилл ушел в кабинет, попросив его не беспокоить, так и не перекусив. После десяти сказок уложила деток спать и, выпив успокоительного чая, направилась к мужу на важный разговор.

Постучав в дверь, не услышала ответа, но все равно вошла. Оглядевшись по сторонам, отметила, что в кабинете очень прохладно, видно Кирилл перекрыл трубы.

Муж сидел в кресле, внимательно сосредоточившись на том, что лежало огромной грудой на его столе. Он даже не слышал, что я вошла, так сильно погрузившись в свои мысли. Приблизилась к нему и, встав позади, увидела множество всяких бумаг: результаты обследований и снимок зародыша, который обычно делают на УЗИ. Помимо этого по столу небрежно были раскиданы фотографии, на которых запечатлена беременная Зинаида, а на некоторых присутствовал Кирилл, обнимающий или держащий ее на руках. Такой счастливый, каким я никогда его не видела. И еще множество таких фоток, торчащих из конверта красного цвета с надписью: «Литунову Кириллу Александровичу от любимой женщины».

Понимание, что Зина решила напомнить ему о его вине, ужаснула меня. Зачем она так жестоко? Почему? Ведь столько времени прошло, а она вновь вскрывает старые раны.

Нагнулась и стала внимательней читать, ужасаясь, зачем он просматривает и травит себе душу такими воспоминаниями. Ведь понятно, что Зина это проделывает не в первый раз.

Не выдержала и произнесла:

– Кирилл…

Мужчина резко поднял голову, удивленно, совсем не ожидая увидеть меня перед собой, а потом мгновенно изменился в лице. Горечь сменилась злостью и обидой. Он сильно сжал губы, а потом грубо спросил:

– Что ты тут делаешь?

– Я… хотела поговорить, – ответила, видя в его глазах боль, которую он пытался прикрыть резкостью.

– Прости, Кристина, но сейчас не самое лучшее время. Надеюсь, ты поймешь. Я хочу остаться один.

Сглотнула и, решив не ухудшать ситуацию, медленно побрела к двери, чувствуя себя такой ненужной, что слов не было. Остановилась, желая хоть немного успокоить его, и развернувшись, прошептала:

– Зачем ты травишь себе душу? Прошлого не изменить, и нужно жить дальше.

Мужчина не ответил, лишь поднялся с кресла и направился к окну. Окинув неприятным взглядом увиденное за стеклом, повернулся ко мне, и с горечью выдал:

– Потому что я виноват в этом. Только я. Зина чуть не погибла из-за моего эгоистичного желания иметь детей. И я никогда не смогу простить себе этого.

– Но Зина жива и у вас растут два прекрасных сына. Это счастье и самое важное. Поверь, страшное в другом...

– Тебе не понять, ведь ты не была там, когда она умирала по моей вине, а ведь Зина не хотела ребенка. А я почти заставил, за что и поплатился.

– Кирилл, но жизнь продолжается, и...

– Знаю, поэтому и живу ради детей. Конечно, их мать не подарок и много натворила плохого, но я на всю жизнь буду чувствовать вину за то, на что обрек ее. Думаю, раз ты в курсе, значит, она тебе рассказала. Странно, ведь обычно Зина только меня этим давила.

– Да, она рассказала… – честно ответила я, не находя слов, чтобы успокоить его.

– Зинаида до сих пор меня за это ненавидит, хотя я уже считал, что ее боль стала меньше. Но нет, за эти две недели это уже третье письмо, которое она прислала с напоминанием, чтобы я не забыл.

Осторожно подойдя к нему, тихо, но уверенно проговорила:

– Так нельзя, это ни к чему хорошему не приведет. Ты должен нормально жить и радоваться каждому дню со своей семьей. Зина жива, и как только у нее пройдет бзик, может нормально видится со своими детьми.

– Она и так может. Я, не смотря на суд, разрешил ей, но Зинаида не желает общаться с ними, пока вновь не станет Литуновой. По-другому не считает себя матерью, что омерзительно, но что поделать, она всегда впадала в крайности.

Ком застрял в горле, и даже слова о ребенке застыли на губах, отчего я лишь хрипло выдохнула:

– И что ты решил?

Посмотрел на меня таким негодующим взглядом, что мне стало не по себе. Да и откуда я могу знать, что он там решил, когда мы совсем не доверяем друг другу и храним тайны?!

– Тут нечего решать! Ты моя жена и менять этого я не собираюсь. Зину, если быть честным, никогда не интересовали дети, а были для нее только средством шантажа, чтобы управлять мной, – сообщил Кирилл, и вновь сел в кресло, резкими движениями убирая все фотографии и бумаги в конверт. Открыл нижний шкаф письменного стола и кинул его туда. После поднял голову и сухо осведомился: – О чем ты хотела переговорить со мной?

В этот момент даже захотелось сказать, что не важно, но не стала. На секунду прикрыла глаза, пытаясь не паниковать, и вытерев влажные ладони об джинсы, спокойно сообщила:

– Когда я болела, была не в состоянии принимать противозачаточные таблетки, а потом … мы занимались…

Остановилась, видя его изумленное лицо, темнеющее с каждой секундой, и уже не оправдываясь, выпалила:

– Я беременна.

Кирилл резко встал и пронзительно посмотрел на меня, надеясь хоть что-то увидеть в моем лице, свидетельствующем о том, что я пошутила, но я стояла перед ним как белое полотно, говоря своим видом о серьезности своего заявления. Видя мелькнувшую панику в его глазах, сразу же выпалила:

– Аборт я не буду делать!

Мужчина сжал руки в кулаки и гневно отчеканил:

– Кристина, я бы ни за что на свете не заставил тебя идти на столь чудовищный поступок. Я не монстр, но и радоваться твоей новости не могу.

Больше ничего не произнес, только смотрел, как на предательницу, отчего стало еще горше. Сглотнула и, не зная, что и думать, прошептала:

– Тогда… наш договор…

– Все остается прежним, – буркнул Литунов и отвернулся, а я просто пялилась на его напряженную широкую спину.

В эту тяжелую секунду размышляла о том, что, наверное, Кирилл считает, что я загнала его в угол, и он ничего не может с этим поделать. Хотела бы представить себя на его месте, но не могу себе это позволить, так как не желаю воспринимать своего малыша обузой. Для меня ведь это не только ребенок, но и частичка любимого мужчины.

Повернулась и пошла на выход, как вдруг услышала его холодные слова:

– Прости, если не увидишь любви к этому ребенку. Пока… он воспринимается как разочарование в себе, что допустил то, чего не достоин.

Не поворачивалась, так как не могла. Резкая образовавшаяся боль в груди рвала меня на части. Даже не знала, что сказать ему в ответ. Знала, что могу такое услышать, ведь он категорически был против детей, но услышать такие слова оказалось куда больнее, чем представить. Именно сейчас, в эту секунду поняла всю серьезность своего положения, когда мужчина видит в еще неродившемся ребенке вину перед другой женщиной, чувствует сожаление, ведь по его понятиям он не имеет права быть счастливым.

Сглотнула и тихо произнесла:

– Я понимаю.

Мгновенно выскочила из кабинета, прижимая ладонь ко рту, пытаясь не разреветься в голос. Горькие слезы текли по щекам, и я почти бежала до спальни, мечтая закрывать в ванной и дать волю чувствам. Не хотела показывать ему, как ранили меня его жестокие слова. И пусть Кирилл ничего не мог с собой поделать и честно предупредил, но от этого ни капельки не легче.


ГЛАВА 19


– Вот же сволочь! – рявкнула Соня, резким движением ставя кружку с чаем на стол, чуть ли не разливая на меня.

– Вообще-то он горячий, подруга, – буркнула я, отодвигая тару подальше от себя.

Соня внимательно посмотрела на стол и выдохнув, извинилась:

– Прости! Я так зла, что слов нет! Просто в бешенстве! Ужас, это куда годится?! Значит, от этой стервы дети – любовь и счастье, а от тебя – малыш обойдется без любви! Вот ведь козлина. Между прочим, беру свои прежние слова о нем обратно.

– Ой, Сонька, чужая душа – потемки, – с грустью проговорила, насыпая из сахарницы чайной ложечкой сахар в свой чаек. – Видно Зинка давно его этим дергает, напоминает, чтобы не забывал и каялся.

Подруга села напротив, и схватив длинную печеньку, облитую белым шоколадом, предположила: