— Черт тебя побери, Тина, раз и навсегда отстань от меня, — Корд выводил мексиканку из своей спальни, крепко держа ее за руку. — Я думал, что понятно объяснил, что у меня нет романтических фантазий по отношению к тебе. И, — добавил он, указав ей на выход. — Я слишком уважаю твоих родителей, чтобы просто пользоваться тобой.

Облаченная только в ночную рубашку, Тина выдернула руку, и Корд отступил назад, так как гнев униженной женщины, казалось, вот-вот выскочит из нее и обожжет ему тело.

— Ты пожалеешь о сегодняшней ночи, — бросила Тина через плечо, повернулась и выбежала из дома.

«Ха»! — думал Корд, возвращаясь в комнату. Он жалел о том дне, когда привез ее сюда. Он снова забрался в постель и тихо лежал, стараясь прогнать прочь мечты о Джонти, когда в его постель шмыгнула Тина.

— Черноглазая сучка, — выругался он, так как сон не приходил, а Джонти была очень далеко.

Корд метался и ворочался очень долго, пока не провалился в беспокойный сон. Солнце уже час назад встало, когда он проснулся на следующее утро. Часы в передней пробили семь, и он вскочил с постели, ругаясь и проклиная себя.

— Первый раз в жизни проспал, — ругался он, пока шел за одеждой.

Сегодня Джонс и половина рабочих отправятся в Коттонвуд и погонят на продажу самый большой табун. В армии любили его сильных и хорошо объезженных мустангов и на этот раз заказали пятьсот голов.

Пока он надевал брюки и натягивал рубашку, Корд думал о тех мелочах, которые надо проверить прежде, чем мужчины уедут: проверить повозку с едой, посмотреть, достаточно ли запасов положил Куки, проверить фляжки мужчин и убедиться, что они наполнены водой, а не виски. Некоторые идиоты делали это, используя возможность умереть от жажды.

Надев ботинки и пристегнув оружие, Корд вышел из комнаты. В кухне он не обратил внимания на Тину, а кивнул ее матери, занимавшейся у плиты, когда он проходил на улицу умываться.

Он налил в таз воды из ведра и внезапно с острой болью вспомнил, как Джонти уговорила Джонса сколотить во дворе скамейку, чтобы люди умывались на улице. Тогда еще он считал ее юношей и смеялся над ее желанием содержать полы на кухне в чистоте.

— Не думай об этом, — выругался он и опустил руки в воду.

Горный утренний воздух был холодным. Корд почувствовал это, вытираясь полотенцем, которым уже несколько раз пользовались. Он с сожалением улыбнулся. Раньше Тина всегда приносила ему чистое. Теперь он не дождется от нее особого обращения — в этом он был уверен. Он еще до сих пор чувствовал, как она пронзила его взглядом, когда он проходил по кухне. Но это было хорошо, он этого хотел.

А Мария, однако, как обычно сияла, когда он сел за стол.

— Ты долго спал сегодня, Корд, — она поставила перед ним яичницу с беконом. — Сон был тяжелым?

— Сначала я хорошо спал, потом что-то меня разбудило. После этого я никак не мог снова заснуть.

Он мельком взглянул на Тину, удивляясь злобному выражению на ее смазливом личике.

— Знаешь, — сказала Мария, наблюдая, как Корд занялся едой. — Меня ночью тоже кое-что разбудило. Похожее на шаги, — она повернулась к Тине, напряженно застывшей возле мойки. — Ты вставала ночью по какой-нибудь причине, Тина?

Корд надеялся, что мать заметит, , как виновато вспыхнуло лицо девушки, и задаст ей еще несколько вопросов. Но когда Тина повернулась к ним спиной и пробормотала:

— Нет, мама, это была не я, может быть, это мышь носилась по полу, — Мария согласилась и вернулась к кастрюле, кипящей на плите.

Через несколько минут Корд покончил со второй чашкой кофе и встал.

— Так вкусно пахнет, Мария, — он улыбнулся своей домоправительнице, надевая шляпу. — Я мечтаю съесть это на ланч.

Он почувствовал, как глаза Тины насквозь пронзили его черными стрелами, и вышел из кухни.

Корд ехал в гору, поеживаясь, хотя он был в куртке. Бабье лето пришло и ушло несколько недель назад, и его сменил холодный северный ветер. Конечно, в долине было еще тепло: в низине всегда было теплее на несколько градусов, пока не наступала зима. Когда она начиналась, казалось, что замерзал весь мир.

Конь сделал последний прыжок, и перед Кордом оказался загон для диких лошадей. С минуту он сдерживал лошадь, любуясь мустангами, которые бегали, ржали и становились на дыбы за оградой, пытаясь найти выход в сооруженном из жердей загоне. Корда всегда волновали такие зрелища.

Он всмотрелся сквозь клубы взбитой копытами пыли и нахмурился. Где рабочие? Он подстегнул Ронайда и въехал туда, недовольный тем, что не увидел своих ковбоев. Он объехал вокруг груды валунов и кустарников и увидел своих рабочих. Мужчины стояли кружком и смотрели на человека, растянувшегося на земле. Вздрогнув Корд сразу же узнал длинное, костлявое тело Джонса, его старшего помощника.

Корд присел возле своего друга.

— Что случилось, Джонс? — он заметил, что Джонс держался за плечо.

— Моя проклятая лошадь сбросила меня, Корд. Боюсь, что у меня выбито плечо.

— Дай-ка, я посмотрю, — Кодр взял правую руку Джонса и начал поднимать ее. Джонс взвизгнул. — Это не плечо. Это ключица. Если бы было сломано плечо, ты закричал бы сразу, как только я взял за руку, — он встал. — Я отвезу тебя на ранчо и перевяжу. Это все, что можно сделать с таким переломом. Он сам заживет, если ты не будешь шевелить рукой.

Один из рабочих привел Джонсу более надежную лошадь, и Корд помог взобраться на нее своему другу. Было видно, что перелом причинял сильную боль Джонсу, и Корд посоветовал:

— Подвяжи локоть и поддерживай его другой рукой.

Они добирались до ранчо дольше, чем обычно, так как пустили лошадей шагом, чтобы не трясти Джонса. Когда они проезжали мимо дома, Мария вышла на крыльцо.

— Что случилось с Джонсом? — озабоченно спросила она.

— Его сбросила лошадь, — ответил Корд. — Принеси несколько полосок ткани в дом, пожалуйста, Мария.

Меньше, чем через пятнадцать минут, с Джонса сняли рубашку, перевязали плечо и подвязали руку. Все еще бледный Джонс, недовольный собой, сказал Корду:

— Тебе придется гнать табун самому. Этот человек из армии будет иметь дело с тобой или со мной.

Эта мысль уже приходила в голову Корду, и она ему не нравилась. Он хотел никогда больше не приезжать в Коттонвуд и не использовать возможность встретиться с Джонти. Он мог вести себя непредсказуемо по отношению к ней. Единственное, что он мог сделать — это приехать в город и побыстрее выехать из него, нигде не останавливаясь. Он похлопал Джонса по здоровому плечу и бодрым голосом сказал:

— Мне надо уехать отсюда немного повеселиться, — Корд подмигнул своему другу. — Ты не возражаешь?

— Конечно, нет. Уверен, что тебе это нужно, — искренне согласился Джонс. — Проведешь пару ночей с хорошей проституткой, избавишься от нервозности.

Корд улыбнулся покалеченному другу и, направляясь к двери, сказал:

— Я навещу тебя через два-три дня.

Две пары глаз наблюдали, как Корд мчался галопом к своим рабочим.

— Я надеюсь, он вернется веселым, — сказала Мария, а ее дочь молча пожелала ему заразиться от проститутки, с которой он будет спать.


Как Корд и предполагал, бабье лето все еще не закончилось в Коттонвуде. Он со своими рабочими пригнал табун, который они поместили в загон в нескольких милях от города. Их уже ждал человек и после тщательной проверки и пересчета лошадей протянул Корду чек на сумму, которую они заранее обговорили по почте.

Корд взял белую бумажку и положил в нагрудный карман. У него было достаточно времени, чтобы пойти в банк и обналичить эти деньги. Он перекинулся несколькими словами с рабочими, объяснил, что он поедет домой, а они могут остаться на ночь. Предупредив их, чтобы они не попали в историю, надвинул шляпу на глаза и, подстегнув жеребца, направился в центр города. Может быть, если ему повезет, его никто не узнает.

Здание банка находилось в центре улицы, и когда Корд вошел через тяжелую дверь, его почтенно встретил сам президент. На сегодняшний день у него в банке был солидный счет.

Корд быстро становился богатым человеком. Закончив свои дела, он пожал руку банкирам и ушел. Пока Корд ехал по улице, беспокоясь о том, чтобы выбраться из города до захода солнца и разбить лагерь до наступления темноты, он краем глаза заметил индианку, идущую навстречу ему с ребенком, привязанным за плечами. Он бросил скучный взгляд на женщину, когда проезжал мимо и посмотрел на ребенка. Он любил малышей. Вдруг конь протестующе заржал и так резко остановился, что удила впились ему в рот. Корд сидел как парализованный, и его лицо стало бледным, как полотно. Он уставился на ребенка, не веря своим глазам. Это был не индейский мальчик. Ребенок был белым и, более того, он был точной копией Корда. Женщина уже прошла мимо, когда он пришел в себя.

— Эй, ты, — позвал он ее. — Где ты взяла этого малыша?

Немия быстро и испуганно взглянула на него и побежала прочь. Пока Корд спрыгнул с лошади и привязал ее к столбу, она исчезла из вида.

— Неважно, — Корд твердо сжал губы. — Я знаю, где его мать.

Когда Корд через черный ход ворвался на кухню, туда из пивной вошла Немия. Мотив, который напевала Джонти, застрял в ее горле, а скалка в руках резко остановилась на тесте, которое она раскатывала. В человеке, стоявшим в дверях и с ненавистью глядевшим на нее, была неистовая ярость.

— Что ты хочешь, Корд? — наконец, выдохнула она.

Губы Корда скривились в циничной ухмылке, когда он сказал:

— Ты всегда задаешь один и тот же вопрос: «Что ты хочешь, Корд»? — он вошел в кухню и закрыл дверь. — Ну, на этот раз мне нужно нечто совсем другое, не то, что я хочу обычно от тебя, — он посмотрел мимо Джонти на индианку, стоявшую позади, и добавил: — Я думаю, ты знаешь, о чем я говорю.

Джонти обернулась и впервые заметила Немию, которая ворвалась в дверь, из-за плеча которой выглядывал Коти. Внезапно, лишившись сил, она опустилась на стул.

— Итак, теперь ты знаешь, — сказала она упавшим голосом. Когда Корд стал надвигаться на нее, она, увидев его холодный, стальной взгляд, подумала, что он превратился в самого жестокого человека, которого она когда-либо видела. Джонти сжалась, когда он заговорил.