Корд нахмурился еще больше, и его глаза яростно сверкнули.

— Ты, маленькая мегера, почему всегда со мной на оборонных позициях?

— Я думаю, что тебе нетрудно догадаться, — она посмотрела на него непроницаемым взглядом. — Ты не привык разыскивать меня для дружеских бесед.

— Ну, а ты и не самый дружелюбный человек из тех, кого я когда-либо встречал, — язвительно заметил Корд, и взгляд его серых глаз смягчился и повеселел. Когда Джонти отказалась продолжать препирания, он сказал: — Я подъехал, чтобы сказать тебе, чтобы ты отдохнула остаток дня. Становится слишком жарко, женщине не надо находиться в такую жару на улице. Пока нет мужчин, можешь искупаться в реке, немного прохладиться.

Джонти в замешательстве уставилась на него, так как раньше он никогда не думал о ее отдыхе. Корд жестом показал на ранчо, добавив:

— Возьми с собой собаку.

Будучи все еще в замешательстве, Джонти кивнула, потом молча поскакала рысью прочь вместе с собакой, бежавшей рядом с лошадью.

Корд наблюдал за ней, пока она не скрылась из вида. С того памятного дня он поймал себя на мысли, что стал все больше думать о своей подопечной, все чаще представлял себе ее красивую грудь. Что бы он ни делал, перед ним неожиданно появлялось ее лицо, оно даже смотрело на него из горящего костра.

Он склонил голову — правда была очевидна, не было никаких сомнений. Он страстно желал девушку, которую ему оставили на попечительство, и ему было стыдно. Тяжелый вздох вырвался у него из груди. Но это не имело ни малейшего значения. Как бы он ни пытался это побороть, как бы ни называл себя опустившимся, каждый раз, как только он видел ее, или даже просто думал о ней, он возбуждался. Казалось, что он постоянно ходил возбужденным.

Корд повернул жеребца назад и поскакал к мужчинам. У него все болело. Надо было что-то делать с Джонти, но что можно было поделать — только Бог знал. Вряд ли у него хватило бы мужества отослать ее отсюда, а потому вопрос стоял так — хватит ли у него сил не трогать ее?

Джонти расседлала свою лошадку и пустила ее в загон с дикими лошадьми, которые с их приближением начали бить копытами и вскидывать головы.

За считанные минуты она собрала мыло, полотенце, мочалку и смену белья, не забыв прихватить и свою ненавистную повязку. Затем она пошла вместе с Волком вдоль по узкому притоку Свитвотера, пока за изгибом не скрылся из вида дом. В похожей на кружево узорчатой тени осин она сбросила ботинки и немного постояла, оттягивая момент, когда прохладная вода обожжет ее разогретое тело.

Она сбросила одежду, вошла в реку и пошла по дну, пока не окунулась по пояс. Грациозно оттолкнувшись, Джонти поплыла. С каждым гребком ее болевшие от усталости мускулы расслаблялись.

Джонти купалась около получаса, и только закончила намыливать тело и волосы, когда заметила, что погода меняется. Воздух стал душным, и на западе собрались мрачные тучи. Они стремительно надвигались на гору, отбрасывая на землю зловещую тень. Вскрикнув от ужаса, она нырнула в воду, чтобы смыть мыло, и уже выбегала из воды. Она схватила полотенце, обернула им свое дрожащее тело и помчалась домой, совершенно забыв о своей одежде, мыле и мочалке, которые тем временем медленно погружались на дно реки. Волк, стремглав, несся за ней и лаял, желая поиграть.

К тому времени, когда она добралась домой и закрыла за собой дверь, огромные черные тучи полностью закрыли солнце. Когда Джонти выглянула из окна главной комнаты, то увидела лишь расплывчатые очертания загона и всех остальных построек.

Она отвернулась от сгущавшейся темноты на улице и начала ходить туда-сюда по комнате, нервничая все больше и больше. Когда раздался первый раскат грома, от которого задрожали окна, она взвизгнула.

— Я должна взять себя в руки, — бормотала она, пытаясь думать рационально, когда дождь уже хлестал по окнам и дверям. — Я должна проверить, есть ли в доме открытые окна.

Спотыкаясь, она шагнула в коридор и, охваченная ужасом, забыла обо всем, увидев ослепительную вспышку молнии. Джонти влетела назад в большую комнату и, как испуганное животное, свернулась калачиком в углу возле камина. Она зажала руками уши, чтобы не слышать яростный вой ветра, который, казалось, вот-вот ворвется в дом.

Но через минуту до помутившегося сознания Джонти с улицы донеслись звуки, которые не были ни стуком дождя, ни пронзительным воем ветра. Она подняла голову и услышала стук каблуков на крыльце.

— Слава Богу, — прошептала она, вскарабкавшись на ноги. — Джонни пришел проверить, как я здесь.

Дверь открылась, и в дом шагнул кто-то высокий. Вода струйками стекала с длинного черного макинтоша и потемневшей от дождя шляпы. Загорелая рука сняла вымокшую шляпу и длинные тонкие пальцы откинули светлые волосы.

С нечленораздельным криком Джонти бросилась через комнату на грудь Корда Мак Байна, не обращая внимания на то, что он весь промок.

Прошло немного меньше часа после того, как Корд послал Джонти домой, когда он заметил изменения на небе. Быстро собрались тучи, сквозь которые проникало солнце, и от него они приобрели какой-то неистовый огненный оттенок. Сильный горячий ветер, дувший весь день, неожиданно стих. Собиралась буря. Он подумал о том, что Джонти осталась дома одна, и повернул жеребца по направлению к дому.

Она обезумеет от страха. Мэгги однажды рассказывала ему о том, что Джонти до смерти боится бурь, и он погнал жеребца быстрым галопом.

Когда Джонти было десять лет, по Эбилену пронесся смерч, практически разрушивший весь город. С дома Нелли снесло крышу и разбило несколько окон. Джонти сидела на кухне с одной из проституток, когда разлетевшееся вдребезги оконное стекло сильным потоком ветра занесло в комнату, оно вонзилось в горло ее приятельницы, перерезав ей вену. Из глубокой раны брызнула фонтаном кровь, испачкав лицо и одежду Джонти. Она завизжала и побледнела, как мел, обводя все вокруг безумным взглядом.

С того самого дня храбрый ребенок превращался в безумно трусливого всякий раз, когда начиналась буря. Пока Корд спешивался возле крыльца, он подумал, что, возможно, с годами Джонти избавилась от этого сильного чувства страха. Он открыл дверь и шагнул внутрь, и его чуть не сбила с ног Джонти.

— Я знал, что ты потеряешь рассудок, — хрипло сказал он, обнимая дрожащее тело Джонти.

Корд почувствовал своим мускулистым телом плавные мягкие изгибы ее фигуры и ощутил страстное желание. Он никогда никого так не хотел, как эту женщину.

«Но эту нельзя тебе иметь», — сказал он себе и попытался отстранить Джонти. Но она еще крепче обняла его за талию, ничуть не думая о том, что она вся промокла от его плаща.

Джонти прижалась щекой к его подбородку и все сильнее и сильнее прижималась вся к нему, как будто хотела проникнуть внутрь. Голос Корда стал дрожать от желания, когда он ласково сказал:

— Дай я сниму этот мокрый плащ, милая. Ты вся вымокла, да и на пол натекает все больше воды.

Джонти неохотно отпустила его, но стояла рядом, пока он снимал промокший плащ и вешал его на крючок за дверью. Не успел он повернуться, как Джонти опять прыгнула к нему в объятия, так как в этот момент ослепительно вспыхнула молния.

На этот раз их уже не разделял плотный материал плаща. Когда Джонти прижалась к нему, он почувствовал каждый мягкий изгиб ее тела, которое, казалось, даже сквозь полотенце обжигало. Корд пытался скрыть судорогу острого желания, причинявшую ему боль, но это было заметно по его глазам. А в это время стрела молнии, озарившей комнату, ударила в сосну неподалеку. Джонти истерично завизжала, он взял ее на руки и понес к камину. Опустившись на колени, он положил ее на коврик из медвежьей шкуры, лег поближе к ней и обнял ее.

Корд решительно пытался не обращать внимания на ее упругую грудь, прижавшуюся к нему так, что ее соски двумя горящими точками прожигали ему кожу. «Это Джонти, — внушал он себе. — Она вне себя от страха, и все, о чем я должен думать — это как ее успокоить».

Он начал медленно поглаживать рукой по ее спине, точно так же, как он успокаивал норовистых лошадей. Когда ее упругое, гладкое тело почти перестало дрожать, он не знал, радоваться ему или огорчаться. Ей было так хорошо в его объятиях.

Он перестал успокаивающе поглаживать ее по спине, как вдруг порывом ветра сорвало ставень, и заскрипели гвозди, с которых он сорвался. Пока кусок доски катился по крыльцу со стуком и грохотом, Джонти подняла на него настолько бледное и испуганное лицо, что он тяжело вздохнул.

Осторожно взяв ее за нежный подбородок, он наклонился и поцеловал ее в дрожащие губы.

Но несмотря на нежность его поцелуев, Джонти не успокаивалась. Ее губы были такими же напряженными, как и ее тело. Он поласкал языком ее губы, но и это не вызвало отклика. Тогда он пальцем осторожно нажал на нижнюю губу, и ее рот открылся для него. Язык погрузился в сладостную глубину, а пальцы сняли полотенце, обмотанное вокруг тела.

Сбросив грубую ткань, Корд взял в руку упругую грудь, погладил ее своей мозолистой ладонью и медленно чувственно большим пальцем стал ласкать нежный сосок. Когда мягкий бугорок отвердел от нарастающего желания, глаза Корда удовлетворенно заблестели. Отпустив ее губы, он склонил голову и обхватил сосок губами. Он долго и страстно целовал одну грудь, потом другую, это было что-то необычное, чего он не делал с другими женщинами и даже никогда не имел ни малейшего желания это делать.

Ощущение нежного поцелуя на губах возбудило в Джонти такое сильное желание, что она забыла о бушующей на улице буре. Она испытывала неловкость и внутреннюю боль от близости его тела и, подняв руку, запустила ее в густые белокурые волосы, которые лежали у нее на груди.

Тело Корда напряглось, а губы застыли, когда она, ухватив пальцами его волосы, простонала:

— Пожалуйста, Корд, помоги мне. Мне так больно.

Прерывисто вздохнув и глядя на нее помутневшими глазами, Корд присел и позволил себе еще раз жадно изучить дюйм за дюймом ее прекрасное тело, лежащее перед ним. Его глаза бродили от белой груди с розовыми сосками, которые он возбудил, ласкал губами до тонкой талии, которая сменялась очаровательными бедрами и черным вьющимся треугольником между ними, потом вниз по длинным стройным ногам.