– Значит, больше никаких разговоров насчет помощи Грейс. Эта глава нашей жизни закрыта навсегда.

Глава 18

Снова оказаться в Нью-Йорке, среди знакомых запахов и звуков, – все равно что возвратиться домой после долгой отлучки. Здесь Грейс чувствовала себя в относительной безопасности, чему способствовала новая внешность: короткие шоколадно-каштановые волосы, темная косметика, мешковатая одежда. Одна из девушек в Бедфорде говорила, что, изменив походку, можно стать совершенно неузнаваемой. Грейс практиковалась часами, изображая размашистый, небрежный шаг. Ей все еще становилось не по себе при виде собственного «прежнего» лица на газетных стойках. Но по мере того как шли дни, беглянка все больше уверялась, что сочетание маскировки и равнодушной анонимности большого города защитит ее, пусть и ненадолго.

На второй день возвращения она набралась храбрости войти в крошечное интернет-кафе и послать на электронный адрес «хотмейл» условленный код: 200011209LW. Грейс надеялась, что это означает: «Пошлите две тысячи долларов на код 11209 в Нью-Йорк на имя Лиззи Вули». И при этом была уверена – что-нибудь обязательно пойдет не так. Что, если она попросила слишком много?

Грейс запоздало сообразила, что понятия не имеет, сколько денег у друга Карен и готов ли он с ними расстаться. С другой стороны, она не собиралась повторять рискованный трюк каждую неделю, тем более что половина всех полицейских департаментов страны ее разыскивала.

Оказалось, что забрать деньги так же просто, как говорила Кора. Отделение «Вестерн юнион» находилось в аптеке на углу. Жирный унылый человек лет сорока пяти едва глянул на удостоверение личности Грейс и, не потрудившись посмотреть ей в лицо, протянул конверт с наличными и квитанцию.

– Вот, мисс Вули. Приятного дня.

Постепенно Грейс стала меньше бояться, что ее поймают, и больше думать о долгожданной встрече с Дэйви Бакколой. Детектив проверял алиби всех, кого Брукштайны пригласили в Нантакет на тот роковой уик-энд. Мысль о том, что Престоны, или Мерривейлы, или кто-то из ее сестер задумал украсть деньги, убить Ленни, засадить ее в тюрьму и остаться безнаказанным, до сих пор казалась Грейс не слишком реальной. Но какие еще объяснения могли найтись? Она надеялась, что, увидев напечатанный черным по белому отчет Дэйви, кое-что прояснит для себя. Все зависело от этой встречи.

Запершись в своей крошечной однокомнатной квартирке-студии, Грейс вынула из ящика письменного стола кипу газетных вырезок и разложила на постели. Вот они все: Онор и Джек, Конни и Майкл, Эндрю и Мария, Джон и Кэролайн. У кого-то из них ключ к правде.

Рядом, на небольшом расстоянии, Грейс положила девятый снимок. Детектив Митчелл Коннорс, человек, которому дали задание ее поймать. Определенно привлекателен. Интересно, женат ли он? Любит ли жену, как любил Ленни ее?

Конечно, рано или поздно он ее поймает. Но это уже не будет иметь значения для Грейс. Главное – успеть завершить задуманное.

Закрыв глаза, она обратилась к Ленни: полумолитва-полуобещание…

– Я сделаю это, дорогой. Ради нас обоих. Найду того, кто отнял тебя у меня, и заставлю платить. Клянусь.

Затем легла спать, чтобы набраться сил.


– Еще чаю, детектив? Мой муж вернется с минуты на минуту.

Онор Уорнер явно нервничала. Митч заметил, как дрожали ее руки, когда она брала с подноса серебряный заварочный чайник. Горячая коричневая жидкость расплескалась по белому журнальному столику.

– Нет, миссис Уорнер. Спасибо. Собственно говоря, я пришел к вам. Не делала ли ваша сестра попыток связаться с вами? Я имею в виду после побега?

– Связаться со мной? Нет. Ни в коем случае. Если бы Грейс позвонила, мы немедленно сообщили бы в полицию.

Митч склонил голову набок и обаятельно улыбнулся.

– Вот как? Но почему?

Эта женщина интриговала его. Она сестра Грейс Брукштайн. Одно время, судя по всем отчетам, женщины были очень близки. Они даже похожи внешне. И все же, когда Грейс оказалась в немилости у американцев, Онор Уорнер словно растворилась в эфире.

– Не понимаю, о чем вы.

– Только о том, что Грейс – ваша сестра, – пояснил Митч. – И было бы вполне понятно, если бы вы захотели ей помочь. В этом нет ничего дурного.

Эти спокойные слова, казалось, совершенно вывели Онор из равновесия. Она огляделась, словно пытаясь сбежать. Или просто обшарила глазами комнату в поисках скрытых микрофонов, камер?

– Грейс нажила себе немало врагов, – выдавила наконец она. – И теперь на воле ей грозит куда более страшная опасность, чем в тюрьме. Мне небезразлично ее благополучие.

Митч едва сдержал ухмылку: «Черта с два небезразлично».

– Вас не было на суде.

– Верно.

– И насколько мне известно, вы ни разу не навещали сестру в тюрьме.

– Ни разу.

– Можно узнать почему?

– Я… мой муж… мы посчитали, что так будет лучше. Джек упорно трудился, чтобы оказаться там, где сейчас. Не хватало еще, чтобы избиратели связывали его имя с «Кворумом»… Надеюсь, вы понимаете.

Митч не дал себе труда скрыть презрение. Он прекрасно понимал…

Словно прочтя его мысли, Онор стала оправдываться:

– Мой муж сделал много добра своим избирателям, детектив. Много. Разве справедливо, если его имя будет запятнано алчностью Ленни Брукштайна? Грейс сама сделала свой выбор. Я волнуюсь за нее. Но…

Она не договорила.

Митч поднялся.

– Благодарю, миссис Уорнер. Я сам найду дорогу.


Та же самая история была и с Конни Грей.

– Моя младшая сестра так и не научилась отвечать за свои поступки, детектив Коннорс. Грейс считала, что создана для богатства, счастья и свободы. Цена ее не волновала. Так что ответ на ваш вопрос: нет, мне ее не жалко. И я, конечно, ничего о ней не знаю. И надеюсь, не узнаю.

«С такими друзьями, как у Грейс Брукштайн, и враги ни к чему».

Разговаривая с безжалостными, озлобленными сестрами Грейс, Митч почти жалел женщину, алчность которой едва не поставила на колени Нью-Йорк. Гнев Конни был явственно ощутим в этой комнате. Исходил от нее как тепло от обогревателя… Атмосфера накалилась.

– Не знаете, к кому еще могла обратиться Грейс? Кому позвонить? Может, старая школьная подруга? Или школьный поклонник?

Конни величественно качнула головой:

– Нет. Выйдя замуж за Ленни, Грейс полностью растворилась в его мирке.

– И вы это не одобряете.

– Ленни и я… скажем так, мы не были близки. И я всегда считала, что они с Грейс не подходят друг другу. В любом случае никаких старых друзей не существует. Некоторое время Грейс поддерживал Джон Мерривейл, пока Кэролайн не вправила ему мозги. Бедный Джон!

– Почему «бедный»?

– О, бросьте, детектив! Вы его видели. Он боготворил Ленни. Много лет носил за ним портфель.

– Но он играл какую-то более важную роль?

– Джон? Нет, никогда!

Конни безжалостно рассмеялась.

– Пресса изображает его кем-то вроде финансового мудреца. Второе главное лицо «Кворума». Абсурд! После двадцати лет службы его лишили даже партнерства! Ленни использовал его. Как и Грейс. И даже сейчас ему приходится расчищать весь этот хаос в «Кворуме». Неудивительно, что ваши коллеги из ФБР не нашли этих денег! Как раз тот случай, когда слепой – поводырь у слепых!


Присутствующие на пресс-конференции были откровенно враждебны. Люди требовали ответов, которых у Митча Коннорса не было.

Прошла почти неделя после дерзкого побега Грейс Брукштайн, и давление на Митча и его команду все усиливалось. От них требовали хоть чего-нибудь. Представители прессы вбили себе в голову, что Нью-Йоркский департамент полиции утаивает информацию.

Митч улыбнулся.

Если бы только это было правдой!

Правда заключалась в том, что у него ничего не было.

Грейс Брукштайн сбежала из тюрьмы и растворилась в воздухе.

Прямо как чертов Дэвид Блейн!

Она не обращалась ни к родным, ни к друзьям. Вчера руководители департамента совершили поступок, который можно было расценить исключительно как отчаяние: назначили награду двести тысяч долларов всякому, кто предоставит информацию, способствующую поимке Грейс.

Это оказалось ошибкой.

За два часа команда Митча ответила на восемьсот звонков. Очевидно, Грейс Брукштайн была вездесущей: ее заметили от Нью-Йорка до Новой Шотландии. Пара наводок казалась достойной расследования, но в конце концов и они оказались пустышками. Митч чувствовал себя ребенком, пытающимся ловить мыльные пузыри, которые лопались от легчайшего прикосновения. Подумать только, он посчитал это дело пустяковым!

– На сегодня это все. Спасибо.

Недовольно ворчавшая стая репортеров убралась. Митч прокрался в свой офис, но, похоже, передохнуть ему сегодня было не суждено. Детектив лейтенант Генри Дюбре и в лучшие свои времена не был образцом мужской красоты. Сегодня же, скорчившись в пыточном кресле Митча, подобно гигантской жабе, он выглядел еще гаже обычного: красная, одутловатая от пьянства физиономия и желтые, как подсолнухи, белки. Очевидно, напряжение сказывалось на всей команде.

– Сообщи мне хоть какие-нибудь хорошие новости, Митч.

– «Никс»[16] вчера вечером выиграли.

– Я серьезно.

– Я тоже. Потрясная была игра. Вы не смотрели?

Митч улыбнулся. Дюбре насупился.

– Простите, босс. Не знаю, что сказать. У нас ничего нет.

– Время работает против нас, Митч.

– Знаю.

Дюбре ушел. Сказать было нечего. Оба понимали: если в следующие двадцать четыре часа Митч не нападет на след, его снимут с дела. А может, и уволят.

Митч старался не думать о Селесте и дорогой частной школе, куда Хелен хотела отдать дочь. В этот момент он ненавидел Грейс Брукштайн.

Он смотрел на висевшую на стене доску. В середине скотчем было прикреплено фото Грейс. От нее, как лучи звезды, отходили сгруппированные снимки других людей: заключенных и служащих Бедфорд-Хиллз, друзей и родных, сотрудников «Кворума», тех людей, кто дал самые многообещающие наводки. Как получилось, что столько следов ни к чему не привели?