Мотли вынул из конверта кипу бумажек.

— Здесь сотня фотографий Сиам. Половина из них — лицо, другая половина — ноги. Они стоят денег, так что раздавай их с умом. Три сотни биографий. Обрати внимание, я сделал ее девятнадцатилетней. Смысл в том, чтобы ей не надо было голосовать. Если какой-нибудь кретин спросит, за кого она голосует, отвечай, что за мужчин. Одна острота может наделать такого шума, о котором не мечтала и дюжина головастых Аристотелей. Когда интервью берут женщины, пускайся в психологию. Она поет грустные блюзы, потому что ее бросил дружок, когда она была еще гадким утенком, девочкой-подростком. Даже сейчас, превратившись из гадкого утенка в прекрасную женщину-лебедя, она помнит старую обиду. Помнит, как ее отвергли, как пренебрегли ее любовью. Она поет, чтобы помочь зарубцеваться старой ране. Понял? Неси чушь и, главное, не останавливайся.

Барни кивнул, хотя в ответ на подобную ерунду следовало бы отрицательно помотать головой.

Мотли потер подбородок, как делают многие мужчины, чтобы собраться с духом.

— Загляни в ее биографию. Там есть одна постоянная величина — ее размеры. Они не подлежат изменению: 36-24-34. — Он погрозил Барни пальцем. — Если она в турне распухнет от нервного обжорства и сладостей, заставь ее носить корсет, даже если тебе придется самому запихивать ее в этот станок. Я серьезно!

Последние два слова были произнесены самым безапелляционным тоном. На это, видимо, полагалось отреагировать, поэтому Барни промямлил:

— Заметано.

Зигги вытащил из-под стола кожаный дорожный чемоданчик.

— Это твоя аптечка первой помощи. — Он щелкнул двумя позолоченными замками и откинул крышку. Показалась ядовито-желтая замшевая подкладка. Мотли продемонстрировал Барни два непонятных Цилиндра в блестящей розовой фольге. — Это корсет на случай, если она начнет толстеть. — Он надул щеки. — Пусть клянется, что сядет на диету, не верь! — Он указал подбородком на третий цилиндр, большего диаметра. — Дополнительный, на случай ожирения.

Из кармашка был извлечен набор визитных карточек. Он подал Барни первую.

— Преподаватель по вокалу. Вообще-то творческие проблемы не должны тебя волновать, потому что на гастролях Сиам будет не до уроков. — Он перевернул вторую карточку. — Аранжировщик. Позвони ему, если возникнут проблемы с нотами. — На третьей карточке красовался готический шрифт. — Мадам Таня, костюмер. Можешь звонить ей днем и ночью, если платья потеряются, их украдут или если Сиам осточертеют ее тряпки и ей для поднятия духа понадобится новое платьице. Всего одна обновка — это все, что она может себе позволить.

Зигги сгреб огромной ладонью три пузырька с неяркими таблетками.

— Позаботься, чтобы она принимала витамины. Витамин А, потому что она не пьет молока. Витамин С, потому что она не ест овощей. Комплекс витамина В, чтобы обеспечить работу кишечника. Он у нее ни к черту.

Зигги обещал платить ему 175 долларов в неделю плюс по десятке в сутки на расходы, не включая туда переездов. Работать следовало семь дней в неделю, но деньги того стоили. Он научится относиться ко всему этому серьезно, раз ему посулили такую неплохую оплату.

Мотли не обратил внимания на то, что Барни отвлекся. В его руке появился четвертый по счету пузырек, и он продолжил:

— Каждое утро, не обращая внимания на ее вид, начинай с вопроса: «Ты сегодня ходила по-большому?» Если она заворчит, добавь «Сиам, дорогая» или «мисс Майами».

— А если она не ответит? — Барни заглянул в спокойные глаза старшего наставника.

— Тебя не подбивают на беспардонность, — заверил его Зигги. — Просто испражняться — это важнее, чем заниматься сексом. Что с того, что это занятие не попадает в газетные заголовки? Многие женщины живут долго и плодотворно, не имея дела с мужчинами, но покажи мне хотя бы одну, которая выжила, не посещая туалета. Вот это, — он потряс пузырек с густой жидкостью, — ты будешь давать ей в случае запора. И раз в неделю — в случае необходимости — будешь ставить ей клизму.

— Не буду! — не выдержал Барни, но его прервали:

— Полегче! Не хочешь сам, найми медсестру. Налогом это не облагается. — Барни была предъявлена четвертая визитная карточка. — Это ее костоправ, доктор Киршвоссер, заправила медицинского страхового общества. Звони ему в любое время дня и ночи, если она сляжет. Пускай ее хворь, по-твоему, не стоит выеденного яйца, все равно звони. Сиам обожает глотать лекарства. Это ее успокаивает. А врач обожает выписывать рецепты, потому что хочет выглядеть профессионалом. Только и глядит, чтобы увеличить счет, на то и страховка.

— Похоже, она злоупотребляет таблетками.

— Твое какое дело? Если она начнет откровенничать, не вздумай ошибиться и преувеличить ее терзания: ей всего-то и надо, что еда из китайского ресторана да кинофильм. Если приступ слезливости не проходит сам собой, — Мотли перевернул последнюю карточку, — то обратись к ее психоаналитику. Ему тоже можно звонить в любое время суток. При необходимости он успокоит ее на расстоянии. Не забудь напомнить телефонной компании прислать счет. Звонок тоже не облагается налогом. Если он наврет, что должен прилететь для личной консультации, не разрешай. Психиатр Валентино — большой жулик с фантазиями.

Мотли загнул угол карточки.

— Она терпеть не может принимать ванну. Ничего страшного. — Он предостерегающе поднял мясистую лапу. — Запах пота для секс-символа только кстати. Первобытный животный запашок — что может быть лучше? Но иногда ты невольно окажешься слишком близко к ней, когда она раздевается. Без одежды от ее смачного тела начинает разить далеко не лучшим образом. Я не преувеличиваю. Валентино, — ему явно не доставляло удовольствия лишний раз вспоминать психиатра, — говорит, что в ее нежелании мыться проявляется жажда смерти. Самоуничтожение и все такое. — Мотли пожал одним плечом. — Попробуй переспорь этих умников. Они нынче все равно что новая политическая партия.

— Я думал, выводы психоаналитика всегда строго конфиденциальны, — заметил Барни.

— Хороший вопрос, — одобрил Мотли. — Психоанализ — конфиденциальнейшее дело, секретнее не придумаешь. Но откуда взяться строгости на практике? Аналитику нужна машинистка, так?

— Вроде, — буркнул Барни, не желая с ходу соглашаться.

— Не вроде, а так и есть.

— Ладно, так.

— Значит, машинистка — вот тебе первый свидетель. Дальше — секретарь, ведающий историями болезни. Это два. Ему звонят коллеги по поводу его старых пациентов. У тех свои машинистки и секретари. Долго ли проработает конкретная машинистка? Того и гляди, выскочит замуж или найдет другое место. Всего за несколько лет целая армия людей оказывается посвящена в самые интимные мысли пациентки. А то, что известно машинистке, может стать известно и мне.

Барни ничего не ответил — просто велико было его изумление.

— По-твоему, я глупее какой-то машинистки? — насупился Мотли.

— Нет, — через силу признал тот.

— Тогда почему у тебя вытянулось лицо?

— Неужели все эти вторжения в личную жизнь не сводят ее с ума?

— Нет. — Мотли отмел вопрос и дружески улыбнулся. — Сиам — настоящая профессионалка. Она понимает значение рекламы. Вдруг психоанализ поможет рождению толковой журнальной статейки или газетного репортажа? Если повезет, то тайная мечта или очередной комплекс, выявленные при погружении в сон, сделают ее героиней прессы. Ночной кошмар, от которого бросает в холодный пот, может стать сюжетом броской рекламы, а от рекламы один шаг до хорошего контракта в кино. Мой агент по печати опишет ее эмоциональную травму и запустит ее по проводам уже через несколько часов после ее встречи с Валентино.

— Тебе никогда не приходило в голову, что многие ее беды — следствие выставленной на обозрение жизни в прозрачном аквариуме?

— Ей самой этого хочется, — заверил Мотли с гримасой. — Ты еще не знаешь, что такое женское честолюбие. Наверное, я открываю тебе глаза?

— Да.

— Сомневаюсь, — сказал Мотли без всякого сарказма. — Ты полон колебаний. Но я хочу как можно подробнее познакомить тебя со всей ситуацией, чтобы ты, оказавшись под колоссальным давлением, продержался хотя бы несколько недель, вместо того чтобы сразу сдаться.

Барни улыбнулся. Ему не хотелось проявлять излишнего рвения, поэтому он спокойно внимал предупреждениям Мотли, на самом деле все эти опасности нисколько его не пугали. Барни ощущал прилив энергии, ведь он получил хорошо оплачиваемую работу. Благодаря этой работе он заживет новой жизнью. Предстоящую возню с певицей он воспринимал как чистой воды развлечение. Он бы согласился заниматься этим бесплатно. Болтаться по клубам, знакомиться со знаменитостями… Возможно, во время гастролей возникнут трудности, но это ничего не значило. Всю жизнь он был здоровым телесно и душевно человеком, но при этом растрачивал себя, занимаясь скучными и мелкими делишками. Новое дело вселяло в него бодрость. Предостережения Мотли его не страшили. Может быть, он разок-другой выйдет из себя. У него было достаточно терпения, чтобы не слишком его экономить. На пути к успеху цель оправдывает средства.

— Сегодня, в клубе в Гринвич-Виллидж ты сам увидишь, что для ее стиля подвал слишком тесен. Посетители мгновенно заводятся от одного ее вида, не говоря уж об исполнении. Не каждый сам по себе, а все в едином порыве. И все вместе испытывают замешательство. Такая вот тонкость.

— Это ты и называешь ее недостатками?

— Совершенно верно. — Барни нравился Мотли тем, что все схватывал на лету. — У Сиам огромный потенциал, но ей нужно побольше опыта, ее талант надо оттачивать. Загадочность на примитивном уровне, глаза как в порнофильме. Получается любопытный диапазон — от сливок до раскаленных углей. Да, еще теплая улыбка. Ее главный недостаток — слишком интимный контакт со слушателем, но это и ее большое достоинство. — Мотли удовлетворенно хмыкнул.