Илья знал о мамином диагнозе не меньше врачей. Знал неутешительные цифры, знал процент смертности. Но он отказывался верить, что все это связано с его мамой. Как так? Еще год назад она была веселой цветущей женщиной. А теперь? Глаза погасли, волосы поредели, а похудела так, что временами Илья ее не узнавал. И еще: она стала очень тихо и мало говорить, словно все время к чему-то прислушивалась, боясь не успеть услышать. Иногда Илье казалось, что их посещения в тягость маме, что она не рада их приходу. Он поделился своими наблюдениями с отцом, но тот лишь пожал плечами.

Казалось бы, болезнь Ларисы Павловны должна их сблизить, сплотить, но оказалось все наоборот. За эти месяцы они отдалились и стали совершенно чужими. Каждый справлялся с болью в одиночестве.

*****

Апрельская ночь сквозь открытые форточки приносила свежесть в душную больничную палату. В хосписе было тихо, иногда раздавались стоны и похрапывание соседок. Уснуть Ларису не могла. Она смотрела в темное окно и думала: каким будет мир без нее, что изменится в жизни ее близких? И вдруг поняла, что ее это больше не беспокоит, потому что она знает теперь точно: все будет так, как должно быть, и никто не в силах что-либо изменить по собственному велению. На все воля Божья. Незаметно она уснула. Ей снилось, что она поднимается по лестнице. Ей страшно, потому что у лестницы нет перил, а ступеньки стеклянные. Лестница очень длинная, а она не может посмотреть вниз или назад, потому что боится упасть: вдруг голова закружится? Она не знает, куда идет, но понимает: ей нужно наверх. Она поднимается очень медленно, контролирую каждый свой шаг. Но лестница не заканчивается, а страз становится все сильнее. И Лариса не может бороться с ним. Она садится на ступеньки и начинает плакать. Вдруг слышит голос своей матери: Встань, не останавливайся, иди до конца. Путь должен быть пройден. Избавься от груза, отдай чужое, сил прибавится", Но у Ларисы не было никакого груза, а ноги не шли. Встать она не смогла.

В ту ночь Илья проснулся оттого, что звякнул телефон: от мамы. Ночные звонки тревожно пугали. "Зайчик мой, прости и прощай." Он выскочил из кровати, ничего не понимая. Мама очень редко писала сообщения и никогда не называла его "зайчиком". Ерунда какая-то, чья-то глупая шутка среди ночи. Но сердце заходилось бешеным ритмом, и он постучал в спальню к отцу.

Собрались они очень быстро и уже через полчаса парковались у ворот хосписа. Их пустили сразу. Лариса Павловна умерла два часа назад.

Илюша увидел тело. Тело было маленьким, желтым и сморщенным. "Это не мама!"

– Это не мама! Где мама? – кричал он отчаянно и безнадежно. – Где мама?

Александр Георгиевич посмотрел строго:

– Сын, возьми себя в руки. Возвращайся домой, позавтракай и иди в школу. Нельзя пропускать.

Слова отца отрезвили и дали временную опору раскачивающемуся зданию его жизни. В тот день он пришел в школу первым. Прошел в класс, сел за парту и уставился в доску. Была биология и тема на доске: "Антропогенез". Он не видел никого и не слышал учителя. " Антропогенез. Зачем эволюция, если люди умирают молодыми? Антропогенез. Зачем жить, если все равно умрешь? Антропогенез. Мамы больше нет. Как теперь жить? Зачем я здесь сижу? Мне надо к ней." Он собрал вещи и вышел из кабинета. Пошел по пустым коридорам, не слыша быстрых шагов Ульяны и ее голоса:

– Илюша, ты куда?

" Я пойду к ней. Я хочу к ней. Здесь быть невыносимо."

– Илья,– Санька шла ему навстречу,– Илья, что с тобой?

Он, не реагируя, продолжал движение вперед. Санька схватила его за руки:

– Лариса Павловна?

– Она умерла сегодня ночью. Санька, зачем я здесь?

– Зачем ты здесь? – повторила Санька, не выпуская его рук.

– Он сказал, чтобы я шел в школу, нельзя пропускать уроки. И я пошел. Я не могу, Санька. Я задыхаюсь. Мне нужно выбраться на улицу. Пусти, – он выхватил руки.

Но Санька не отпускала.

– Я с тобой. Давай вместе. Я с тобой.

Вид безумного Ильи так потряс Саньку, что она не смогла его оставить. Она не знала, что с ним делать, но была убеждена: он не в себе, а значит, дело плохо.

*****

Все в квартире Стрижовых было по-прежнему, все вещи на своих местах, и только запахи забыли мамино присутствие. Санька метнулась на кухню:

– Илюша, я чайник поставлю?

– Зачем? Кто-то хочет чая? Никто ничего не хочет. Уходи. Уходи, пожалуйста, Санька, чего тебе нужно?

– Я любила твою маму, Илюша.

– Любила? А я люблю сейчас, Я не успел разлюбить. Я ее люблю и не знаю, как без нее жить. Что я сделал для нее? Что? Что хорошего я дал ей? Чем помог? Я сын, я ей не смог помочь. Как мне жить без нее, зная все это. Скажи, скажи мне!

Санька испугалась по-настоящему. Илья был безумен, глаза его горели страшным блеском, тело колыхалось отчаянной дрожью, губы посинели, но слез не было.

– Илюша,– мягко сказала Санька,– я люблю твою маму, она очень хорошая, я знаю это так же, как ты.

Санька подошла к парню и обняла его. "Она очень хорошая, я ее люблю,"– шептала она как заклинание. Санька физически ощутила неизбывное горе Ильи, своими объятьями она пыталась унять его судороги. Илья услышал Санькины слова, ощутил ее прикосновения. Девушка гладила его лицо, целовала руки, прижималась всем телом, пытаясь передать собственное тепло. И вдруг почувствовала, как налились силой его мышцы, и он стал исступленно целовать ее, проникая языком в ее рот, сдирая мешавшую одежду… Он овладел ею прямо на полу кухни, грубо, безрассудно. Он проникал в ее естество, каждым толчком вколачивая свое горе, выплескивая свое страдание. Когда все кончилось, он распластался рядом безвольной тряпицей и расплакался.

– Что я наделал, Санька? Что мы наделали?

Санька гладила его и успокаивала. Она пробыла с ним до вечера, пока не пришел отец. А потом ушла, оставив Стрижовых наедине с их горем.

Глава 6

После операции миновало пять дней, но Санька в себя не приходила. Илья Александрович знал: чем больше времени длится кома, тем меньше надежды на восстановление всех функций организма в полном объеме. Илья Александрович приходил в палату каждый день, надеясь, что сегодня-то это точно произойдет. Он садился у постели, Брал Саньку за руку и разговаривал с ней.

– Когда ты очнешься, Санька, я увезу тебя к себе. У меня теперь есть большой красивый дом. Тебе там понравится. Ты будешь его хозяйкой. Ты родишь мне детей, и мы будем очень счастливы. Я всегда любил тебя, Санька. Ты тоже любила меня, хоть и не признавалась в этом. Я всегда знал, что ты моя судьба, что нам суждено быть вместе. Теперь так и будет.

Илья Александрович, произнося эти слова, сам начинал в них верить. Он был убежден, что говорит правду, что не было многих лет Санькиной ненависти, что была только его любовь, способная повернуть время вспять и вычеркнуть из памяти день смерти Ларисы Павловны.

*****

Стрижовы учились жить одни. К ним переехала одинокая сестра Александра Георгиевича, тетя Женя, чтобы помочь вести хозяйство. С ее приездом стало только хуже. В квартире поселились чужие запахи, чужие вещи, стали приходить чужие люди. Оказалось, что у Ильи есть старшая сестра – дочь Александра Георгиевича от первого брака. Это была Ирина, замужняя дама, разумная и правильная, как все Стрижовы. Она приходила поддержать отца, а сама разглядывала обстановку в квартире. Глядя на своих новоявленных родственников, Илья хотел кричать: "Уходите! Оставьте нас в покое!" Но молчал, закрывшись в своей комнате. Он вообще никого не хотел видеть, только Саньку, но та не приходила. А в школе вела себя так, будто между ними ничего не произошло, будто не было между ними близости, будто не она ласкала его губами и руками. Сначала Илья не мог ничего анализировать: похороны, поминки. А потом все отошло на второй план. Осталась только Санька и его любовь к ней. Но Санька упорно игнорировала его. А он не смел приближаться. Так и ходил, довольствуясь "Привет, как дела? Все ОК" Снова сосредоточился на учебе. Боль утихала.

Для Александра Георгиевича все было иначе. Он, как человек разумный, понимал, что Лара не выкарабкается, поэтому готовил себя к трагическому исходу, думая, что переживет и свыкнется. Но, чем дальше он жил без Ларисы, тем труднее ему становилось. И дело было не в горячем обеде или чистых рубашках, просто жена была тем человеком, на котором держалась его жизнь. Она была духовным фундаментом, на котором он выстраивал свои замки. Александр Георгиевич понял это только сейчас, когда ее не стало. Боль утраты поселилась в его сердце острой занозой, давая о себе знать сильным сердцебиением и тяжелой одышкой. Она не отпускала, становясь все сильнее и упорнее.

Приближалось лето, а планов у Стрижовых не было. Тетка Женя предложила перебраться на дачу, и тогда Илья решил поговорить с отцом.

– Папа, я определился с будущей профессией. Хочу стать врачом.

– Что ж, достойное решение.

– Я не поеду на дачу, потому что устроился санитаром в хоспис, где была мама. Я буду работать все лето. Ты не против?

Что мог возразить Александр Георгиевич? Илья все решил. А, может, это судьба решила за него?

Работа санитара – это работа уборщика, только в больнице. Она грязная и тяжелая, не признающая брезгливости и отвращения. Это самый неквалифицированный труд в медицине, без которого нет самой медицины. Почему Илья пошел работать? Он хотел стать хорошим врачом, вернее, лучшим, а значит, хотел знать о медицине все от начала до конца. То лето стало его первым шагом в профессию.

*****

По закону возраст Ильи не позволял ему работать больше четырех часов в день, но младшего персонала не хватало, и, закрыв глаза на правила, ставили Илью в ночные смены. К нему очень хорошо относились: он был старателен и исполнителен, а еще помнили, как он кричал, не в силах поверить в смерть мамы. Илья научился общаться с пациентами, высаживая их на горшки и вынося судна. Он не испытывал никакого отвращения, наоборот, его мучило любопытство: что чувствуют эти несчастные, находясь на пороге смерти. Ночное смс от мамы не давало покоя.