Елена Петрова - Шурочка и Александра

Идиллию нарушила Наталья Юрьевна.

– Девочки! Пришла патронажная сестра. Идите на осмотр.

Александра побежала навстречу матери, чтобы не тревожить сон малышки.

– Мама, она так сладко спит. Ну, ее, эту сестру. Скажи, что мы уехали к родственникам, в город.

– Что ты такое говоришь, Александра? Хочешь совсем с мужем рассориться?

– При чем тут Илья?

– А кто ее прислал, как ты думаешь?

– Вот всегда он такой. Все у него не кстати, все ему нужно контролировать, даже на расстоянии.

– Александра, возьми себя в руки и ступай в дом.

– Слушаюсь! – отрапортовала Санька, взяла коляску и покатила к дому. Настроение испортилось, злоба разлилась внутри, раздражение плескалось бурлящим потоком.

И даже сообщение медсестры о превосходном состоянии малышки (как будто она сама этого не видела!) не растопило ледяной корки злобы.

Наталья Юрьевна это почувствовала.

– Александра, чем займешься, когда Любава уснет?

– Не знаю, буркнула Санька.

– Давай соорудим расстегай? Рыба есть, тесто есть. Устроим рыбный день, как и полагается быть четвергу. Как ты к этому относишься?

– Не знаю, – Санька еще сердилась и сдаваться не собиралась. Но в этот момент Любушка, лежавшая на руках у Саньки, вдруг смешно сморщила носик, чихнула и улыбнулась.

Восторг любви затопил Александру.

– Мама, она мне улыбнулась, ты видела? – Санькино счастье было так велико, что все разногласия с матерью забылись.

Наталья Юрьевна подошла к дочери.

– Не может быть, дети не улыбаются в таком возрасте. Тебе показалось.

– Нет, не оказалось. Я точно видела: она сначала чихнула, а потом улыбнулась. Сейчас Илье позвоню.

– Может, не стоит его отвлекать на работе? – Наталья Юрьевна с сомнением покачала головой.

– Да он обрадуется, вот увидишь! Наша дочка улыбнулась первый раз в жизни – это же счастье!

Илья долго не отвечал, а когда снял трубку, скороговоркой произнес:

– Аля, только быстро, у меня операция.

– У тебя всегда операция, но послушай меня сейчас. Это очень важно.

– Говори!

– Представляешь, Любушка мне улыбнулась!

– Ты поэтому звонишь?

– Да,– растерялась Санька.

– Отключаюсь. До вечера.

Санька опешила. Муж должен был разделить с ней радость этого события, должен был завизжать от восторга, как она. А вместо этого: «Отключаюсь». Слезы обманутого ожидания накатили, она еле сдерживалась. Наталья Юрьевна тихонько обняла за плечи:

– Не переживай, дочь, у мужчин родительский инстинкт рождается не сразу. Пусть он привыкнет к тому, что стал отцом. Все должно быть хорошо.

«Нет, не будет хорошо, ничего не будет хорошо. Теперь я знаю это точно». Вечером она отправилась спать, не дождавшись мужа.

Илья почувствовал-осознал, что Санька ускользает от него, что он утрачивает над ней контроль. Материнство придавало ей уверенность. Она быстро утверждалась в новой роли, ловко обустраиваясь в новой жизни. Ив этой жизни места для Ильи не находилось. Как умный человек, Илья Александрович понимал, что Санька его так и не полюбила, несмотря на то, что ей внушалось обратное. А ведь ему казалось, что женщины придумывают любовь, чтобы придать осмысленность своей жизни. Как врач, Илья Александрович осознавал, что его влечение к Саньке граничит с патологией, но лишить себя возможности обладать ею было выше его сил.

Итак, перед ним стоял выбор: играть по Санькиным новым правилам или потерять ее навсегда. Выбор сложный. Илья был человеком привычки, вернее, расписания. Он не любил совершать неосмотрительных поступков, нарушать долговременные планы, менять привычный режим. Он подстраивал людей под себя, не позволяя подходить слишком близко, чтобы не растрачивать свою энергию на пустое приятельство. Сам он ни в ком не нуждался с тех пор, как умерла мама. Умом он хорошо понимал, что родившуюся дочь должен любить, но почему-то, кроме брезгливости, никаких других чувств она не вызывала. Но он принял решение и готов был терпеть ее слюни и сопли ради Саньки. Санька должна была остаться с ним навсегда, чего бы это ему не стоило.

Для начала он решил поговорить с тещей, чтобы расставить все точки над i. Разговор состоялся в тот же вечер за ужином.

– Наталья Юрьевна, даже и не знаю, как просить вас, – мягко начал Илья.

Санькина мать напряглась:

– Что-то случилось?

– Если вы заметили, у нас появилась Любушка.

Женщины переглянулись.

– Я решил внести некоторые коррективы в режим нашей жизни.

«Хочет выставить, домработницу наймет и няньку в помощницы»,– первая мысль Натальи Юрьевны.

– И обратиться хочу к вам, Наталья Юрьевна. Как вы решите, так и будет.

Женщины замерли в ожидании.

– Я понимаю, как трудно придется сейчас Александре, и хочу разгрузить ее, пока ребенок, Любушка (поправился он), не отпустит от себя, точнее, пока Аля не перестанет кормить грудью.

Он сделал паузу и продолжил:

– У меня есть выбор – нанять прислугу, а это, как вы понимаете, чужие люди в доме, или же, – он перевел взгляд на Саньку, – попросить твою маму, Аля помочь нам. Наталья Юрьевна, дорогая моя теща, не откажите нам в любезности, возьмите на себя обязанности Александры по уходу за хозяйством и за мной. Я готов материально компенсировать затраты.

Но договорить ему не дали. Санька порывисто подскочила, чмокнула в щеку:

– Спасибо, мой дорогой, спасибо.

– Ну, зятек, удивил, – покачала головой Наталья Юрьевна, – а как за тобой-то ухаживать?

– Завтраки готовить, тещенька. Алю ждут бессонные ночи в ближайшем будущем. Зачем ей вставать ни свет ни заря? Сможете?

– С превеликим удовольствием, Илюша.

На том и порешили.

Илья Александрович ощущал себя всемогущим. Он видел счастливые глаза Саньки и понимал: он на правильном пути. Шаг вперед – два шага назад. Он заставит эту женщину полюбить себя!

Ему пришлось подстроиться под режим дочери. Это вызывало раздражение и злость. Злость на малышку, которой от роду не было еще и месяца. Александра полагала, что дочь должна была общаться с отцом, и каждый вечер приносила кулек «подержать на ручках». Илье затея не казалась правильной, но он терпел, сюсюкал: «Ты моя девочка, ты моя хорошая, как мы сегодня? Животик не болит? Спать маме даем?» И продолжал, обращаясь к Александре: «А папа не спит, прислушивается, вдруг мама вспомнит и навестит папу».

Александра молчала. Она помнила о своем обещании, но не могла себя заставить переступить порог супружеской спальни.

Ночью не спалось. Мысли роились в голове, места сновидениям там не было. «У меня хороший муж. Он любит меня, заботится обо мне, готов на руках носить. Почему же я его так… не принимаю. Страшно даже подумать – ненавижу. Он спас мою жизнь, Подарил Любаву, всячески пытается угодить и подстроиться, а я… холодная рыба. Каждый раз заставляю себя ложиться с ним в постель, каждый раз терплю его ласки, глядя в экран телевизора. Не жизнь – мученье. Быть может, все дело в памяти? Все страдания из-за того, что у меня как бы нет прошлого? Странно, что его нет нигде…»

Любава закопошилась в своей кроватке, и Санька взяла ее к себе. Под теплое сопение любимой дочери она наконец уснула.

Саньке снился карнавал в Венеции. Она, в костюме Коломбины, стоит на площади Сан Марко. Вокруг – пестрая шумная толпа масок. Музыка, смех, многоцветье. Люди веселятся от души. А она чего-то тревожно ждет. Это ожидание сковало ее тело неподвижным оцепенением. Она, подобно Бартоломео Коллеони, застыла на месте. Но никто не замечает ее, веселье продолжается. Саньке хочется танцевать и смеяться вместе со всеми. В бессильной ярости она пытается переставлять ноги, но все попытки тщетны. Санька начинает задыхаться. Внезапно оживает Кампанила Сан Марко. Марангона, самый большой колокол, приходит в движение. Замирает площадь. Чудо! Марангона уже сотни лет не звонит! Вибрация колокольного звона проносится по всей площади, достигая каждого. Санька наконец выходит из оцепенения. А люди вокруг плачут от счастья, ведь они стали свидетелями небывалого события: Марангона ожила. Прочь маски! Ничто не должно мешать соприкосновению с чудом. Только Санька осталась спрятанной под маскарадным костюмом. Она хотела избавиться от него, но не смогла: маска вросла в кожу, стала ее лицом.

Александра проснулась, разбуженная плачем Любавы.

*****

Ужин задерживался. Наталья Юрьевна уже дважды включала духовку на подогрев и уже начинала сердиться. «Где его носит?» Обычно Илья Александрович спешил с работы домой, и к семи вечера всегда садились за стол. Сегодня часы показывали восемь, а зятя все еще не было. Александра набирала его номер, но попадала на автоответчик. Наконец в трубке раздались гудки, а вскоре голос Ильи: «Солнышко, прости, уже паркуюсь. Буду через две минуты».

Наталья Юрьевна стала хлопотать на кухне, Александра присоединилась к ней. Любава сладко посапывала в своей кроватке.

Наконец в дверях появился Илья. Раскрасневшийся, морозный, праздничный какой-то.

– Опаздываешь, зятек, – заметила Наталья Юрьевна.

– Ну, простите-простите, задержался, дела были.

– Что ж, все за стол, пригласила теща.

Относилось это к Илье, потому что Александра давно была за столом. Илья присоединился к женщинам, выставив бутылку вина.

– У нас праздник? – осведомилась Наталья Юрьевна.

Илья пропустил вопрос, молча откупоривая бутылку. Неторопливо разлил по бокалам и торжественно произнес:

– Моя любимая, моя Александра. Ты сделала мою жизнь счастливой, ты наполнила ее смыслом. Спасибо тебе за дочь, ведь благодаря тебе я не только счастливый муж, но и счастливый отец. Позволь преподнести тебе этот скромный подарок.

Он протянул жене бархатную красную коробочку. Александра открыла, и женщины ахнули. Прекрасный комплект – серьги и браслет – находился внутри. Рубины искрились радужными переливами, соблазняя роскошью и красотой. Глаза Александры увлажнились: