Сюзанна Вейн - Штрих-кодовая татуировка

Интересно, раз у этого мужчины есть штрих-код, может ли он ответить ей, почему эта татуировка ввела отца девушки в такую глубокую депрессию, что тот после её получения даже не потрудился ходить на работу?

– Татуировка, – начала Кейла, – что вы думаете о ней?

Методиста вопрос озадачил. Он явно не ожидал, что девушка спросит такое. Но вот лицо его расслабилась, на губах появилась улыбка:

– Думаю, это удобно. Все мои банковские пароли и идентификационные номера закодированы прямо здесь. Если я вдруг попаду в больницу, то необходимая медикам информация и счета для оплаты лечения найдутся на руке, – он улыбнулся. – Никакой путаницы.

Девушка вернула вежливую улыбку.

– Но разве они не могут получить всю ту же информацию, просканировав радужку? – спросила она. Сейчас сканирование радужки использовалось везде: с его помощью открывали двери, персонализировали компьютеры и даже проверяли личность в аэропортах.

– Оно лишь подтверждает, что ты – это ты, – заметил мистер Керр. – И не даёт всей остальной информации.

Он явно одобрил собственную татуировку и не мог даже догадываться, почему она так подкосила отца девушки – так же, как не могла догадаться и сама Кейла. Конечно, такая татуировка лишала индивидуальности и, по мнению девушки, унижала. Но ведь отец был уже в курсе всего этого, когда делал тату. "Что же случилось потом?" – хотелось бы ей знать. Что свело его с ума?

– Вы бы хотели поговорить ещё о чём-то? – спросил мистер Керр. – Желаете что-либо узнать?

"Ничего из того, что ты можешь мне поведать", – подумала девушка.

– Нет, ничего. Спасибо, – она кивнула на прощание и направилась вперёд по пустому коридору, не зная, что теперь делать.

Путь в художественную школу закрыт.

Вот она – простая истина.

Всю жизнь девушка заблуждалась, что пойдёт в художественный колледж или в школу дизайна. У неё была целая коробка памятных лент, сертификатов и других полученных за картины призов. Каждое лето она проводила в Институте Искусств в Гаррисоне, практикуясь в рисунке и живописи, изучая всевозможные новые техники рисования. Но прошедшее лето было последним в старшей школе, а значит, последний раз девушка имела право принять участие в этой программе. Кейла всегда считала, что отучится в художественной школе, а потом получит тесно связанную с правительством работу по Государственной Программе Живописи. Но ведь они берут только студентов двенадцати лучших художественных школ! И что ей теперь остаётся делать?

Коридор был пуст. Впрочем, через несколько минут прозвенит звонок, выпуская из классов потоки учеников. Встреча с мистером Керром выпала как раз на обеденное время, но есть Кейле совершенно не хотелось, так же, как и столкнуться сейчас с кем-либо из знакомых. И вместо того, чтобы пойти в столовую, она направилась в сторону ближайшего лестничного пролёта – тихого местечка, где можно было спрятаться от всего.

Девушка присела на ступеньки, ощутив их холод через ткань своих неоново-голубых брючек. Её прямые каштановые волосы, в которых виднелись яркие кобальтово-синие пряди, качнулись, когда Кейла подпёрла руками подбородок.

Сидя здесь и слушая, как по стеклу бьют капли дождя, всё ещё льющего на улице, она с головой погрузилась в воспоминания. Внутренние картины мелькали перед глазами в совершенном беспорядке. Обрывки разговора. Чьи-то фигуры на фоне солнца. Сцены из собственного жизненного фильма проносились в космосе её сознания. Именно так Кейла обычно и думала – образами, а не словами.

Перед глазами появился кадр, где её отец внимательно рассматривает штрих-кодовую татуировку на своём запястье. В его тёмных глазах пустота.

Очередная картина, всплывшая в сознании – как движутся губы матери, складываясь в слова: "Джо, почему ты не на работе? Тебе уволят, если не пойдёшь".

Ещё более ранний кадр, получше – изображение отца, сидящего ночью на краю кровати Кейлы. Он читал книгу "Гарри Поттер и философский камень" и как раз дошёл до отрывка, когда Гарри узнал, кем был злобный помощник Волдеморта.

– Действительно, – задумчиво изрёк отец, откладывая в сторону электронную книгу, – не всегда легко распознать настоящего врага.

Кейла обернулась на звук шагов. Таща в руках стопку книг, по лестнице спускался высокий стройный парень. У него была тёмная кожа и черные, коротко остриженные волосы. Стопка качнулась, верхняя книжка упала и полетела вниз по ступенькам. Девушка едва успела отскочить с её пути.

– Чёрт! Извини! Ты в порядке? – спросил парень, быстро спускаясь к Кейле.

– Да. Всё нормально.

Девушка взглянула в его глаза – мраморные, карие с ярко-зелёным. Конечно же, она знала, кто он такой – да каждый в старшей школе Уинфри это знал. Мфамб Тейлор представлял их школу на первой Международной Виртуальной "Своей игре"[1] для подростков. Он выиграл, кстати.

Подняв книгу, парень посмотрел на Кейлу:

– Эй, ты не в порядке.

Только сейчас девушка поняла, что глаза и щёки у неё были все мокрые. Даже не догадываясь о том, Кейла плакала.

– В тебя книгой попало? – спросил он.

– Нет, – она пальцем стёрла с лица растёкшуюся тушь.

Мфамб выудил из кармана пачку жвачки и предложил девушке:

– Будешь? Мне она всегда помогает поднять настроение.

Кейла взяла одну пластинку и положила в рот. Перечная мята. Жвачка действительно подняла настроение, хотя, возможно, всё дело было в беспокойстве парня о ней.

– Уверена, что всё в порядке? – переспросил он.

Не ответив, девушка кинула взгляд в его сторону. Почему-то ей так сильно, почти непреодолимо захотелось рассказать этому парню о своих проблемах: о родителях, о том, что не сможет попасть в художественную школу, обо всём. Что было бы излишне странно – она ведь даже не знакома с ним лично.

– Да, со мной всё хорошо, – сказала Кейла.

– Окей. Ну, я должен отнести эти книги в библиотеку, – отозвался парень, отступая. – Знаешь, если просрочу, то ко мне направят кого-нибудь из библиотечной команды.

Она улыбнулась:

– Знаю. Спасибо за жвачку.

– Не за что, – он махнул рукой и влился в поток ребят, возвращающихся с обеда.

Единственное, что сейчас действительно хотелось девушке, – сбежать с последних уроков и пойти домой. Она опустила голову, чтобы не встретиться ни с кем взглядом, и быстро направилась к своему шкафчику.

И была уже почти у своей цели, когда за спиной раздался крик:

– Кейла, я весь день тебя ищу!

Плечи её поникли. Поймала!

– Ты сейчас же должна пойти со мной! – её подруга, Эмбер Сорн, ухватила Кейлу за запястье и потащила через весь зал в сторону женского туалета. – Я тебе нечто потрясное покажу!

– А подождать это не может? – спросила Кейла.

– Эй! Что-то случилось? – от Эмбер ничего нельзя было скрыть. – Ясно, ты плакала. Идём.

Кейла посмотрела в глаза Эмбер, ярко-голубые с чёрной окантовкой, и покорно вздохнула. Подругу ничто не могло остановить, а значит, не было даже смысла пытаться.

В уборной они присели на металлическую скамейку, стоящую у выложенной плиткой стены, и Кейла пересказала Эмбер плохие новости:

– Круто было б, если б хоть кто-то сказал мне чуть раньше, что все эти требования к знанию компьютера будут важны, – пожаловалась она. – Я же могла упорнее работать над информатическими предметами. В смысле, ни методист, ни кто-либо из моих учителей рисования ни разу даже не упомянул об этом.

– Это совсем нечестно! – воскликнула Эмбер, с возмущением откидывая за спину свои серебристые локоны. – Ты – самый талантливый художник из тех, что я знаю. Ты в действительности умеешь рисовать. Да кто из ребят сейчас так может? Для них рисование – это компьютерная графика.

Эмбер была самой верной подругой, какую только можно было вообразить, и Кейла любила её за это. Девушка знала: даже если бы она умела рисовать только прямыми линиями, Эмбер сказала бы, будто такой стиль рисования – самое что ни на есть настоящее искусство, и что Кейла – гениальный художник, создающий лучшие картины из линий.

– Спасибо, Эмбер, – сказала она. – Но нынче никого не волнует, умеешь ли ты рисовать на бумаге или нет. Да и в любом случае это уже не важно – без стипендии я пролетаю. Папа уже месяц как не работает, и я не знаю даже, когда начнёт снова. А мама считает, что отца давно уж уволили, он просто не желает нам об этом говорить. Если она права, не представляю, где родители смогут найти деньги на моё обучение в колледже. Потому что стоимость его – астрономическая. О Боже, да чтобы поступить в колледж нужно быть по меньшей мере ребёнком миллиардера, а то и больше.

– Ну да, – согласилась Эмбер. – Папа мой всё кричит о стипендиях, но его дочь никогда не сможет оказаться в числе стипендиатов. Для этого нужно быть умной, ну, или хотя бы талантливой.

– Ты талантлива, – Кейла попыталась настоять на своём.

– В чём же? – Эмбер требовалось знать ответ.

– Ну… ты великолепная подруга. А ещё симпатичная.

– Не думаю, что за такое могут выделить стипендию, – подметила подруга. – За красоту, вообще-то, стипендию не дают уже несколько десятков лет.

– Значит, нас будет двое таких, безстипендийных, – сделала вывод Кейла.

– Но вернёмся к разговору о штрих-коде… – прервала её Эмбер.

– Мы его и не начинали, – заметила девушка.

– Значит, начнём, – отозвалась подруга.

Она до локтя задрала розовый рукав своей кофточки, открывая красновато-коричневые линии, оплетающие руку. Они змеились, складываясь в извилистые ветви, украшенные причудливым цветочным дизайном. Через каждые несколько дюймов они разветвлялись, объединяясь в ещё более запутанный, переплетённый и сложный орнамент, тянущийся до локтя.

Но насколько бы этот узор ни был утончённо красив, Кейла не могла оторвать взгляда от единственного участка искусного мехенди Эмбер – прямых параллельных линий на запястье, которые частично прятались за рисунком.