Хаунслоу, где сходились дороги, ведущие в Лондон с запада, кипел жизнью. Трактирщик сказал, что мимо проезжает по пятьсот экипажей в день и приходится обслуживать до восьмисот лошадей. Росс никогда не слышал ничего подобного. Как обычно, во время поездки вместе с Демельзой он узнал куда больше, чем в одиночестве.

Итак, до города, о котором она столько всего слышала, остались последние десять миль. Перед отъездом из дома она зашла к Пэйнтерам и оставила Пруди немного денег, а та пришла в ужас при мысли о предстоящем путешествии и о том, что ждет их в конце.

— Говорят, Лондон-то поболе Труро будет, — пробормотала она.

И первым признаком города «поболе Труро» стал дым. Он стелился низко над горизонтом, как грязноватый туман.

— Не волнуйся, — сказал Росс. — Это печи для обжига и кирпичные фабрики. Когда проедем, будет получше.

Карета оказалась на такой же опустошенной местности, как рядом с любой шахтой Корнуолла. Между дымящимися кирпичными фабриками бродили овцы и рылись в земле свиньи, пытаясь найти среди отравленной растительности хоть что-то зеленое. По обочинам громоздились отвалы, некоторые тоже курились, как наполовину спящие вулканы, другие раскинулись, как предгорья, а в отбросах копошились нищие и дети в обносках и с золотушными лицами.

Дома стояли в беспорядке и покосившись, словно вот-вот рухнут. Некоторые и правда рухнули, и там работали строители. После еще нескольких полей стало чище и появилось несколько добротных зданий, а затем карета покатилась по старой и неровно замощенной улице, от которой отходили переулки и тупики — там сновали неряшливые женщины с детьми и бездомные кошки.

Настали сумерки, но вечер стоял теплый, и женщины в грубых шерстяных юбках и чулках сидели в дверях, их корсеты с кружевами заляпаны грязью. Некоторые штопали, но многие просто глазели и зевали. Когда карета проезжала мимо, они выкрикивали непристойности и швыряли в кучера гнилыми апельсинами. В канаве валялись какие-то лохмотья, вероятно, пьяные или мертвые люди, а дети с воплями бежали вслед за экипажем. Наконец, карета выехала на отличную мостовую, но с приподнятыми переходами для пешеходов, так что она всё равно подпрыгивала и раскачивалась.

Потом появилась Темза. Окна кареты, до сих пор плотно закрытые от вони, теперь открыли и впустили свежий воздух. По реке плыли тысячи суденышек. То там, то сям её пересекали паромы с пассажирами — баржи с десятью парами весел. Парусники меняли галсы по ветру и каким-то чудом друг с другом не сталкивались. Чуть дальше высился лес мачт и огромный купол.

— Собор святого Павла, — объяснил Росс.

Когда они пересекли мост, стало совсем темно. Вокруг сновали мальчишки, зажигая уличные фонари на столбах. Всё вокруг стало похожим на сказку. Темнота поглотила нищету, грязь и вонь, из стеклянных шаров на улицу струился призрачный свет. Теперь карета вкатила на приличные улицы, но почти не могла продвинуться, так они были запружены. На короткое время она втиснулась между открытым катафалком с гробом и позолоченной каретой, где сидела дама со страусиными перьями в волосах. Рядом тряслась телега с пивными бочонками, а группка оборванцев следовала за марширующими солдатами, пока несколько экстравагантно одетых наездников пытались протиснуться сквозь толчею.

Карета сделала длительную остановку, чтобы высадить мистера и миссис Карн. Пассажиры обменялись любезностями, багаж Карнов выгрузили, и наконец экипаж снова тронулся, медленно двигаясь по широкой улице под названием Стрэнд. Не раз еще пришлось останавливаться.

— Вот и приехали, — сказал Росс. — Наконец-то. Нам чуть дальше по улице, если ты не против пройтись после стольких часов в карете. Кучер выгрузит наши вещи.


III

Комнаты оказались милыми и просторными, превзойдя ожидания Демельзы, после того как она насмотрелась на тесные постоялые дворы, где они ночевали. А миссис Паркинс — приятная дама в очках — была весьма услужливой.

За последний день они проехали семьдесят пять миль, и хотя не могли пожаловаться на здоровье, больше всего хотели отправиться в постель и проспать до утра. Демельза, привыкшая к шумному пробуждению детей на заре, была поражена и смущена, когда оторвала голову от подушки и увидела, что мраморные каминные часы показывают почти десять. Росс уже частично оделся и умылся.

— Боже! Почему ты меня не разбудил, Росс?

Он улыбнулся.

— Не переживай. Миссис Паркинс обычно накрывает завтрак в десять. Я редко просыпаюсь в Лондоне рано.

— Неудивительно, что ты возвращаешься домой уставшим.

— Потому что поздно встаю?

— И поздно ложишься, как я подозреваю. День путается с ночью.

— Ночную рубашку?

— Да, пожалуйста.

— Так пойди и возьми.

— Нет.

Росс начал бриться.

— Что это, Росс?

— Что? Ах, это. Усовершенствованный умывальник. Разве ты не видела такой в Техиди? У этого еще есть отделения для мыла и бритв. Ты сможешь им насладиться, когда встанешь.

— Миссис Паркинс принесла воды?

— Горничная. В доме есть кран.

— Кран? Ты имеешь в виду, как у бочки?

— Да. Но вода течет по деревянным трубам из цистерн, расположенных на возвышенности в городе, поэтому можно лить, сколько хочешь.

— Ее можно пить?

— Я пил и не отравился. Уверен, что прошлой ночью ты заметила — в туалете дальше по коридору также есть ведро с водой и песком. Это лучшая система из всех, что я встречал.

— Прошлой ночью я слишком устала, чтобы на что-либо обращать внимание.

— Когда я тебя раздевал, ты выглядела, как длинноногий милый котенок, слегка влажный от пота.

— Звучит ужасно.

— Что ж, это было вовсе не так, если ты что-то можешь вспомнить.

— Я могу вспомнить.

Повисла тишина. Демельза зевнула и пригладила волосы.

— Джентльмен подал бы мне ночную рубашку, — сказала она.

— Зависит от джентльмена.

— Я тебе уже говорила, что ты связался в Лондоне с дурной компанией.

— Нет. По крайней мере, до прошлой ночи.

Росс молча закончил бриться и вылил использованную воду в другое ведро. Демельза сидела на кровати, закутавшись в простыню.

— С утра это выглядит непривлекательно, — сказала она.

— Что?

— Нагота.

— Я так не считаю.

— Да, ты не выглядишь привлекательным при свете дня...

— Разве?

— Нет, я говорю о себе. О нас обоих.

— Определись уж наконец.

Росс надел сорочку.

— Никто не выглядит привлекательным при свете дня, — сказала Демельза. — По крайней мере, не так, как при свечах ночью.

— Думаю, двое выглядят лучше, чем один, — сказал Росс. — Всегда.

На улице кричал и трезвонил в колокольчик точильщик ножей, а другой колокольчик предлагал починить сломанные стулья.

— Я думала, это тихая улица, — сказала Демельза.

— Так и есть, по сравнению с остальными. Ты опоздаешь к завтраку, если побыстрее не оденешься. Хотя пропустишь не многое. Чай с молоком и черствый хлеб с маслом. Я собирался захватить джем.

Демельза осторожно выбралась из постели, натянув на себя простыню. Уголком глаза Росс заметил, что ее ягодицы и ноги всё равно не прикрыты, и игриво двинулся к ней. Демельза дернулась, но край простыни зацепился и не давал двинуться. Демельза с грохотом рухнула на пол. Она перекатилась, упорно заматываясь в кокон, Росс опустился перед ней на колено, и в этот момент простыня порвалась. Росс смеясь схватил Демельзу.

— Нет, Росс! Не надо!

— Я женат на мумии, — покатился он со смеху. — На египетской мумии. Они в точности как ты, только волос у них не так много!

Демельза уставилась на него сквозь спутанные волосы. Она обмоталась так плотно, что не могла даже высвободить руку и ударить Росса. Волосы закрывали ей лицо. Потом она сама поняла, как это комично, и засмеялась. Она от всей души смеялась над Россом. Он лежал на ней и не переставал хохотать — до слез. Пол под ними затрясся.

В конце концов они выдохлись и затихли. Росс протянул ослабевшую руку, чтобы откинуть волосы с лица Демельзы. Его слезы проделали дорожки на щеках жены. Потом он ее поцеловал. А затем его руки снова наполнились силой, и он стал ее разматывать.

Тут раздался стук в дверь. Росс встал и открыл.

Это оказалась горничная.

— Будьте добры, сэр, миссис Паркинс говорит, что завтрак уже на столе.

— Передайте миссис Паркинс, — ответил Росс, — что мы спустимся через час.


Глава третья

I

Первые пять дней в Лондоне были наполнены чистейшим счастьем. Город оказался настоящим сокровищем, и Демельза бесконечно в него ныряла, грязь и нищета ее не отпугивали, хотя иногда оскорбляли. В конце Георг-стрит находилась одна из многочисленных стоянок парома, отмеченная двумя полосатыми столбами, а паромщик в красно-синих штанах и красной шляпе с радостью отвез бы куда угодно. Шесть пенсов стоила поездка и до Вестминстера, и до собора святого Павла — эта церковь выглядела еще огромней и более впечатляющей, чем даже Вестминстерское аббатство, хотя скопище обветшалых домишек и мясных лавок, откуда на улицу выбрасывали дурно пахнущие отбросы, скрывали контуры строения, а от речушки Флит страшно воняло.

Погода по-прежнему была хорошей и солнечной, и как-то они взяли портшез и добрались до Паддингтона, а потом прошлись до Ислингтона — с северных холмов открывался вид на протянувшийся в сторону юга город. Они гуляли по садам Воксхолл и Ренела и навестили Кэролайн и ее тетушку в Хаттон-гарден. Дуайта ожидали на следующий день, а Кэролайн всецело посвятила себя приему, который намечался у миссис Трейси двадцать четвертого вечером. Отметив ее кипучую деятельность, Росс засомневался, что она могла бы стать женой сельского доктора в захолустье. Но всё же он помнил, как год назад явился в этот дом, когда Кэролайн с Дуайтом расстались, видимо, навсегда, и какой она казалась опустошенной и апатичной. А пока Дуайт находился в тюрьме, Кэролайн, казалось, жила только одним днем. Она нуждается в Дуайте, в этом нет сомнений. Но ей нужны в жизни и другие стимулы — общество или сверхзадача.