Даже более широкие городские улицы словно вымерли. Время от времени спотыкаясь на выщербленной мостовой, с плеском наступая в лужи, не обращая внимания на редких попрошаек или шатающихся пьяных, вскоре он добрался до конюшни. Мальчишка зевнул, хотя было еще совсем рано, и вывел его лошадь, за что получил шесть пенсов. Преподобный Осборн Уитворт поднялся на приступок, взгромоздил свое массивное тело на лошадь и поскакал прочь из города.

По дороге домой он думал о возобновлении отношений с женой и отсутствии ее бурной негативной реакции. Это порадовало его, как немногие другие события. Он надеялся, что теперь, когда лед сломан, так сказать, по зрелому размышлению Морвенна осознает всю свою глупость и даже, возможно, начнет преклоняться перед мужем — его превосходством, силой и мужественностью.

От каких бы выдуманных невротических недугов она ни страдала, она все-таки мать их сына, и для ее же здоровья необходимы регулярные человеческие и физические отношения. Оззи полагал, что женщины в большинстве своем им восхищаются, и по его самолюбию больно ударило то, что одна из них, имеющая честь носить его фамилию, ему отказала. Так хозяину дома или капитану корабля претит даже единственный мятежник, даже бунтующий молча. Теперь мятеж был подавлен, и Оззи чувствовал себя намного лучше.

Да и вообще, жизнь складывалась как нельзя лучше. Пусть он не получил приход ни в Лаксуляне, ни в Манаккане — епископ предпочел совершенно неподходящую кандидатуру из Тотнеса, явно политическое назначение — теперь Оззи пытался убедить Джорджа помочь с назначением на должность окружного декана. Это был бы существенный шаг в карьере, и хотя Джордж пока не выказывал горячей поддержки этой идеи, Оззи считал, что стоит чуть-чуть поднажать, и дело пойдет на лад. Недавно он заказал в частной типографии печать своих проповедей и собирался раздать книги влиятельным священнослужителям.

Лишь одна мелочь его тревожила, червячок сомнения, даже зародыш червячка — что стряслось с Артуром Солвеем. Этот человек каждую неделю навещал в трущобах свое жалкое семейство, а трущобы кишели инфекцией. Инфлюэнца — неприятное, но излечимое заболевание. Болотная лихорадка — куда хуже. Но тиф?.. Он часто посещает бедняков... Или даже чума, которая за последние пятьдесят лет не достигала в Корнуолле размеров эпидемии. Но пара человек то тут, то там, не всегда верно поставленный диагноз, разумеется, и эти случаи замалчивали, опасаясь паники, но они происходили, как он прекрасно знал. И это означает смерть, и ужасную смерть. Ровелла дважды чихнула. Разве чихание — не первый признак чумы?

Кожа покрылась мурашками, и Оззи поскакал дальше, пытаясь выбросить эти мысли из головы. Путь из Труро к церкви святой Маргариты, вверх и вниз по крутому холму, частично пролегал по главной дороге из Сент-Остелла в Труро, той самой, по которой поехал дальше Росс Полдарк после их встречи прошлым маем. Но в полумиле до конца тропа сворачивала направо и бежала между деревьями к церкви и дому викария.

Теперь полная луна уже стояла высоко в небе, и на широком перекрестке, где сходились дороги, Оззи без труда разглядел высокого тощего человека, внезапно появившегося на пути. Лошадь шарахнулась, и Оззи слегка испугался, потому что никогда не знаешь, не окажется ли одинокий путник грабителем.

— Мистер Уитворт, — произнес незнакомец. — Вы ведь мистер Уитворт?

С вернувшейся уверенностью Оззи отозвался:

— Да. Чего вы хотите?

Он не видел лицо незнакомца, но ему показалось, что оно закрыто шарфом. А в руке мужчина держал палку.

— Вот чего я хочу! — выкрикнул мужчина, размахнулся и ударил священника палкой по голове.

Но прицелился он плохо, руки у Артура Солвея тряслись, и в нервном возбуждении он слегка промахнулся. Удар пришелся Оззи в грудь и частично выбил его из седла, но он быстро восстановил равновесие и поднял хлыст. Сидя высоко на перепуганной лошади, он снова и снова молотил нападавшего по голове и плечам, пока Солвей сумел сделать только один яростный замах, но попал не в Оззи, а в лошадь, и та встала на дыбы. Оззи приник к седлу, одна нога выскользнула из стремени. Он решил, что хоть этот человек и заслуживает порки, но безопаснее все-таки покинуть место стычки. Оззи успокоил лошадь и вдруг опознал нападавшего и понял, почему тот так поступил.

Он отпустил поводья и пришпорил лошадь коленями. Оглушенный Солвей, из глаз которого посыпались искры после удара по голове, все-таки понял, что план мести, взлелеянный за семь дней, не удался, в отчаянии бросился вперед и вцепился в плащ удаляющегося Оззи.

Вцепился крепко, и Оззи с одной ногой в стремени потерял равновесие, когда лошадь скакнула вперед. Он свалился, как подрубленный дуб, но одна его нога застряла в стремени, и Артур Солвей, покатившийся по земле с куском плаща в руке, увидел, как лошадь протащила мистера Уитворта на пятьдесят ярдов. Потом хорошо выезженная гнедая медленно остановилась и оглянулась на тело хозяина, лежащее на дороге.

Солвей, судорожно хватая воздух, медленно поднялся на колени, потом на ноги и стоял, покачиваясь. Его голова была рассечена, волосы стали липкими от крови. Плечи ныли от ударов и полученных ссадин. Наступила полная тишина. Тишина на перекрестке и в лесу. Ее прерывало лишь далекое уханье совы, комментирующей ночные происшествия.

Артур Солвей не привык к насилию и теперь был в ужасе от того, что сотворил. Казалось, прошли долгие минуты, прежде чем из головы перестала хлестать кровь, и он снова обрел зрение и дыхание. Еще через некоторое время он сумел заставить ноги двигаться и медленно, шаг за шагом заковылял к сопернику.

Стараясь не испугать гнедую, он сделал большую дугу и приблизился к мистеру Уитворту, чья нога по-прежнему застряла в стремени, но изогнулась под неестественным углом. Луна осветила лицо Оззи. Оно было почти так же черно, как дорога. Рот открыт, язык торчал наружу. Глаза тоже были открыты. Но неба они уже не видели.

Артур Солвей нашел в себе силы побороть волну слабости. Он развернулся и покачиваясь скрылся с поля битвы.


Глава шестая

I

Викария церкви святой Маргариты нашли около полуночи верный Гарри и ещё один слуга. Не дождавшись возвращения хозяина, они отправились на поиски. Мистер Уитворт по-прежнему болтался одной ногой в стремени. Его лошадь, видимо понимающая, что с хозяином случилась беда, не сдвинулась ни на ярд. Трава поблизости была съедена подчистую и не тронута только на расстоянии в несколько футов.

Смерть мистера Уитворта при таких драматических обстоятельствах стала новостью дня. Мистер Уитворт был известен как замечательный наездник (разве он не выезжал на охоту?), а его лошадь — как надежное и кроткое животное, и потому сразу же заподозрили, что дело нечисто. Как известно, бродяги и разбойники жили в лесах и на вересковых пустошах примерно в миле от этого места. Но ничто не указывало на убийство. На теле обнаружилось несколько порезов и ушибов, но вполне соответствующих такого рода несчастному случаю. От плаща оторван лоскут, но такое могло случиться, когда наездник зацепился за сучок. Да и кошелёк с пятью гинеями висел на поясе мертвеца. Но если его не ограбили, то зачем же убили?

Хотя люди духовного звания обычно пили не меньше прочих, Осборн Уитворт выпивкой не увлекался. Может, дорогу перебежала лиса или кобыла наступила на змею и испугалась. Утративший бдительность Осборн, вероятно, потерял стремя и налетел на ветку. Его мать, леди Уитворт, немедленно приказала пристрелить лошадь.

Подозрительно выглядела лежащая на поляне крепкая деревянная палка, которую могли использовать как оружие. Она была хорошо обработана и сделана из добротного каштана, а потому маловероятно, что владелец захотел бы с ней расстаться. Но никто не потребовал ее вернуть и не заявил, что прежде видел. На рассвете два отряда прочесали лес и обнаружили укрывшегося под поваленным деревом старика. Но он оказался так слаб рассудком и немощен, что сложно было его заподозрить даже в убийстве зайца. В Тресиллиане стояли табором цыгане, но они клялись в невиновности, а пять гиней в кошельке мертвеца показались констеблям куда лучшим свидетельством их невиновности, чем все возмущенные крики.

Оставалась версия, что какой-то бродячий разбойник, встретив молодого священника, набросился на него, а потом сбежал, не обыскав тело. Но это было маловероятно. После осмотра тела коронер вынес очевидный вердикт: смерть в результате несчастного случая.

Объявили официальный траур, поскольку Осборн пусть и не был святым, но справлялся со своими обязанностями и немало сделал для церкви. Все считали, что его ждало большое будущее.

Его мать, не менее величественная, немедля приехала в дом викария и взяла в свои руки бразды правления заброшенным хозяйством. Жена викария была оглушена происшедшим и совершенно не способна заниматься делами и принимать необходимые решения. Хотя леди Уитворт часто напоминала ей о многочисленных обязанностях, Морвенна пребывала в ступоре. Нередко, когда она не надевала очки, ее взгляд был каким-то оцепенелым, как случается у близоруких, но теперь ее прекрасные глаза стали похожи на окна с задернутыми шторами. Это от шока, объясняла леди Уитворт многочисленным посетителям, но в глубине души она всегда была невысокого мнения о невестке, считая, что ее нынешняя леность — не что иное, как попытка избежать ответственности. К счастью, прислуга была умелой, и мисс Кейн взяла на себя заботу не только о маленьком Джоне Конане, но и о девочках.

Тело лежало наверху, черное и раздувшееся после смерти, как гора; за задернутыми шторами, в изголовье и ногах по свече, и всегда кто-нибудь сидел рядом. Заказали особый гроб с шелковой отделкой. Похороны назначили на понедельник пасхальной недели, ожидалось много народу. Леди Уитворт, распустив все паруса, как несущийся в сражение флагман, быстро разослала по всей округе письма с настойчивой просьбой прибыть, не только многочисленным друзьям, но и всем священнослужителям.