— Не стоит обращать внимания на Джаку, Дрейк. У него всегда были странности. Росс умеет с ним управляться, но я считаю его старым драчуном. Он точно бьет своих женщин.

Дрейк снова наполнил кружку Демельзы, а потом и свою. Демельза не любила козье молоко и согласилась выпить немного лишь из вежливости.

— Так ты считаешь, что я должен на ней жениться?

— Я не могу указывать тебе, что делать, Дрейк.

— Но именно это было у тебя на уме с прошлого мая. Разве не так?

Она улыбнулась.

— Росс предупреждал меня, чтобы я не вмешивалась в чужую жизнь. Он говорит, это опасно.

— Но если я женюсь на Розине, тебе будет приятно?

— Тебе она нравится?

— Очень.

— А ты ей?

— Думаю, да.

— Но это не любовь.

— С моей стороны — нет. По крайней мере, это не то, какой я помню любовь.

Демельза взглянула на него.

— Я знаю, каково это, Дрейк. Знаю... Но ты это потерял. Никто не смог бы вернуть любовь в такой ситуации... Я лишь хочу, чтобы ты был счастлив, а не сидел здесь в одиночестве. Тебе понравился рождественский обед?

— Да. Это было чудесно.

— Что ж, хотя бы ненадолго, в особенности после обеда, когда ты был с детьми, тебе было весело. Таким я помню тебя два года назад. Мне хотелось бы видеть тебя таким почаще, а это вряд ли случится, если тебя будет навещать только тетушка Нелли Тревейл. — Она поспешила добавить, прежде чем Дрейк смог ответить: — Мне нравится Розина, и очень. Она отличается от других девушек с шахты или ферм. Она разумней... умнее. Она привлекательная, спокойная и будет помогать тебе в работе. Она будет приятной... невесткой.

— Да, я и сам всё это понимаю.

— Тогда не думай больше об этом, Дрейк, — улыбнулась Демельза. — Нельзя жениться на девушке только потому, что она подходит, а уж тем более только потому, что она будет кому-то хорошей невесткой. Это твоя жизнь, Дрейк. А брак нельзя расторгнуть. Я только... только хочу, чтобы ты был счастлив и не одинок. Хорошо, когда рядом есть кто-то, с кем можно вместе работать и для кого работать. Я не хочу, чтобы ты был одинок. А иногда... любовь появляется со временем.

Он встал, подошел к маленькому оконцу и выглянул наружу.

— А у тебя было так, Демельза? Я часто об этом думал, но никогда не осмеливался спросить.

От этого вопроса у нее кольнуло в сердце.

— Нет. Я любила с самого начала. Но не Росс. Росс полюбил меня со временем. Он не любил меня, когда женился. Но со временем полюбил.


III

Вскоре после отъезда Росса начались морозы. Пока в Англии бушевали снегопады, Демельза с нетерпением ждала письмо с новостью о благополучном прибытии мужа. В Корнуолле снега было мало, но во внутренних частях подморозило, и даже кое-где на побережье. Сухая погода благоприятствовала работе насоса на Уил-Грейс. Известия от Росса пришли только 19 февраля. Его судно опередило непогоду, но многие дороги, по его словам, стали непроезжими, Темза замерзла, здания покрылись изморосью, и Лондон выглядел как город из сказок.

В начале месяца мистер Оджерс подхватил серьезную простуду и дважды падал в обморок, поэтому в церкви Сола первые три недели поста не проводились службы. На третье воскресенье, 24 февраля, вдруг распогодилось, и немало прихожан пришли в ясный и теплый денек к церкви, они стояли снаружи и болтали под неожиданно появившимся солнцем, как выжившие в кораблекрушении, дожидаясь появления священника.

Но он так и не появился. Не приехал и Оззи, которому сообщили о болезни заместителя, и потому минут через двадцать паства стала расходиться.

Среди них были Дрейк Карн, Розина Хоблин и ее младшая замужняя сестра Парфезия, носящая очередного ребенка, вместе со своим туповатым мужем Артом Муллетом. Дрейк подошел к Розине, и они направились домой вместе.

У разрушающихся стен Грамблера они остановились. За девять лет, с тех пор как большую шахту закрыли, ветер и непогода собрали свою дань с второстепенных строений, которые всегда вырастали вокруг сердца шахты, но два главных здания всё так же высокомерно вздымали дымоходы в синее небо, с куда большей уверенностью, чем шпиль церкви Сола на холме. Вокруг простиралась голая земля, поскольку за полвека сюда выбросили так много пустой породы, что сквозь камни и мусор пробивались только самые стойкие травы.

— Розина, — сказал Дрейк, — я хочу тебе кое-что сказать. Это займет всего пять или десять минут.

— Да, Дрейк, — ответила она — просто и бесхитростно. Если она и знала, что сейчас последует, то не стала притворяться, что не желает этого слышать.

Дрейк стоял перед ней, высокий и бледный, прежнее озорное выражение давно покинуло его лицо, но изгиб губ и глаза все-таки предполагали, что печалиться не в его характере. Розина выглядела рядом с ним крохотной, она была в своем лучшем, единственном хорошем, желтом муслиновом платье и черных башмаках, а по погоде надела табачного цвета плащ и темный чепец с желтыми лентами.

— Раз я прошу меня выслушать, Розина, ты наверняка поняла почему.

— Да, Дрейк, — повторила она.

— Я хочу объяснить, о чем я думаю и... и что у меня на сердце.

Он рассказал ей о Морвенне, бывшей гувернантке Джеффри Чарльза, как они впервые встретились, когда Морвенна с мальчиком застали Дрейка и Сэма врасплох, несущими дубовую балку по земле Уорлеггана. О странном ухаживании, всегда в присутствии мальчика, который этого не замечал, да и сами они почти не замечали. Чувства развились медленно и тайно во время летних месяцев и темными осенними вечерами. А четыре с половиной года назад, в суровые первые месяцы зимы 1795 года, между ними встали планы мистера и миссис Уорлегган и в конце концов разрушили все надежды — сначала ложным обвинением Дрейка в краже Библии у Джеффри Чарльза, а потом они выдали Морвенну замуж за молодого викария церкви святой Маргариты в Труро.

— Возможно, — закончил он, — эти отношения были обречены с самого начала. Она была дочерью декана — образованная, умела читать и писать лучше, чем я когда-либо научусь. Может, она не для меня, но в то время мне было всё равно. Я ее любил и всегда буду любить. Тяжело говорить это тебе, я прекрасно это понимаю, но не рассказав тебе правду, как на духу, я не смогу сказать то, что собираюсь.

— Да, Дрейк, — в третий раз произнесла Розина.

Она опустила голову, и чепец закрыл ей лицо, но по голосу Дрейк понял: она думает о том, что он сейчас скажет, и что она ответит.

— Но Морвенна навсегда для меня потеряна. Мы ни разу за три с половиной года не разговаривали, и я видел ее лишь однажды. С этим покончено, у меня впереди жизнь, и люди говорят, а я им верю, что мне нужна жена. Теперь ты всё знаешь — что я чувствую и чего не чувствую, возможно никогда не почувствую, но всё же ты мне нравишься, мне нравится твое общество... как друга, помощницы, жены, а со временем, вероятно, и матери... У меня есть дом, мастерская... Вот о чем я прошу тебя подумать... и через некоторое время дать ответ.

В этом месте стена была сломана, много камней унесли на постройку коттеджей. Розина положила руку на стену — маленькую, но твердую и сильную ладонь.

— Дрейк, я отвечу сейчас, если ты не считаешь, что мне еще слишком рано принимать решение. Я выйду за тебя и постараюсь снова сделать тебя счастливым. Твой рассказ... Я кое-что знала по слухам, но рада услышать это от тебя. Ты смелый, честный человек, Дрейк, я уважаю тебя и люблю, и надеюсь, что наша... наша жизнь будет праведной и честной. И надеюсь... надеюсь... Ох, не могу подобрать слова...

Дрейк взял ее ладонь и задержал в своей на несколько секунд. На поле пастух вел корову, а вдалеке болтала группка стариков, поэтому он не отважился на более выразительный жест. Они сказали друг другу всё необходимое — вообще-то, по меркам деревенских жителей, у которых предложения и ответы на них редко превышали десяток слов с обеих сторон, даже избыточно. Но в этом случае лучше было обойтись без недомолвок. Всё было так официально, они чувствовали себя немного натянуто, но внешне сохраняли спокойствие.

— А теперь, Дрейк, тебе лучше спуститься со мной и сказать матушке и отцу.

— Да, — согласился Дрейк. — думаю, так будет лучше.

И лишь когда они вместе двинулись к Солу, Розина невольно ускорила шаг, выдав тем самым радость и нетерпение, скрывавшиеся в глубине ее души.


IV

— Ха! — сказал Джака. — Вот, значит, как оно всё таперича.

И взглянул на Дрейка так, словно тот застал его в неприглядном виде.

— Ну наконец-то! Наконец-то! — воскликнула миссис Хоблин. — Ну, Рози! Ну, Дрейк! Дорогие мои!

— Отменно. Отменно, — сказал Арт Муллет.

— И когда свадьба? — спросила Парфезия. — Ох, только не сейчас! Пока я такая! — и она похлопала себя по животу.

— Еще и половина поста не прошла, — ответил Дрейк. — Я подумывал — в воскресенье, на Пасху. Достаточно времени, чтобы подать объявление. Но вообще-то я особо об этом не думал. Может, Розина...

— Нет, — сказала Розина. — Это годится. Прекрасно подойдет.

— А сколько еще до пасхального воскресенья? — подозрительно поинтересовался Джака, разглядев какую-то ловушку.

— Это будет двадцать четвертого марта, — объяснил Дрейк. — Через полтора месяца.

— Ну вот, — заявила миссис Хоблин. — Ну разве не замечательно? И времени на подготовку хватит. Розина сможет подготовиться. Она такая мастерица, Дрейк, ты не поверишь. Ну, Джака, ты что же, и доброго слова не найдешь?

— Хорошо, коли нет нужды спешить, — откликнулся Джака.

— Вот ведь, да как ты можешь!

— Ну, я ж помню, как было с ее сестрой...

— Эй! — возмутился Арт. — Нечего тут это приплетать. Чего о других-то говорить?