Карета потряслась дальше.


II

Росс размышлял: моя жизнь словно состоит из повторяющихся витков. Много лет назад, даже не помню когда, я — молодой, но уже награжденный хромотой и шрамом после войны в Америке — возвращался из Бристоля в таком же экипаже. Там тоже был какой-то клерк, его жена и ребенок. Правда, ребенок тогда был совсем маленький, а сейчас — худая девочка в оспинах. А еще в том экипаже тоже был священник, Холс, теперь уже старик, и его я невзлюбил так же, как этого. Тогда разговор не задался, и мы вышли из кареты весьма недовольные друг другом.

Время года было другое, октябрь. Хотя после вчерашней бури опало столько листвы, что тоже похоже на осень. Пожалуй, самое большое отличие в том, что тогда я был беден и, добравшись до дома, с ужасом осознал насколько. А сейчас я состоятельный человек. Тогда мне предстояло с еще большим ужасом узнать о том, что любимая собирается замуж за моего кузена. А теперь у меня есть жена... Ну да, у меня есть жена... Но тогда я был молод и полон кипучей энергии. А теперь мне тридцать восемь — уже не так молод. И, наверное, не так вынослив.

Так и вся моя жизнь проходит по одним и тем же дорогам, как сейчас. Дважды в безрассудном порыве я вламывался в тюрьмы и освобождал заключенных: один раз в Англии — за что был жестоко осужден людьми своего класса, и однажды во Франции — за что был награжден столь же неумеренными почестями и восторгом. Не считая случайных связей, за всю свою жизнь я любил только двух женщин, и обе предпочли других. Я открыл две шахты. У меня двое детей. Список можно продолжать бесконечно.

Возможно, подумал он, это чувство повторяемости — всего лишь естественный результат старения. Возможно, это ощущает каждый, достигнув определенного возраста. А ведь если вспомнить, что большинство людей довольствуются рутинной жизнью, весьма бедной на события, то я — счастливчик, которого судьба балует разнообразием.

Но дело-то не совсем в этом. Ты уходишь от сути собственного вопроса...

— Что? — услышал он вопрос Уитворта. — А, нет, до роспуска палаты еще шесть или семь недель.

— То есть вы возвращаетесь раньше?

— Дела зовут, — ответил Росс, — я отсутствовал слишком долго.

— Ах да, дела, — понимающе ответил Осборн, вспомнив о собственных. — Кстати говоря, раз уж вы теперь хорошо знакомы с виконтом Фалмутом...

Он выжидательно помолчал, но не получил от Росса подтверждения или опровержения.

— Раз уж вы хорошо знакомы с виконтом Фалмутом и представляете его карман... то есть карманный округ, не сочтете ли вы возможным посодействовать мне своими связями: я хотел бы получить приход в Лаксуляне, а Фалмут, хоть и не владеет тамошними землями, наверняка хорошо знает местную знать. Одна его подпись на письме уже поможет делу.

— Жаль слышать, что вы покидаете Труро, — коварно ответил Росс.

— О нет, не покидаю, — заверил его Оззи Уитворт. — Местный викарий, недавно почивший в бозе, редко там бывал. Я бы хотел приумножить свой скудный доход, который, как вы понимаете, едва ли позволяет мне достойно существовать и содержать жену и растущую семью. Те крохи, которые получают священники, совершенно не соответствуют их нуждам. Поэтому два прихода или больше — это печальная, но насущная необходимость для священнослужителя, чтобы выжить.

— Но у вас уже есть два прихода, — заметил Росс. — Приход в Соле два года назад перешел к вам.

— Да, но это нищий приход. Расходы на его содержание почти съедают эту прибавку. Лаксулян побогаче, а землевладельцы и лорды куда более щедрые. Как вы знаете, южное побережье всегда было благополучнее северного.

Снаружи донеслись возмущенные вопли других пассажиров: экипаж проехал под деревьями, задевая ветви. Одна ветка проскрежетала по стеклу. Клерк переглянулся с женой, слушая рассуждения, которые мистер Уитворт не считал нужным скрывать от посторонних, словно их там и не было вовсе. Но капитан Полдарк не стал развивать эту тему. У клерка же зрело убеждение, что преподобный Уитворт мог бы облечь свою просьбу в более уместные слова.

Выглянув из окна, Оззи протянул:

— Что ж, я почти дома, благодарение Господу. От этих скачек по колдобинам может и желчь разлиться. Клянусь, я был в море лишь однажды, но качало в точности так же. Ну если этот паршивец Гарри меня не встретит... А, вот и он.

Оззи подхватил трость и трижды громко постучал по потолку кареты.

Экипаж остановился, каждой гайкой издавая душераздирающий скрип. Колеса захрустели, тормозя и вспахивая мягкую землю. Кучер спрыгнул с козел и, снимая шляпу, услужливо распахнул дверь в надежде на чаевые.

Оззи не спешил выходить из кареты. Он снова почесался и принялся застегивать сюртук.

— Имейте в виду, Полдарк, я тоже могу когда-нибудь оказаться вам полезным. Может, вы не знаете, что мой дядя, Конан Годольфин, — близкий друг принца Уэльского. А друг при дворе — в буквальном смысле — может стать значительным преимуществом для члена Палаты общин. Особенно для того, кто представляет отдаленный округ и не имеет титула или связей, вроде вас. Дядя Конан знает все известные семьи из партии вигов и многих влиятельных вельмож, так что мы вполне можем оказаться друг другу полезными — услуга за услугу.

— И правда, — ответил Росс, помолчав с минуту, — услуга за услугу, говорите?

— Да, именно об этом я и говорю.

— Я не совсем понимаю, что вы предлагаете.

— Бросьте, Полдарк. Думаю, я достаточно ясно выразил свою мысль.

— В Соле у вас есть помощник, викарий Оджерс, — произнес Росс. — Кроткий работящий человек. Когда вы получили приход, то увеличили его жалованье с сорока до сорока пяти фунтов в год.

— Верно. Это был щедрый жест в духе времени. Хотя я, честно говоря, с трудом представляю, на что он тратит деньги, с собственным-то хозяйством и почти не неся расходов.

— Уверяю вас, живется ему не слишком сладко. Он выращивает овощи, чтобы продать на местном рынке. Его супруга экономит, выгадывает крохи, латает и перешивает одежду старших детей для младших, а сами дети не могут похвастаться ни платьем, ни образованием, на которые могут рассчитывать дети церковного служителя. Вы сами сказали, что священнику сложно прокормиться. Но он на свои сорок пять фунтов едва ли живет лучше какого-нибудь коновала или кузнеца.

— Тогда могу сказать только одно: он ужасно ведет дела! Я давно подозревал, что это ни на что не способный человечишка.

Росс неприязненно взглянул на собеседника.

— Уитворт, вы предлагали услугу за услугу. Это может стать возможным, если бы вы увеличили жалованье мистера Оджерса до ста фунтов в год. Мне не нужна протекция вашего дядюшки, но на упомянутых условиях я буду рад походатайствовать перед лордом Фалмутом за вас.

— Сто фунтов в год! — мистер Уитворт начал раздуваться. Так бывало всегда, когда он сердился. Обычно такой способностью могут похвастаться некоторые животные и птицы, но Оззи оказался в числе счастливых обладателей этого дара. — Да вы понимаете, что полное жалованье в Соле составляет двести фунтов? И как я могу оставаться в должности викария, если половину буду отдавать необразованному заместителю?

— Но ведь всю работу выполняет именно он, — заметил Росс.

Оззи Уитворт подхватил свою шляпу. Гарри, его лакей, уже спустил багаж и ждал рядом с кучером, расплываясь в глупой приветственной улыбке.

— Так может казаться неосведомленному наблюдателю.

— Мне именно так и кажется, а я живу по соседству с этой церковью.

— Господь всемогущий! Доброго вам дня, капитан Полдарк.

Оззи выбрался из кареты, отряхивая лацканы сюртука, словно пытался избавиться не только от докучавших ему блох, но и от столь нелепого предложения. Он не обернулся и не оставил кучеру чаевых, а прямиком направился по узкой тропе к дому викария церкви святой Маргариты, в объятия своей неприветливой супруги. Гарри, высокий и кривоногий, плелся позади упитанного хозяина. За склонившимися деревьями виднелась река.

Кучер взобрался на облучок, зацокал языком и щелкнул кнутом, понукая лошадей. Карета, скрипя и громыхая, двинулась дальше, в сторону Труро, до которого оставалась последняя миля.


Ill

Демельза Полдарк пригласила Розину Хоблин к чаю. После того как доктор Энис излечил ее ногу, Розина лишь едва заметно прихрамывала, но так и не вышла замуж после трагедии с ее женихом Чарли Кемпторном. Теперь ей исполнилось двадцать пять, она была очаровательной и милой. Ее младшая сестра Парфезия вышла замуж за фермера и уже стала матерью. Розина всегда была тихоней, возможно, из-за хромоты, и по-прежнему жила в родительском доме с отцом и матерью, зарабатывая кое-что для себя изготовлением шляпок.

Демельза узнала о ее талантах всего несколько месяцев назад и теперь с присущим ей дружелюбием заказывала всё необходимое у Розины. Девушка оказалась как трудолюбивой, так и приятной в общении. И потому Розина шила чепцы и шляпки для детей и приходила из Сола на примерку. В Нампаре она выпила чаю, и Демельза заказала ей соломенную шляпку для себя. Потом она немного прошлась вместе с Розиной под мерцающим вечерним светом. Ничто не напоминало о вчерашней буре.

У Уил-Мейден Демельза остановилась и попрощалась, но вернулась домой не сразу, а долго смотрела на удаляющуюся по унылым вересковым пустошам девушку, пока та шла к церкви Сола. Как жаль эту милашку, подумала Демельза, такая хорошенькая, усердная, с удивительным вкусом и манерами, учитывая, что ее воспитывал грубиян Джака. Демельза прекрасно ее понимала, поскольку Джака по сравнению с ее собственным отцом выглядел мягким и разумным. У нее с Розиной было много общего, обе они не были похожи на родителей, стали лучше, если «лучше» означает иметь вкусы и мысли, превосходящие их положение.