Была как в тумане, тяжело осознавала услышанное. Знаю точно, что Шторм не давал без него ничего сделать, тем более позвонить, не отпуская ни на шаг. Он при мне позвонил Вольту, что охранял Ревтину и грубо приказал уточнить по сложившейся ситуации.

Мужчина недовольно ответил, не сдерживая эмоций, что полоумная дама постоянно убегала от него, крича, что он маньяк, отчего ему приходилось иметь дело с полицией, а вечером злополучного дня на лестнице в магазине столкнула его с эскалатора, убегая через запасный ход.

Дальше не стоило слушать. Все было понятно. Мать даже здесь отличилась, показывая, что ей плевать на все и у нее свое мнение.

Только вот вопрос: «Она хоть сейчас поняла, что сама виновата в произошедшем?»

Когда приехали в больницу, Елена Николаевна устроила скандал в приемном отделении, обвиняя меня в случившемся. Гневно кричала, что все из-за меня, потому что я не захотела отдать деньги. Обзывала жадной тварью и дешевой подстилкой, раз не смогла заплатить нужную сумму, заявляя, что их смерть будет на моей совести.

Не описать моих эмоций, ощущений и того пренебрежения, с которым на меня смотрели все, принимая крики истеричной женщины за правду.

Дальше произошло следующее: Шторм достал из кошелька несколько купюр и, положив на стол, рявкнул, что это ей на такси и на психолога, советуя подольше оставаться в больнице, раз мозгов нет, а меня к ней он больше не пустит.

Когда уводил, крепко сжимая руку, только слышала одно:

– Лера, помоги нам! Наша смерть на твоей совести будет… Только на твоей…

Жестокие слова засели глубоко внутри, и я в душе переживала о том, что не случится ли так, как она говорит?! Кого тогда я буду винить, кроме себя?!

Отец лежал в реанимации, но врач сказал, что состояние нормализуется. Они перестраховались. Завтра его вновь переведут в отдельную палату. Выдал чек за дополнительные расходы и отправил нас домой, обещая лично позвонить с утра.

Поспав всего час, проснулась. Чувствовала себя разбитой, никчемной и уставшей. Не хотелось ничего.

В таком состоянии не могла читать, остановившись на моменте, когда Анастасия получила письмо от матери:

«Милая доченька!

Как же я соскучилась по тебе. Когда ты уже приедешь? Очень хочу тебя увидеть. Не знаю, как я еще проживу, не видя тебя. И пусть ты большая, но для меня всегда будешь моей девочкой.

Пожалуйста, приезжай скорее.

Лена уехала. Да, после того обмана, на нее смотрят с ненавистью, плюют вслед. Ты, наверное, не знаешь, но, когда ты уехала, она искромсала себя ножиком и заявила, что баб Нюра сделала ей аборт. Саша, этот вечный тихоня, рассвирепел, кинулся к ней и чуть не заколол старую женщину вилами, проклиная старуху, за то, что теперь из-за ее грязного дела его жена умирает.

Сбежался весь поселок. Мужики хорошо побили его, так как никакого аборта не было. Елена обманула. Как всегда.

Что творилось потом, не хочу говорить, но люди и раньше ненавидели твою сестру, а теперь…

В общем, ушел от нее муж, а она украла наши деньги, которые собирали на покупку машины, и уехала в город с сыном. Вот так. Даже не извинилась. Все изгадила и сбежала.

Ох, чует мое сердце, что натворит Ленка делов. Жаль, что Кольку таскает по всем злачным местам, совсем мозги потеряла. Не вырастет у такой непутевой матери порядочный ребенок. Не вырастет.

Не пойму, в кого она такая? За что? Что я сделала не так?

Люди за глаза обсуждают, но мне ни слова, да и отцу не напоминают. Он тяжело принял Ленин поступок, да и ты уехала, ничего не сказав. Тяжело ему. Очень.

А с Ленкой… Ты же знаешь, какой он правильный, а тут...

Где наша ошибка, не пойму?

Настенька, милая моя доченька, приезжай. Очень прошу тебя. Чувствует мое сердце, что нам нужно увидеться, поговорить. Приезжай, родная. Ради Христа, хоть на несколько денечков.

С любовью, твоя мама».

Посмотрела на кровать, где еще час назад лежал Шторм, сжимая меня в своих объятьях, и нахмурилась. Так странно, как только ему позвонили, он мгновенно поднялся, оделся и сорвался из дома, приказав никуда без него не уходить. И вот сейчас смотрела на часы, не зная, чем себя занять.

В комнате было прохладно, что не хотелось выбираться из-под одеяла, которым укрыла плечи. Через время все же встала, чувствуя, как кожа моментально покрылась мурашками. Подошла к окну и положила руку на биметаллический радиатор, отметив, что он выключен.

«Кому-то очень жарко?»

Открутив кран, немного постояла у окна, любуясь снегопадом, и пошла в душ, желая согреться и проснуться.

Через полчаса успела накраситься, посушиться и одеться, планируя поехать к отцу, как приедет Грызлов. Зашла к дочери, но малышка еще спала. Хоть в комнате было тепло, проверила батарею на всякий случай и со спокойной душой вышла.

Решила проверить Риту, но комната оказалась пуста.

Испугалась и быстрыми шагами спустилась по лестнице, надеясь, что она в своем излюбленном месте, а именно в комнате отдыха. Замечательный маленький уголок спокойствия и уюта, где стоит удобный кожаный диванчик бежевого цвета и два кресла, посередине декоративный деревянный столик, а остальное – цветы. Огромные и большие, с цветочками и просто с листочками на маленьких деревьях, красиво расположенные в соответствии с надобностями, учитывая не только тип почвы и требования к освещению, но и некоторые тонкости, необходимые для создания микроклимата участка, как говорила мне Маргарита.

Помню, она весело смеялась, рассказывая, что раньше могла весь день сидеть в саду, пока родители или брат не забирали ее. За эти дни, что жила в доме Шторма, привыкла пить чай в этом райском уголке, поражающем своей теплотой. Зеленые растения создавали уют, и даже в воздухе ощущалась доброта, заряжая посетителей оптимизмом и хорошим настроением.

Открыв дверь, и увидев Риту, заботливо протирающей огромные листы неизвестного мне цветка, подошла ближе, и произнесла:

– Привет.

Девушка повернулась и вынужденно улыбнулась, проговорив севшим голосом:

– Привет.

– Ты как?

– Нормально… вроде. Света еще не проснулась? – с волнением уточнила она, убирая в сторону выбившийся локон волос на щеке.

– Нет, сладко спит, – с улыбкой проговорила, вспоминая, как дочка закуталась в одеяло, и только торчал маленький носик, в который немедленно хотелось поцеловать.

– Как твои… родители? – уже тише проговорила она, вновь вернувшись к рыхлению земли.

– Откуда знаешь? – спросила, присаживаясь рядом на корточки, рассматривая круглые гладкие камни в деревянной коробке. Очевидно, девушка планирует делать композицию.

– Андрей меня чуть не снес, сказав, что случилось несчастье, и твои родители в больнице. Пригрозил, чтобы была рядом, пока он решает дела. Волков с ним перекинулся несколькими словами, и брат ушел.

Кивнула, понимая, что Сергей и за мной будет приглядывать, и поделилась:

– Поеду к отцу. Вроде как ему лучше. С матерью… сказали, что ссадины да синяки, сильных повреждений нет.

– Это хорошо, – сказала она, а потом вдруг задумчиво произнесла: – Знаешь, о чем я подумала?

Нахмурилась, наблюдая, как Маргарита хмурится, при этом с силой сжимая губы. Присела на маленький стульчик, и попросила:

– Скажи.

– Я вот думаю, почему отец столько лет скрывался оттого, кто его желал уничтожить, а потом вернулся в родной город, в полной уверенности, что нам не грозит опасность.

– Почему ты решила, что он так считал? Андрей сказал, что перед тем… – замолчала, не желая ей напоминать. Даже мне больше слышать, а ей каково…

Она посмотрела в сторону и тихо проговорила:

– Я… знаю. Он мне рассказывал неоднократно, когда просила… Только я была… не в том состоянии, чтобы слушать и понимать…

– И почему сейчас у тебя появилась такая мысль? – вновь спросила у нее.

– Понимаешь, я случайно подслушала разговор родителей, но толком ничего не поняла. Обрывки фраз, порой непонятные, а где и вообще странные, но смысл был такой, что теперь не стоит переживать и прятаться.

– Значит, отец так сказал матери? – уточнила.

– Нет, это мама сказала отцу, что теперь можно жить. Ее слова: «Он больше не будет пытаться уничтожить нас». Я стояла у входа, хотела позвать их, чтобы посмотреть, как красиво у меня зацвела калатея Варшевича. Такой невероятный цветок темно-фиолетового цвета, поражающий своей красотой. Они стояли рядом, не замечая меня.

– Странно, ты уверенна, что именно так сказала твоя мама?

– Да! Она еще сжала его руки и проговорила, что с таким козырем, какой папа достал, ОН не посмеет и сунуться. Страх все потерять будет для него катастрофой. Не знаю, правильно ли я поняла, но со стороны выглядело так.

– А еще что-то было? Имена или какие-либо упоминания?

– Нет вроде. Я тогда была очень рада, что наши переезды закончились, и не стала дальше слушать, – проговорила она, а потом добавила: – Или было… Не знаю. Постой… Да, точно, было. Я еще подумала про себя, что они очень странно называют того, кто преследовал нас. Вроде «Цезарь». Нет, не так…

– Король? – пришло в голову.

– Да, или… Я толком не помню. Частично. Но знаю что...

– А может…

Договорить мысль не получилась, так как девушка воскликнула:

– Королек! Я вспомнила! Мама назвала заказчика Корольком!

Глава 28


– Ты говорила об этом Андрею? – выдохнула я, считая это очень важной информацией.

– Нет, я… не знаю. Пока ты не спросила, даже не вспоминала об этом, а сейчас в памяти всплыло. Это было за три месяца до того… до того…

Послышался звук, и я посмотрела на родительский блок видеоняни, который захватила с собой, чтобы знать, когда дочь проснется и наблюдать за ней во время сна. Доченька перевернулась и подняла руки, не открывая глаз. Увидев, мы вместе с Ритой одновременно поднялись.