– Ой, поняла. Я положу на стол авансовый отчет, – как всегда вежливо произнесла она, улыбаясь очаровательной улыбкой.

– Да, конечно, – подтвердила, срываясь с места к шкафу-купе.

– Что-то случилось, Валерия Александровна? – взволнованно прошептала девушка и я, накидывая шубу, не застегивая, ответила:

– Пока не знаю. Надеюсь, что хорошо.

– Тоже буду надеяться, – с извиняющейся улыбкой проговорил бухгалтер и побежал из кабинета, а я следом, на последней секунде вспомнив о сумке, схватив ее.

Закрыла кабинет и мгновенно направилась на выход.

Только в машине поняла, что телефон забыла, а также то, что Шторм сегодня не дозвонится и решит многое про меня. Явно нехорошее…

«Ладно. Сейчас главное – отец», – подумала, резко стартанув на светофоре, как только загорелся зеленый цвет.

Пока ехала, столько накрутила себе плохого, что на меня смотрели в санатории как на душевнобольную. Еще бы, когда я забежала с лютого мороза, запыхавшаяся и так не застегнувшаяся. С ошалевшими глазами подбежала к посту, где сидели двое мужчин-охранников, записывая всех, и прохрипела:

– Ревтин Александр Валерьевич. С ним что-то случилось?

Высокий блондин недовольно нахмурился и, посмотрев в журнал, воскликнул:

– Нет, что вы. С ним все хорошо. Но у него сейчас посетитель.

– Кто? – тут же уточнила, доставая паспорт и протягивая его. – Я его дочь.

– О, так у него жена. Проходите, а то скоро прием закончится!

Кивнула, и вновь уложив документ в кармашек сумки, бросилась по коридору, топая каблучками в бахилах. Оказавшись в нужном отделении, поздоровалась с медсестрами и подошла к палате отца, слыша громкие недовольства матери. Вошла и, оказавшись в маленьком коридорчике, где была дверь в ванную, прошла в помещение. Палата рассчитана на двоих, но папа лежал только один.

Только вошла, как услышала бурчание:

– Ты что творишь? Хочешь его похоронить?

– Ле-ле… – хрипел отец, не в силах сказать.

Зверски посмотрела на мать, толкающего отца в грудь и, подойдя ближе, оттолкнула ее в сторону, со словами:

– Не тронь его!

– Ах ты! – прорычала мать и, кинувшись ко мне, подняла руку, чтобы залепить пощечину.

Схватила ее и прокрутила, доставляя боль, но не в силах была бороться с бешенством в груди. Я, значит, делаю все, чтобы поставить отца на ноги – оплачиваю его пребывание, все процедуры, трачу кучу денег, а она его тут дергает.

Оттолкнула к окну и прорычала:

– Пошла вон!

– Ты… Тварь! – процедила она, вытягивая шею.

– И не смей к нему приходить, пока отец не пойдет на поправку!

– Не смей мне тыкать, девка! – гневно завизжала женщина.

– Девка – твоя сноха ленивая!

– Змея! – прокричала Елена Николаевна и, повернувшись к отцу, гневно закричала: – Вот видишь? Видишь? Вот какую паскуду воспитали! А ты хочешь загубить сына! Только посмей! Тогда можешь сдохнуть здесь.

Сказав, схватила сумку ярко-красного цвета с рюшечками (очевидно Марина подарила такую мерзость) и прокричала:

– Жду не дождусь, когда ты получишь за свою наглость. Презираю тебя. Все в тебе!

Прокричала и помчалась из палаты, а я стояла и переваривала ее слова. Пыталась в очередной раз убелить себя, что мне плевать, но усилия были тщетны.

«Проклятье, мне совсем не плевать».

«Не понимаю… За что? Сколько бы не делала, не помогала, она меня ненавидит. Так какого черта тогда идет ко мне, когда проблемы? Когда ее ленивый сынок наделает проблем? Змея!»

Резкими шагами подошла к окну и тяжело дышала, пытаясь переварить весь этот дурдом.

«Какие жестокие слова… И почему она моя мать? Да за что мне такое наказание?»

Обхватила себя руками и тяжело дышала, пытаясь думать о чем угодно только не о своей подленькой семейке. Это же надо…

«Нет, не думаю. Снег. Такой красивый… Плевать на снег! Нужно ехать к дочери! Маленькой любименькой девочке, которая ждет маму, любит и нуждается.

Повернулась к отцу и обомлела. Он недовольно сжимал губы и смотрел в сторону, показывая, что обижен.

Возмущению не было предела. Отлично, я тут уже подумываю взять на контроль несколько индивидуальных предпринимателей, чтобы вывозить все, потому как меня сейчас конкретно подкосило на всех этих расходах, а он обижается.

Сжала руки в кулаки и спокойным голосом уточнила:

– Ты считаешь, я не права?

Александр Валерьевич повернулся ко мне, и вновь отвернулся. Смотрела и понимала, что… я здесь лишняя. Молча направилась на выход и, оказавшись почти у двери, услышала:

– Она мать! – проговорил Александр Валерьевич четко, без запинок.

Повернулась к нему и просто смотрела. Облизнув сухие губы громко поинтересовалась:

– Ты ошибаешься – она мне не мать!

Замечая ужас в глазах папы, нахмурилась, а потом добавила:

– Никогда ей не была в истинном значении этого слова. Я для нее я – никто!

Отец вздохнул и отвернулся, а я вышла из палаты, чувствуя себя раздавленной и опустошенной. Медленно шла по коридору, и ничего не слышала. Хотелось куда-нибудь спрятаться и зареветь. Но я шла, убеждая себя, что это не для меня.

«Не нужна, и не надо! Пошли все на… – далеко и надолго!»

Три часа спустя я сидела в гостиной, посматривая на электрический камин. Дочка спала в детской.

Со злости сегодня выкинула все надувные матрасы, больше не планируя пускать никаких гостей к себе домой, отмыла каждый уголок комнаты и перетащила кроватку. Сосед помог с тяжестью, чтобы не разбирать. Маша отправила его, после того как заявилась проверить меня, видно решив, что я в неадекватном состоянии.

Вылизав все, отчего детская комната сверкала и шелестела, как до переезда родственничков, счастливо перенесла вещи в ее шкаф и разложила игрушки. Не к чему было придраться. Все замечательно.

Послышался стук в дверь, и я напряглась. Когда прозвучал второй раз, поднялась с дивана и пошла в коридор. Посмотрев в глазок, удивленно ойкнула, увидев гостя

Сглотнув, медленно открыла дверь и увидела ЕГО. Шторма. Мужчина был явно в не настроении. Я бы даже сказала – зол. Он тяжело дышал, и грудь ходила ходуном. Черные зрачки сужены, а вены вздувались на висках.

«Грызлов в бешенстве…»

Отступила назад, отлично понимая, что он и без приглашения войдет. Мужчина мгновенно оказался на пороге и закрыл дверь. Очень спокойно, не хлопая, продолжая смотреть на меня.

От его взгляда по всему телу пошла мелкая дрожь, и сразу же пожалела, что я в шелковом халатике, а под ним тонкий нежнейший пеньюар. Не ждала гостей и собиралась спать, поэтому мой вид столь откровенный, а судя по горящим глазам Шторма, еще и провоцирующий.

Андрей без слов пожирал мое тело взглядом, а потом хрипло заявил:

– Решила избавиться от меня?! Не получится.

Облизнула сухие губы, возмущаясь его наглости, предположениям и своим желаниям. Всем я что-то должна… по их мнению. Обязана, притом немедленно.

И пусть Грызлов вызывает во мне настоящую бурю эмоций, и хотела с ним встретиться, но резко отчеканила:

– Я ничего не обещала, и не приглашала тебя к себе домой. И вообще, я тоже человек! Ты не думаешь, что я могла забыть этот гребаный телефон на работе? И если не ответила, это не значит, что можно с претензиями врываться…

Не понимала, зачем несу этот бред. Для чего? Еще бы разревелась. Хотя ком уже подкатил к горлу.

Шторм внимательно наблюдал, а потом грубо спросил:

– Кто тебя обидел?

Промолчала, и отвернулась, а потом устало проговорила:

– Извини, я… Лучше тебе уйти.

Услышала хныканье из детской комнаты, мгновенно побежала к дочери. Оказавшись в спальне, увидела, что Светочка вертится по кроватке и сонно жалобно просит:

– Пить. Пить.

Осторожно поднесла к ее ротику непроливайку, и она сразу же принялась пить. Когда напилась, довольно оттолкнув кружку, отвернулась и счастливо развалилась звездочкой. Улыбнулась и, выключив ночник, медленно побрела к двери.

Только вышла из спальни в зал и чуть слышно вскрикнула, увидев у косяка двери Шторма, лениво ожидающего меня. Мужчина уже разделся и стоял в темно-синих джинсах и черной футболке.

Удивленно замерла, и выдохнула:

– Я попросила уйти.

– А я решил, что мне не нравится твое предложение, – нагло заявил он, испепеляя меня взглядом.

Даже не знала что сказать. Наглый он до беспредела. Искренне поражает.

Подошла почти вплотную и, выключив свет за его спиной, процедила в полной темноте:

– Прошу не задерживаться. В дом любовников не приглашаю!

Даже не поняла, как оказалась прижата к стене, а мужчина нависал надо мной, хрипло интересуясь губы:

– И что, много желающих?

– Достаточно, но никто…

Договорить не получилось, так как его руки оказались на моих бедрах, жадно исследуя, поднимаясь вверх.

– Ни хрена. Можешь забыть. Ты трахаешься только со мной, – гневно процедил Шторм, распахивая мой халатик, сдергивая с меня и отбрасывая в сторону.

– Шторм! Ты больной? Мне не нужны постоянные отношения… с тобой, – выдохнула, имея в виду, что он не подойдет на роль любовника. Связь с ним… только на раз-два, но не больше.

– О них никто не говорит. Только секс. Со мной, – грубо рявкнул он, жадно проводя руками по спине, груди, лаская через тонкую ткань чувствительные соски.

Несмотря на грубость его голоса, слова действовали на меня неимоверно, сокрушительно. Внизу живота ныло с невероятной силой, выдавая мои истинные желания. До дрожи хотелось почувствовать его в себе…

Стоило Грызлову поднять меня под бедра, вцепилась в его плечи, пытаясь хоть на мгновение выплыть из того урагана страсти, куда безжалостно втягивал меня Шторм.