— Вы беспокоитесь, что на меня денег может не хватить?

Это Соня обратилась к Григорию.

— Да бог с ними, с деньгами! — яростно поднялся тот со стула. — Больше всего я беспокоюсь за вас, дура вы этакая!

Он выпалил свой монолог по-русски, чего прежде себе не позволял.

— Дура? — растерянно повторила Соня; она не знала, плакать ей или смеяться — такой, как ей казалось, выдержанный и суровый начальник, не слишком переживающий за ее безопасность, ради своего желания добиться успеха любой ценой не останавливающийся перед тем, чтобы делать из нее «живца», вдруг о чем-то там беспокоится! Неужели Софья ему небезразлична?

Барон де Кастр, естественно, ничего не понимал. Однако он понял, что между его русскими друзьями возникло некое раздражение, потому деликатно попытался повернуть разговор в нужное русло.

— Давайте решим, что мы ответим Меченому. Ведь до встречи с ним, — он щелкнул крышкой своих часов, — осталось всего сорок минут.

Тредиаковский с силой потер лоб.

— Не знаю, что ему ответить. Не нравится мне все это. Какое-то во всем нашем предприятии, простите, барон, французское легкомыслие. Что будет, мол, то и будет. Обычно я стараюсь не плыть по течению, а просчитывать свои действия, но Меченый, кажется, не дает мне времени.

— Мне тоже все небезразлично, — обиделся де Кастр, — и я тоже беспокоюсь за мадам Софи, но надо же что-то делать. Меченый предупредил, что более ни на какие переговоры не пойдет.

— Тогда о чем раздумывать? — сказала Соня. — На чаше весов жизнь двух девушек. О Вареньке Шаховской горюют отец с матерью, для коих она единственный ребенок, смысл их жизни, о сестре заботится брат, который заменил ей родителей. Если уж на то пошло, немного людей пожалеет о моей пропаже…

Только произнеся это вслух, Соня осознала свое одиночество и невольно вздрогнула. В гостиной же после ее слов повисла тишина. Так получилось, что княжна поневоле поставила под сомнение порядочность обоих мужчин в отношении ее.

Теперь она пыталась что-то срочно придумать, чтобы убедить их не отменять первоначальный план. Потому постаралась сказать как можно мягче:

— Мне кажется, нет ничего странного в том, что разбойник требует, чтобы в качестве посредника деньги ему принесла женщина, жена барона. Он заботится прежде всего о своей безопасности. И в самом деле, его требование беспроигрышно. Себастьян не захочет рисковать жизнью жены, потому не станет обращаться к властям, не будет следить за Меченым, а тем более устраивать ему засаду…

— А если он захватит вас, ваше сиятельство? — мрачно проговорил Тредиаковский.

— Но ведь у нас нет другого выхода! Или есть? Молчите? Значит, нет. Тогда можно послать вслед за мной какого-нибудь опытного, сметливого человека, который хорошо знаком с Марселем и сможет проследить, куда направится разбойник, если он и его люди все-таки решат меня захватить. А вы сможете потом напасть на это разбойничье гнездо и освободить меня. Тем более, насколько я знаю, Григорий Васильевич вполне может обратиться за помощью к марсельской полиции, и никто ему не посмеет отказать.

— Иными словами, мы станем воплощать в жизнь авантюрный роман, главной героиней которого станет княжна Софья.

— Перестаньте, Гриша, — мягко сказала ему княжна, сама удивляясь новому для нее обращению. — Ничего у нас без риска не получится. Будем думать, что все обойдется, и не надо рвать попусту свое сердце.

В глазах Григория мелькнула подлинная мука, но, когда барон вопросительно взглянул на него, тот лишь нехотя кивнул.

Себастьян, опять взглянув на часы, поспешно вышел из комнаты, а Григорий за ним не последовал.

— Откровенно говоря, Софья Николаевна, я уже жалею, что втянул вас в это дело, — после некоторой паузы заговорил Тредиаковскии и впервые за утро прямо посмотрел ей в глаза. Как-то непривычно ласково. — Вы просто глупая девчонка, которая засиделась в четырех стенах и думала, что работа тайного агента всего лишь захватывающее приключение. Кто знает, что может сделать с вами этот разбойник! Вы будете бессильны перед ним, ведь вы и сами знаете, что не умеете ни бегать, ни прыгать с высоты… да и хладнокровия вам вряд ли надолго хватит. Одно дело, если бы вы случайно услышали нечто интересное в светском разговоре, сообщили мне, тем самым оказав настоящую помощь, и совсем другое — оставаться с глазу на глаз с опасным преступником… Дорого же мне придется заплатить за свободу Вареньки!

— Ах, Григорий Васильевич, иной раз можно пожертвовать жизнью одного человека, чтобы спасти жизнь другого. Мне же выпадает счастье вернуть свободу сразу двоим. Так давайте отдадимся на волю провидения…

— Софья Николаевна, Соня, опомнитесь, что вы говорите? Это вам не любовный роман! Воля провидения… Чего только не придумают эти женщины! Считать Меченого провидением — да вы просто безбожница!

Тредиаковский казался по-настоящему рассерженным.

— А вы можете придумать для освобождения девушек что-нибудь другое? — тихо спросила она.

В это время в комнату вернулся барон, и Григорий опять перешел на французский.

— Мне нужно подумать, — буркнул он, вышел из комнаты, да и из дома тоже, оставив своих товарищей лишь молча переглядываться между собой.

На всякий случай Соня решила закончить свой завтрак, ведь неизвестно, как сложатся обстоятельства и когда ей удастся поесть в следующий раз…

Себастьян, извинившись, опять покинул ее некоторое время спустя.

В гостиную заглянула Флоранс.

— Мадам, я разобрала ваш гардероб. Вы не желаете переодеться?

Соня подумала, что, пока Григорий ходит где-то и размышляет, она вполне может приготовиться к прогулке с мешком денег. Тем более что ей надоело сидеть одной в гостиной и ждать неизвестно чего. Мужчины прикидывали, крутили вопрос и так и этак, но действовать все равно придется ей самой.

Руки у Флоранс оказались проворными. Не прошло и получаса, а она уже помогла мнимой баронессе одеться и соорудила ей прическу, уверяя, что ее сиятельство очень хороша. По совету Флоранс Соня надела светло-зеленую шляпку с золотистым пером в тон своему зеленому полотняному платью с богатой вышивкой.

Она поблагодарила горничную и пошла к выходу, надеясь встретить кого-либо из мужчин и сообщить им, что она готова исполнить роль курьера и передать разбойнику деньги. Тем более что до назначенной им встречи оставалось теперь уже пятнадцать минут.

4

Оба мужчины стояли на крыльце дома, вглядываясь в синеющую морскую даль. Что они там надеялись разглядеть, непонятно…

Вышла княжна из дома в сопровождении Григория Тредиаковского и барона Себастьяна де Кастра и пошла с ними по улочке, ведущей к морю. Порыв ветра взметнул ее юбки, и она придержала их рукой.

Все трое молчали. Да и о чем было говорить, когда уже все сказано?

В свете солнечного утра Соне хорошо был виден порт со стоящими на рейде парусными судами. На небе не было ни облачка, порт шумел и гудел, словно пчелиный улей. Где-то пели песню под гитару, и над всем этим разноголосьем ощутимо витал запах свежей рыбы.

Троица шла в стороне от портовой суеты, но ничто не мешало Соне отмечать про себя увиденное, пока они опять не свернули в какую-то улочку. Деньги — выкуп за двух похищенных девушек — были сложены в ковровый саквояж с удобными деревянными ручками. Подумать только — целое состояние…

Соня шла, слегка поддерживая подол платья. Неизвестно почему она решила его надеть, это платье, самое лучшее из ее гардероба. Соня купила его в Дежансоне за такую сумму, за которую можно было купить пять модных, но не слишком дорогих платьев. Наверное, разумная девушка, идя на встречу с разбойником, постаралась бы одеться попроще, но Соня так часто вынуждена была отказываться от нравящихся ей нарядов по причине отсутствия денег, что теперь пыталась хоть частично вознаградить себя за перенесенные ограничения. Григорий тоже одобрил ее выбор — он заметил, что светло-зеленое платье очень идет к ее пшеничным волосам и зеленым глазам.

Впрочем, Тредиаковский добавил, что это платье достаточно светлое, а потому за ним легко будет наблюдать и не потерять из виду на фоне грязно-серых камней и пыльной листвы. Дальше княжне предстояло идти одной.

Соня медленно поднималась по тропинке на пригорок, где лежал огромный круглый валун, неизвестно как сюда попавший. Возле него похититель и назначил встречу с посредником, то есть баронессой де Кастр.

Понятное дело, что ни ту, ни другую пленницу она прежде не видела, но у Тредиаковского с собой был медальон с написанной миниатюрой Варвары Шаховской, а у Себастьяна де Кастра — небольшой портрет его сестры Габриэлы. Обе девушки были очень красивы, с запоминающейся внешностью, хотя вряд ли Соне попытались бы подсунуть каких-то других пленниц. Таких красавиц природа во множестве не производит.

Соня дала себе слово: если она благополучно выберется из этой передряги, непременно научится фехтовать, стрелять, плавать и что еще там нужно делать, чтобы о ней можно было сказать: «Эта девушка невредимой пройдет через огонь и воду!»

Соня запыхалась, не так уж и много пройдя по тропинке, которая, после того как город остался позади, вела теперь на пустынный пригорок.

Она не сразу поняла, что наконец добралась до места, потому что последние шаги делала как усталый мул — уперев взгляд в землю.

Раздавшийся рядом с нею мужской голос заставил Соню вздрогнуть от неожиданности. Так и есть, разбойник по кличке Меченый. Лицо почти полностью прикрыто черным платком.

Этот мужчина возник перед нею на тропе, держа в одной руке ружье, а другой, свободной, рукой он делал знак, который чуть позже пояснил словами.

— Поднимите вуаль! — приказал он глухо. Голос мужчины, хоть и измененный, показался Соне знакомым, но тот не стал больше ничего говорить, а всего лишь удовольствовался взглядом на ее открытое лицо. Все, мол, в порядке. Нырнул на мгновение за валун и вывел на тропинку двух девушек, связанных между собой веревками, точно козы.