Когда-нибудь он снова станет застилать постель. Когда будет чувствовать себя лучше. Когда эта чертова нога перестанет болеть целыми днями.

Сейчас он старался больше думать о будущем, чем о прошлом. Прошлое его удручало.

Большинство людей считают армию очень упорядоченной структурой, но он всегда рассматривал ее прямо противоположным образом. Он не чувствовал никакой уверенности в будущем, не знал, где завтра придется сражаться: в каком-нибудь жарком краю, где не поймешь ни языка, ни культуры, ни зачем они там вообще находятся. Или надо будет морозить задницу в России?

Нет, спасибо, хватит. Теперь он хотел от жизни уверенности и определенности. Все это он надеялся обрести в Гэрлохе. Устойчивость, постоянство, триста лет надежной опоры.

Он видел себя здесь, с любимой женщиной, видел своих детей бегающими по родовому замку. Он бы рассказывал им о наследии предков. Усаживал бы их в библиотеке и заставлял бы изучать самые выдающиеся книги. Он бы снимал щиты и копья со стен пиршественного зала и давал подержать каждому из детей, рассказывал бы им о славных воинах, которые некогда владели этим оружием.

Если Гэрлох будет продан, ничего этого никогда не случится.

Нужно как-то убедить Шону, что деньги ничего не решат. Ей нужно помириться с Гордоном, и тогда они, проявив чуть-чуть сметки и разумно экономя, вполне смогут жить в Гэрлохе.

– Вы не видели Мириам?

Услышав голос Элизабет, Фергус не обернулся, только глубоко вздохнул. Надо же, как быстро забилось сердце. Разумом-то он понимал, что она ему отказала, а вот телу это осознать еще предстоит.

– Нет, не видел, – ответил он.

Элизабет молчала, но он и спиной чувствовал, что она подходит ближе.

– Думаю, вам лучше не оставаться с ней наедине, – промолвила она.

Фергус повернулся.

– Это еще почему? Она что, имеет какие-то виды на меня?

Он натянуто улыбнулся.

– По-моему, да.

Из ее прически выбился завиток, и Фергус смотрел на него, задаваясь вопросом, а не волшебный ли он. Вдруг, если протянуть руку, он обовьется вокруг пальцев и поймает его в ловушку, как сделала это сама Элизабет?

– Сомневаюсь, что Мириам Лофтус удовлетворится калекой.

– А я считала вас умнее, Фергус Имри. – Элизабет нахмурилась. – Во-первых, Мириам Лофтус еще ребенок, избалованный и сообразительный, но ребенок. Она играет с людьми, как с куклами, потому что ее забавляет сам процесс игры. А во-вторых, вы такой же калека, как я.

Она оглядела его с головы до ног.

Даже в армии он не подвергался такому тщательному осмотру. И уж подавно никогда не чувствовал себя таким ущербным.

Он видел лишь один выход – отомстить.

– Почему вы не отвечали на мои письма?

Она сжала руки и принялась разглядывать свои пальцы, будто в них заключался ответ на этот вопрос.

– Мисс Найтингейл предупреждала нас, чтобы мы ни к кому не привязывались. Она говорила, что мужчины будут смотреть на нас как на ангелов и наделять чертами, которыми мы не обладаем. Что в нас будут влюбляться из благодарности.

– Я не был вашим пациентом. И благодарность не имела к этому никакого отношения. Возможно, конечно, всему виной мое помешательство.

Она посмотрела на него расширившимися от недоверия глазами.

– Я вел себя как идиот.

Она кивнула.

– Как спятивший придурок. Безмерно благодарен, что вы мне на это указали.

Она снова кивнула с каменным лицом.

– Берегитесь Мириам, – повторила Элизабет. – И мистера Лофтуса. Мне думается, вместо того чтобы покупать Гэрлох, он захочет заполучить его, выдав за вас дочку.

– Это не худший для меня вариант, вам не кажется? Мистер Лофтус счастливо отчалит в Америку, а мне достанется очень богатая жена.

Элизабет молча повернулась и ушла.


Часам к десяти утра большая часть коробок и мешков уже громоздилась в углу цеха на фабрике.

Он уже получил калий, но за доставку пришлось заплатить в два раза дороже, чем стоило само вещество. Когда построят пристань, материалы будут приходить из Инвернесса прямо по реке Мор.

Фабрика Инвергэр-Уоркс имела идеальное расположение для крупного производства. Гордон жалел, что у него не осталось рабочих, но генерал прикрыл фабрику, пока Гордон служил в Индии, продемонстрировав таким образом свою «отцовскую власть». А почему бы и нет? Он припеваючи поживал в Лондоне, в то время как Гордон рисковал своей шкурой в Индии.

Рани еще не появился, чем немало удивил Гордона. Сегодня им предстояло завершить работу над формулой взрывчатки.

Гордон прошел через цех. Его шаги эхом отдавались под сводами помещения. Формой и строением Инвергэр-Уоркс напоминала станцию Инвергэр, высокую крышу поддерживали металлические балки и опоры. Единственное отличие составляли две гигантские печи с высокими дымовыми трубами.

Гордон прошел в дальнюю часть здания, к одной из печей, открыл заслонку – в лицо дохнуло жаром. Сегодня им предстоит расплавить один из ингредиентов будущего взрывчатого пороха. Из соображений безопасности все опыты они проводили на мизерных дозах вещества. Рани уже предупредил его о необходимых мерах предосторожности.

Шорохи и тихий писк, слышный время от времени, говорили о том, что вскоре им придется потравить грызунов. Также не помешает вымыть окна. Но в данный момент Гордон хотел убрать с пола мусор. Он взялся за метлу и начал мести, получая от этой нехитрой работы удовольствие.

Каждый шаг приближал его к цели, а стремился он не только построить свою собственную жизнь, но и принести в Инвергэр-Глен новую промышленность. И здесь нет и не может быть задач слишком мелких и «неподобающих». Он не считал себя, в отличие от отца, выше каких-то дел. Генерал решал подобные вопросы по-другому: нужно начистить сапоги? Пусть это сделает кто-нибудь из подчиненных. Хочется бокал вина? Пусть принесет адъютант.

Генерала Макдермонда окружали люди, «смысл» жизни которых состоял в том, чтобы он был одет, накормлен, выбрит и окружен комфортом.

Никто из них, кстати сказать, не пришел к нему на похороны.

Гордон услышал какой-то звук и поднял глаза. В дверях стоял человек, которого он ожидал увидеть меньше всего на свете.

На пороге мялась Шона Имри собственной персоной. Поверх платья она накинула одну только шаль, а руки ее были без перчаток.

– Надо было надеть что-нибудь потеплее, – заметил Гордон. – Сегодня холодно.

Она кивнула.

– Что-то случилось?

Шона покачала головой.

– Тогда в чем дело?

Он прислонил метлу к стене и направился к Шоне.

– Ничего, – ответила она, не двигаясь с места.

– Тогда зачем ты пришла?

Она окинула взглядом фабрику:

– Я сюда ни разу не приходила. Странно, да?

– А зачем тебе было сюда приходить? К тому же это опасно.

Она бросила на него быстрый взгляд.

Гордон сказал себе, что это не страх мелькнул в ее глазах – Шону Имри сложно испугать. Она медленно повернулась, как будто пустая фабрика заслуживала самого пристального ее внимания.

– Как ты сюда попала? – спросил он, не зная, ответит ли она на его вопрос.

– Пешком пришла.

– Пешком?

Отсюда до Гэрлоха добрые две мили.

Она кивнула.

– И зачем ты пришла?

– Мистер Лофтус засел в библиотеке и пространно повествует о своих шотландских корнях, а Хелен его слушает. Мириам жалуется на холод, а Элизабет смотрит на всех и каждого, словно ждет, что они вот-вот заболеют. А Фергус? Фергус, как всегда, куда-то улизнул.

Это не совсем ответ на его вопрос, но он не стал на нее давить.

Она отвернулась и отошла от него, стараясь держаться как можно дальше. Даже отсюда он чувствовал аромат ее духов.

Ладно, пусть он будет гончей, а она – лисой. Но выпрашивать у нее ответы он не станет.

Шона оглянулась на него, и он подумал, что в конце концов, может, и станет.


Он подметал пол, и это простое занятие буквально пригвоздило ее к месту. Она никогда не видела Фергуса за подобными делами. И отца не видела. И Брюса. А полковник сэр Гордон Макдермонд убирался, и с превеликим удовольствием. Так по крайней мере она поняла по выражению его лица.

Волосы упали ему на лоб, он закатал рукава рубашки и немного запачкал пылью носки ботинок и брюки.

Казалось, звук ее прерывистого дыхания эхом отдается под сводами цеха. Шона обернулась – подол платья тронул пыль на полу. Как удивительно пуста и огромна фабрика…

Но в это мгновение вовсе не необычная обстановка заставила ее затаить дыхание.

Нет. Это был Гордон.

Она заставила себя взглянуть ему в глаза.

– Ты все еще ненавидишь меня?

Она задала вопрос, мучивший ее несколько дней.

Он, казалось, удивился.

– Нет, – ответил Гордон, и губы его начали расползаться в улыбке. – Не ненавижу.

Чувствует ли он к ней что-нибудь?

Он смотрел на нее испытующе, строго, но она не пошла на попятную.

– У меня к тебе просьба.

Шона пришла просить у Гордона денег, но не представляла, как это сделает. Он стоял перед ней, такой чужой и знакомый одновременно.

Она покачала головой и направилась к двери.

Гордон в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние и схватил ее за руку.

– Ну, Шона, что за просьба? – нетерпеливо спросил он.

Однако держал он ее не крепко – она могла бы вырваться, если бы хотела.

Он повернул ее лицом к себе, пальцем приподнял подбородок, заставил посмотреть себе в глаза. «Дорогая». Не он один использовал это обращение.

Повисла тишина, и Шона ощутила, как в нее хлынуло прошлое и затопило сердце и разум. Еще чуть-чуть – и слезы потекут ручьями.

«Дорогой, тебе нравится так?» – И поцелуй в основание шеи.