Малыш уютно устроился у него на сгибе руки. Другой рукой Дрю придерживал миску с едой. В свете костра его волосы и глаза сверкали, как настоящее золото, и во взгляде этих удивительных глаз она прочитала столько нежности и теплоты, что сердце ее невольно сжалось. Господи милосердный, как же она любит этого человека!

Габриэль подошла к нему.

— Может быть, вы с Малышом пройдетесь со мной до реки? — не слишком уверенно спросила она.

Шотландец бросил на нее лукавый взгляд.

— Боюсь, что наш проповедник заподозрит самое худшее.

— А он уже заподозрил, — фыркнула она.

— Ну, в таком случае… — Дрю отдал девушке свою миску и поднялся. — Мы с удовольствием пойдем с тобой, верно, Малыш?

Мальчик что-то радостно загукал и ухватился за уголок красного платка, который шотландец повязал себе на шею.

Габриэль весело засмеялась и посмотрела на Дрю. Жгучий огонь полыхнул в его золотистых глазах… но это длилось одно короткое мгновение.

Они молча пошли рядом. Верный бежал впереди, то забегая далеко вперед, то возвращаясь, радостно помахивая хвостом. На берегу Габриэль поставила сковородки у самой воды и оглянулась. Дрю остановился чуть выше и теперь устраивал для Малыша ложе из травы. Не отрывая взгляда от ребенка, Дрю спросил:

— Ты уверена, что сможешь воспитать ребенка одна? Может быть, лучше отдать его?

— Как ты можешь говорить такое? — ахнула Габриэль.

— Я слишком хорошо знаю, что женщины часто устают от маленьких детей. И, может быть, лучше отдать Малыша на сторону, прежде чем матери надоест…

Она ждала продолжения, но Дрю смолк надолго, и тогда девушка спросила:

— Так ты думаешь, что Малыш мне надоест и я его брошу?

Она не могла скрыть, как больно задели ее слова Дрю.

Шотландец пожал плечами и, отвернувшись от нее, тоже подошел к самому краю воды.

— Что ж, такое, как известно, случается, — тихо сказал он.

«Так случилось и с тобой», — добавила она мысленно. За его бесстрастным тоном Габриэль безошибочно почувствовала боль. Она подошла к Дрю и тронула его за рукав. Больше всего ей сейчас хотелось обнять его, утешить…

— С Малышом такого никогда не случится, — сказала она уверенно. — У меня есть немного денег, и я всегда могу заработать пением. До сих пор у меня неплохо получалось.

— Но у тебя не было ребенка, который цеплялся бы за твою юбку.

Наверное, Габриэль надо было рассердиться на него за эти слова. Ей же, наоборот, захотелось плакать. Ей было очень жалко маленького мальчика, выросшего без любви, не нужного ни отцу, ни матери, узнавшего так рано горечь предательства. Но, став взрослым, позволил ли сам Дрю кому-нибудь полюбить себя? Габриэль очень в этом сомневалась. Он никого не подпускал к себе близко. Теперь девушке многое стало ясно — почему шотландец держался от всех в стороне, почему избегал общения с Малышом, почему был так разгневан, так уязвлен тем, что считал предательством с ее стороны.

— Я не отдам Малыша, — сказала Габриэль, — я буду заботиться о нем, любить его.

— Откуда такой всплеск материнских чувств? — спросил он сухо.

— Я достаточно взрослая, чтобы знать, чего хочу. И я всегда надеялась, что когда-нибудь у меня будут дети.

Он помолчал, глядя на залитое лунным светом небо, по которому стремительно мчались облака.

— Но если ты хотела иметь детей, почему же не выходила замуж?

Габриэль с трудом уняла внутреннюю дрожь.

— Потому что не встречался тот, за которого мне захотелось бы выйти, до сих пор…

— Черт возьми! — Шотландец раздраженно пожал плечами. — Женщины! Никогда вас не понимал!

— И потому подозреваешь нас во всех смертных грехах?

Дрю пристально посмотрел на нее.

— А разве у меня нет для этого оснований?

В голосе его прозвучала убийственная ирония — увы, вполне заслуженная. Габриэль не единожды ему солгала. Солгала его другу, и хотя она считала, что имела на то уважительные причины, — Дрю, очевидно, держался иного мнения.

— Я все расскажу Кингсли, — тихо сказала Габриэль.

— Керби может потребовать, чтобы ты уехала. — Голос Дрю звучал взволнованно. — И ты вовсе не обязана говорить ему правду.

— Думаешь, я не знаю, как ты мучаешься оттого, что должен скрывать мою тайну?

— Я ведь сам так решил.

— Но это я заставила тебя принять такое решение — и сожалею об этом. Я не хочу больше ставить тебя перед выбором… Это несправедливо.

Дрю молчал. Ах, как бы она хотела снова увидеть пламя желания в этом бархатном янтарном взгляде! Но нет! Наверное, она потеряла его навсегда! При мысли об этом Габриэль с трудом удержала слезы.

— Почему же ты передумала?

— Просто поняла, что это не тот человек, который стал бы нанимать убийц.

— Да, — согласился Дрю, — он не стал бы.

Он бы мог сказать и больше, мог бы напомнить, как пытался убедить Габриэль в этом… но вместо этого просто взглянул на нее. Как раз в этот миг луна разорвала облака, и в ее свете Габриэль увидела, что заледеневшие глаза Дрю немного оттаяли.

Тем временем Малышу наскучил разговор взрослых, и он громко захныкал. Верный, который сторожил его, вскочил и тихо гавкнул — видно, тоже решил, что пора им уделить внимание ребенку. Габриэль подошла к Малышу, взяла его на руки и принялась укачивать. Мальчик быстро затих и снова уснул.

Дрю поглядел на Габриэль с ребенком на руках, затем кивнул на собаку.

— Верный изменил телятам ради Малыша, — сказал он, улыбаясь.

— Да он, может быть, всю жизнь мечтал побыть нянюшкой.

— Возможно, — согласился Дрю. — Славная псина!

— А у тебя когда-нибудь была собака?

— Нет. Отец был категорически против каких бы то ни было домашних любимцев. А кроме того, меня отослали в школу в оч-чень раннем возрасте. С тех пор я редко приезжал домой.

— Тебя отослали из дома?

— Да, так принято в Шотландии. В Англии, впрочем, тоже.

— Наверное, маленькому ребенку в школе очень одиноко.

Дрю молча пожал плечами.

Его голос звучал почти бесстрастно, однако Габриэль услышала больше, чем он хотел сказать.

— Твой отец еще жив?

— Нет. Он отправился к дьяволу десять лет назад.

— А мать?

— Умерла, когда я был школьником.

— И у тебя нет ни братьев, ни сестер?

Он вдруг улыбнулся печально.

— Сводная сестра есть. Она живет в Денвере.

Габриэль вспомнила, как он предлагал ей обратиться за помощью к кому-то в Денвере.

— Ты говорил тогда о человеке, который может мне помочь…

Дрю кивнул:

— Да, это муж моей сестры Элизабет.

— Ты поддерживаешь с ними близкие отношения?

— Не очень.

Дрю замялся и продолжал тем же небрежным тоном, под которым, как она уже знала, часто скрывается глубокое чувство:

— Видите ли, мисс Паркер, фактически я незаконнорожденный. Мой так называемый отец дал мне право называться его сыном. Он не хотел, чтобы все знали, как ему наставили рога… но от этого не стал меньше меня ненавидеть.

Дрю сказал это ледяным тоном, и его шотландский акцент заметно усилился.

— Я вырос, по сути дела, не имея родных. Всего год назад я узнал, что у меня есть сводная сестра. Она тоже не имела представления о моем существовании — мы лишь недавно познакомились.

В глазах у Габриэль блеснули слезы, она осторожно коснулась его руки. Его била дрожь, и она закусила губу, чтобы удержать горестный вздох. Ей стало до боли жаль этого достойного и очень одинокого человека.

Дрю поднял голову, посмотрел ей в глаза. И увидел слезы.

— То, о чем я рассказал, — дела давно минувших дней. У тебя слишком нежное сердце, Габриэль.

Девушка улыбнулась:

— Кажется, только что ты утверждал совсем иное.

— Я просто имел в виду, что ребенок — это огромная ответственность, вот и все.

— Я всегда буду его любить, — сказала Габриэль. — Знаю, что ты мне не веришь, но это правда. Он станет улыбаться, смеяться, он научится верить…

«Если бы только и ты мог этому научиться!» — мысленно закончила она.

Дрю не ответил, и Габриэль, тихо вздохнув, принялась мыть посуду, время от времени поглядывая на молодого человека.

Наконец она вновь нарушила молчание:

— Как ты думаешь, убийство моего отца и засады на Кингсли действительно как-то связаны между собой?

— Я не верю в совпадения, — просто ответил Дрю.

Габриэль, однако, поняла, что он знает больше, чем рассказал ей.

— Но ведь пока мы не приедем в Абилену, ни один посторонний не узнает, что мистер Кингсли выжил? — спросила она обеспокоенно, вновь подходя к Дрю.

— Завтра мы остановимся в маленьком городке, чтобы пополнить припасы. Новости распространяются быстро, особенно о таком большом перегоне, как наш.

Габриэль вздрогнула, подумав о новой засаде. О том, что Керби Кингсли застрелят, что Дрю тоже может погибнуть, пытаясь защитить своего друга… И вдруг она поняла, что ей уже не так важно найти убийцу отца. Ничто, даже справедливое возмездие, не стоит еще одной загубленной жизни.

— Никто тебя не осудит, если ты уйдешь с перегона, — заметил Дрю, превратно истолковав ее дрожь.

— Нет. Уже слишком поздно нанимать нового повара. Я нужна мистеру Кингсли. А также — телятам, Билли, Верному и всем погонщикам.

«И тебе я нужна, — добавила она мысленно, — а если мы сейчас расстанемся, я больше никогда тебя не увижу».

— Нет, я не уйду, — вслух закончила Габриэль, — если только мистер Кингсли сам меня не прогонит.

Глаза Дрю потемнели. Он беззвучно выбранился, а потом легко прикоснулся к ее щеке.

— Я просто не хочу, девушка, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Слишком поздно, подумала Габриэль. Все уже случилось. И прежней она никогда не станет.

Ладонь у него была жесткая, мозолистая — и все же она не знала более чудесного прикосновения.

— Дрю, я не хочу расставаться с тобой, — прошептала Габриэль. — Я не могу, не в силах оставить тебя.