Дрю не понравился двусмысленный блеск во взгляде скотовода. Он понял, что к чему. И, действительно, какой должна быть женщина, отправившаяся на трехмесячный перегон в обществе восемнадцати мужчин!

Вот дьявол! Он как-то об этом прежде не подумал.

— Оставайся с ней, — повторил Керби и поехал к стаду.

Неохотно Дрю последовал за совсем обескураженной Габриэль к хозяйственному фургону. И все же Дрю не мог не признать, что его гнев значительно поутих, сменившись страхом за Габриэль. Сердце у него ушло в пятки, когда девушка упала в воду, — и в пятках оставалось, пока она не выбралась, живая и невредимая, на твердую землю. Он может, конечно, злиться на нее, может досадовать, что она использовала его в своих целях… и он, конечно же, ей не доверяет. И все же Габриэль ему дорога. Он не хочет, чтобы с ней случилась беда. Если бы Габриэль не стало, то часть его души, и, возможно, лучшая часть, погибла бы вместе с ней.

Смущенный не меньше, чем сама Габриэль, Дрю подъехал к главному фургону. Девушка стояла около фургона, выпрямившись во весь рост и вздернув подбородок. Ай да женщина! И вдруг она сказала дрогнувшим голосом — куда только подавалась вся ее бравада!

— Извини…

— За что? За то, что ты едва не утонула?

Габриэль помотала головой.

— Нет, что подвела тебя… поставила в неловкое положение…

Дрю фыркнул.

— И что толку сейчас в твоем извинении?

— Так ведь он твой друг, — просто объяснила она, и в синих глазах заблестели слезы.

— Прежде это тебя не слишком-то трогало.

Губы девушки дрогнули, и Дрю заметил, что она пытается сдержать волнение.

— А сейчас — трогает.

Дрю хотел бы ей верить — но одного желания было мало. Отвернувшись, он стал смотреть, как рабочие загоняют стадо в реку.

Легкий вздох раздался у него за спиной. Он почти воочию видел, как поникли ее плечи. Все разочарования, которые он испытал в жизни, мешали ему повернуться к Габриэль. Прежние предательства навсегда ожесточили его сердце.

— Дрю… — голос ее задрожал.

Господи, как больно, что он не может сейчас просто обнять ее, прижать к себе! Стиснув зубы, Дрю повернулся к ней и взглянул, как он надеялся, холодно и безразлично.

— Я… ты… — запинаясь, начала Габриэль. Глаза ее наполнились слезами.

— И что? — осведомился Дрю ледяным тоном, хотя сердце у него забилось так оглушительно, что, наверное, слышно было и на том берегу. Ему так хотелось поцеловать ее дрожащие губы и прижать ее к себе — мокрую, дрожащую…

— Вчера… — снова начала Габриэль.

Дрю закрыл глаза и снова ощутил тепло ее близости, потаенный жар чистой и сладкой страсти, которой он упивался так недолго… прежде чем с небес его безжалостно швырнули на землю.

Женские пальчики осторожно, моляще коснулись его руки. Как же хотелось ему ответить на зов, опять насладиться ее нежностью… Габриэль подарила ему неизведанное прежде ощущение полноты жизни. Счастье сознавать, что он нужен и желанен.

Дрю открыл глаза и посмотрел на Габриэль. Может, в другой раз он бы и поверил в ее искренность, в отчаянную мольбу, светившуюся в ее глазах. Может быть, он снова поверил бы, что она вправду огорчена и хочет исправить причиненное зло. И он, Дрю Камерон, ей действительно нужен!

— Я тебя не выдам, — отрывисто сказал он. — Я поддержу твою ложь, пока ты сама не поймешь, что ошиблась. Ты этого хочешь?

И пошел прочь, не дожидаясь ответа, не давая ей возможности снова поймать его в ловушку и использовать в корыстных целях.

Дрю еще успел услышать, как девушка прошептала «нет!» и направилась к реке. Краем глаза он заметил, что Верный, опустив хвост, поплелся за ним.* * * Хорек проник в курятник! Наблюдая за переправой, Керби Кингсли исходил яростью. Его терзало глубочайшее разочарование. Мало он кому верил так, как поверил Дрю Камерону. Ему больно было думать, что именно этот человек взял с собой женщину для тайных утех… но другого объяснения присутствию женщины в лагере он не находил.

Но это же глупо! Тайно взять на перегон девку! Это же так не похоже на Дрю Камерона. Этот человек был редкостно, даже как-то болезненно честен, и поэтому Керби во всем обвинял женщину. Что за чертовщина такая, «Гэйб Льюис»? Если она не подружка Камерона, то зачем оказалась здесь? А может, она имеет отношение к тем двум засадам? Керби так и не смог отделаться от неприятной мысли, что обе засады как-то связаны с тем его давним преступлением… но сейчас об этом нельзя думать. Надо переправить через реку стадо в десять тысяч голов.

Бросившись за молодой нетелью, которую понесло течением, Керби решил, что этот перегон проклят с самого начала, — и теперь он знал почему.* * * Габриэль весь день пекла пироги и булки и варила бобы с приправами, как учил ее Джед. Она вытащила одеяла из хозяйственного фургона, расстелила их, чтобы просушить, а затем стала проверять наличие припасов. И между делом все время наблюдала за тем, чтобы в котелках было достаточно кофе для погонщиков, которые весь день подъезжали, чтобы опрокинуть кружку.

Короче говоря, она старалась быть незаменимой. Ей не хотелось покидать перегон — и не только потому, что она жаждала справедливости.

Габриэль, наверное, все бы отдала, только бы Дрю снова ей поверил. Она, правда, мало на это надеялась и только молилась, чтобы шотландец ее не возненавидел. Если она уйдет с перегона, то больше никогда не увидит Дрю Камерона, и у него останется о ней самое скверное мнение. Эта мысль была совершенно нестерпимой.

Что, если прямо сейчас обо всем рассказать Кингсли, выложить ему все свои подозрения? Но что будет, если он и вправду убийца? Габриэль прекрасно знала, что Кингсли и его племянники, которые, безусловно, поддерживают его во всем, отменные стрелки. Они постараются заткнуть рот и Дрю, не только ей. Дрю не справится со всеми тремя.

С другой стороны, если она прилюдно обвинит Кингсли в убийстве, но он окажется невиновен, Дрю ей этого ни за что не простит.

Да, положение безвыходное. Что бы ни предприняла Габриэль, Дрю она все равно потеряет. И, возможно, свою жизнь — тоже.

А она отчаянно не хотела умирать. Пустившись в это путешествие, она не дорожила ничем, у нее была одна-единственная цель — свести счеты с человеком, который убил ее отца. Но, как девушка и призналась Дрю, многое в ней самой за эту дорогу изменилось. Она больше не чувствовала себя одинокой. Здесь, во время перегона, она нашла свое место в жизни, свое дело. Ей надо было кормить мужчин и животных, она была им нужна. И если бы Дрю только позволил ей так думать — она нашла и мужчину, который, столь же отчаянно нуждался в любви, как она сама.

Сейчас этот мужчина стоял на высоком берегу реки, молчаливый и одинокий. Поглядывая на него издали, Габриэль пыталась представить, о чем он думает, глядя на кипевшую вокруг работу, от которой был отстранен. Его последние слова были исполнены такой горечи…

Нет, Габриэль не хотела, чтобы Дрю из-за нее тоже лгал, губил свою честную и цельную душу.

Не желала, чтобы он разрывался между любовью и дружбой.

Габриэль знала, что такое верность, — она сама была нежно привязана к родителям. Переезжая вместе с ними из города в город, из театра в театр, она редко успевала обзавестись друзьями. В эти несколько недель она поняла, что глубоко и нежно предана Дрю. И потому ни за что не должна его подвести. Ничто другое — ни месть, ни справедливость — теперь не значило для нее так много, как Дрю Камерон.

Весь день Габриэль терпеливо сносила испытующие взгляды погонщиков, которые подходили за кофе или ломтем хлеба, прежде чем снова вернуться на берег реки. Эти взгляды ее не беспокоили — бывало и похуже. И к тому же она радовалась от души, избавившись наконец от душного грязного плаща и потрепанной шляпы. Одежда на ней просохла, волосы, чуть отросшие, легли шапкой тугих завитков, и Габриэль расчесала их, чувствуя себя легко и свободно.

Когда она приготовила ужин, испекла достаточно пирогов на следующие день-два и больше нечем было себя занять, Габриэль стряхнула муку с ладоней и тоже пошла на берег реки — смотреть, как переправляют остатки стада. К тому времени, как переправа закончилась и стадо уже паслось в полумиле от лагеря, на прерию пали сумерки и небо зловеще побагровело.

Внезапно Габриэль ощутила, что сзади кто-то стоит, — и круто обернулась. Над ней возвышался Кингсли, небритый и взмокший от пота, с холодными безжалостными глазами. Сейчас он как две капли воды походил на наемного убийцу.

— Я требую объяснений, — сказал он. — Ты здесь явно не потому, что нуждаешься в работе, — он окинул девушку оценивающим, почти оскорбительным взглядом. — В любом салуне ты легко бы нашла себе непыльную работенку.

Габриэль сама это знала — одно время она пела и в салуне, но признаться в этом Кингсли была еще не готова. Кроме того, ему ведь безразлично, чем она занимается, — он предпочитает верить в худшее. Краем глаза девушка заметила, что и Дрю направился к ним.

Керби жестом велел ему остановиться.

— Это Скотти привез тебя сюда, чтобы ты согревала ему постель?

Габриэль широко раскрыла глаза. Что за нелепость — решить, будто она нанялась на перегон ради мужчины? Вот уж этого обвинения она никак не ожидала!

— Нет! — воскликнула девушка. — Дрю даже не знал ничего, пока…

— Ну-ну?

— Пока мы не поехали в Уиллоу-Спрингс. Я тогда тоже упала в воду, — с вызовом прибавила она, лихорадочно прикидывая, насколько откровенной можно быть с Кингсли.

— Значит, несколько недель, — с сердцем проворчал Кингсли. — Он знал об этом несколько недель — и скрывал от меня. Он не имел на это права!

Раскаяние охватило Габриэль. Это она не имела права втягивать Дрю в свои делишки!

— Я ему рассказала, что меня преследует, что моя жизнь в опасности. Я умоляла его никому об этом не рассказывать, потому что вы тогда уволили бы меня.

— Что верно, то верно, — сказал Кингсли и ненадолго смолк. — Это правда, что тебя преследуют?