Роз Бейли - Шопинг-терапия

— Сегодня, — отрезал он, и я представила, как судейский молоток закрывает заседание.

Дело закрыто. Подсудимый приговорен к возвращению домой.

Проходя мимо витрины, уставленной духами и лосьонами, и ожидая соединения с авиакомпанией, я не могла отделаться от ощущения того, что в папином голосе звучала не только серьезная озабоченность. В нем ощущался гнев, разочарование, раздражение. Но в общем-то папочка, как всегда, в своем репертуаре. Вот только приятное путешествие с душкой Питом накрылось. Но тут мне на глаза попался выставленный в витрине изящный сиреневый флакон с лосьоном. Я представила его на столике в ванной комнате для гостей в Гемптоне рядом с вазой, в которой плавают настоящие розы, и синей мозаичной скульптурой, купленной в Париже.

Я закрыла мобильник и решительно направилась в бутик. Я просто должна купить этот лавандовый флакон. Папа оценит, когда увидит, как красиво он будет смотреться в нашем загородном доме на побережье океана.

В конце концов он всегда смягчался, осознавая, что я не такая уж закоренелая преступница вроде тех, что канючат о снисхождении у него в зале суда. Я же его любимое дитя, его маленький поросеночек. Обычно я всячески скрывала ласковые чувства, но нередко напоминание о них смягчало отцовское неудовольствие. Стоит только маленькому поросеночку приласкаться к папуле, как, глядишь, тебе простят десять тысяч баксов, потраченных через карточку. Хм! Может, даже двадцать тысяч простят!

Для начала позвольте описать, как я была одета в тот день на съемочной площадке: я принадлежу к числу людей, которым подходящий наряд придает уверенность. На мне были любимые старые джинсы, вытертые на бедрах и коленях, вылинявшие до белесой голубизны, едва державшиеся на бедрах и слегка открывавшие плоский живот. Я всегда была худой, с длинными ногами танцовщицы (однако у меня никогда не было намерений засветиться у Саймона в шоу «Идол Америки»[3]), и джинсы сидели на мне прекрасно. Джинсы вообще очень выигрышны для худых ног; к тому же синие джинсы — такой же символ Америки, как бейсбол или яблочный пирог. Золотистые волосы — клянусь, никакой краски «Бергдорф»! — и стройные, длинные ноги, созданные для джинсов, олицетворяют Средний Запад и обеспечивают мне пусть незначительное, но все же преимущество в конкурентной борьбе за роли среди холодных средневековых красавиц или знойных брюнеток с такими блестящими волосами, что глазам больно.

Разумеется, я дополнила джинсы потрясающей розовой майкой, надетой поверх футболки с открытыми плечами и рукавом три четверти от «Найн Уэст», и розовыми босоножками с ремешками вокруг лодыжек. Босоножки и майка были в мелкий серо-розовый горошек — может, вы видели такие в последнем номере «Вог»? — а пятисантиметровый каблук придавал ногам и вовсе немыслимую длину, превращая наряд в сочетание джинсовой сдержанности с весенней кокетливостью.

Я вовсе не думаю, что представляю собой что-то выдающееся, но если пробиваться на главные роли в дневных телесериалах, то пора начать одеваться, как подобает телезвезде. Два года назад меня взяли на роль Ариэли в сериале «Наше завтра». Там я играю девушку, которую обнаружили в реке у водопада Индиго-Фоллз: она может оказаться — или не оказаться — русалкой; оказаться — или не оказаться — коварной наследницей состояния Престона Скотта; оказаться — или не оказаться — дочерью Мередит Ван Аллен, примадонны дневного телеэфира (ее играет Деанна Чайлдз). Около десяти лет назад дочь Деанны прямо из колыбели была похищена волками и, по слухам, унесена далеко в горы, где ее вырастили и воспитали беззубые горцы. Даже с моими знаниями математики, в таком случае мне должно быть около десяти лет; к счастью, в «мыльных операх» время весьма условно и зависит от обстоятельств.

Хотите небольшую справку в духе «Дайджеста «мыльных опер»»? Я начинающая актриса со Среднего Запада, и мне удалось подписать тринадцатинедельный контракт на роль загадочной девушки в сериале, где царит «мыльная» звезда дневного телеэфира — Деанна. Продюсеры сериала несколько раз продлевали со мной контракт, но до сих пор мой персонаж не пользуется особой популярностью среди зрителей, и это меня задевает. Ладно, историю выдумала не я, но ведь я в ней снимаюсь. Вот она я, Хейли Старретт, на экране вашего телевизора, и хотя я держусь невозмутимо и спокойно, внутри меня обуревают сомнения.

— Я не уверена, нравлюсь я зрителям или нет, — жаловалась я однажды своей подруге Алане, когда мы пили капуччино без кофеина и с обезжиренными сливками.

Я пребывала в мрачном настроении после звонка моего агента: по ее словам, исполнительный продюсер сериала колеблется, продлевать ли мой контракт на следующие тринадцать недель. Агент, которую я прозвала Круэллой[4] — по понятным причинам, имела обыкновение сообщать дурные вести едва ли не с удовольствием.

— Просто не знаю, что делать, — хныкала я, терзая картонную подставку из-под чашки с кофе. — А вдруг они меня действительно не любят?

— Разумеется, любят, — возмутилась Алана. — Не обращай внимания на болтовню какой-то кучки продюсеров, им просто больше нечем заняться. Ты прекрасно знаешь, что ты талантливая актриса.

— Но я хочу удержать за собой эту роль. Она мне позарез необходима.

— Милая, ты в этом не нуждаешься. — Алана посыпала тертым шоколадом взбитые сливки в наших чашках с капуччино и протянула мне ложку. Так у нас было заведено — посыпать шоколадом капуччино, как мороженое. Она помешала ложечкой пену в чашке и задумчиво уставилась куда-то в пространство, словно там показывали видеофильм. — Знаешь, в чем ты действительно нуждаешься? — Тут ее глаза засветились, как у кошки. — Ты нуждаешься в хорошей шопинг-терапии. В походе по магазинам.

Конечно, мой бюджет мало соответствовал предложению Аланы, но надо отдать ей должное: идея и впрямь обладала чудодейственными свойствами. И хотя Алана и я уже год жили в одной квартире, но именно шопинг-туры объединили нас. Мы пришли к выводу, что будущая звезда телеэкрана должна одеваться, как звезда настоящая. Наш кофе не успел остыть, как мы добрались на такси до универмага «Блумингдейл», где я выбрала роскошную юбку фирмы «Марк Джекобс» с кружевной оборкой по подолу и под стать к ней топ без рукавов. Оттуда мы отправились на Пятую авеню в «Сакс» за новыми джинсами — вот тогда-то Алана и решила, что моим фирменным знаком должен стать джинсовый стиль.

— Джинсы так здорово сидят на тебе, а тут еще белокурые от природы волосы — ну просто картинка: луга и поля с маргаритками и подсолнухами, — изрекла Алана, восседая, словно королева, на табуретке в примерочной. Она вытянула смуглую ногу и принялась вытирать пятнышко сажи на босоножке от «Прады». В этот момент ее и осенило:

— Ты длинноногая девочка со Среднего Запада, одна из тех соседок, на которых каждая мамаша мечтает женить своего отпрыска, а каждый юнец так и облизывается.

— Ты в самом деле так считаешь? — Я все еще в сомнении вертелась в джинсах перед зеркалом.

— Безусловно. Джинсы — это твой фирменный стиль.

Начиная с этого дня я принялась вырабатывать свой стиль: юная актриса повсюду появляется на Манхэттене в повседневных джинсах и дизайнерских блузках. Вердикт Аланы придал мне уверенности, но главным условием прорыва послужил шопинг. Шопинг ослаблял стресс. Шопинг возвращал уверенность в себе. Шопинг, черт меня побери, был тем, в чем я всегда была сильна.

И самое главное, шопинг мог помочь мне сделать карьеру.

Это поразительное открытие повлекло за собой целую череду походов по магазинам с Аланой, девушкой с таким острым чутьем на моду, что его следовало бы разлить по флаконам и продавать в бутике универмага «Генри Бендел». Заботливая, щедрая, стильная Алана… Господи Боже, благодарю Тебя за нее! Прогулки по магазинам с Аланой возместили мне все те наслаждения, которых я была лишена в детстве, будучи дочерью двух бесталанных хиппи, опустившихся с финансовых высот Уолл-стрит до богом забытой фермы в Висконсине. В то время как мои одноклассницы щеголяли в супермодных джинсах, ботинках и свитерах от «Неймана Маркуса», я носила бесформенные балахоны из альпаки, сотканной на ранчо в горах Перу. Правило номер один: никогда не носите одежду из ткани, созданной на ранчо.

В общем, именно Алана настояла на том, чтобы я купила эти изумительные туфельки в серо-розовый горошек, от которых я прихожу в восторг. И вот я сижу в режиссерском кресле на съемочной площадке, где снимается «Наше завтра», и верчу ногой, с тревогой всматриваясь в грязное пятнышко у носка левой туфли. Может, я наступила на жевательную резинку в метро? Или это какая-нибудь трудно определимая грязь, что обязательно прилипает к обуви, стоит пройтись по нью-йоркским улицам? Скажу я вам, в отличие от вылизанного Нью-Йорка из сериала «Секс в большом городе», в настоящем Нью-Йорке нечего и пытаться сохранить безукоризненную чистоту любимых туфель: один неверный шаг в парке — и ваши любимые туфли без пяток пропали безвозвратно. Черт бы побрал всех этих голубей, отбросы и мужчин, писающих где попало!

Пока я любовалась своими туфлями в стиле ретро от «Найн Уэст», съемочная площадка начала потихоньку заполняться: появились помощники режиссера, вызывающие актеров; служащий подкатил тележку с реквизитом; операторы занимали свои места и болтали друг с другом через наушники. Было раннее утро, и никто из актеров еще не гримировался, потому что сначала предполагался быстрый прогон, чтобы распределить последовательность эпизодов и ракурсы. Мимо проковылял мой приятель Рори Кендрикс с чашкой кофе в руке, имитируя зомби.

— Тяжелая ночка выдалась? — поинтересовалась я.

Он взглянул на часы.

— Я остановился часа три назад.

В обычной жизни Рори был модным пианистом и пользовался большим спросом на вечеринках, а в настоящее время замещал постоянного ночного аккомпаниатора Карена в баре отеля «Эдисон». Мой лучший друг среди актеров сериала «Наше завтра», Рори исполнял роль Стоуна, многообещающего автора песен, который зарабатывал на жизнь тем, что исполнял модные шлягеры в местной гостинице. Если вы следите за генеалогическим древом в сериале, Стоун — тоже внебрачный сын Престона Скотта, но эта сюжетная линия сошла на нет еще несколько лет назад.