– Да, насколько я знаю.

Дора провела Юдит до двери. Затем Юдит спустилась по ступенькам к саням, которые подготовил Тео.

Он выглядел уставшим, когда здоровался с ней. Юдит не могла винить его в этом, он полночи не спал и пошел на большой риск, когда повез ее вчера поздно вечером на фабрику и ждал ее там. Но без помощи его и Доры ей бы не удалось незаметно выбраться из дома, а затем вернуться обратно.

– Как ваши дела, фройляйн Юдит? – спросил он обеспокоенно, помогая ей садиться в сани. Добрый Тео.

– О, у меня все хорошо, Тео, спасибо. Но как у вас? У вас были какие-либо сложности из-за долгого отсутствия?

– Нет. Я всем сказал, что с санями проблемы и нужно сделать большую пробную поездку. Но на это никто не обратил внимания, потому что было холодно. И каждый был рад, что ему не нужно на улицу.

– Теперь я спокойна, – ответила Юдит. – Спасибо за вашу помощь. И за ключи, которые вы мне дали, от ворот и главного входа.

– Всегда рад помочь, фройляйн Юдит. Ах… – Тео собрался было ехать, как вдруг что-то вспомнил. – У меня же здесь письмо. Оно пришло экспресс-почтой от вашей мамы.

Он дал ей конверт и залез на повозку.

Поездку в Штутгарт сопровождал знакомый звон бубенчиков. Тем временем Юдит читала послание от матери и понимала, как она от нее отдалилась за это время. Это, наверное, и значило – повзрослеть. Письмо все же вызвало у нее приятные ощущения: за долгое время у нее появилось чувство, что ее мать, несмотря на расстояние, была рядом. Какой неожиданный прекрасный рождественский подарок!

В этот момент она вспомнила, что не купила подарки близнецам. И Виктору. Она решила сразу заехать в торговый центр «Бройнингер», а потом уже отправиться на шоколадную фабрику. Хотя она и не собиралась опять встречаться с Виктором.

После обеда того же дня Вильгельм Ротман сидел в своем кабинете и дрожащими пальцами открывал письмо жены. Еще когда он несколько дней назад впервые взял письмо в руки, ему было не по себе, поэтому он отложил его в сторону, так не прочитав. Но рано или поздно нужно было покончить с этой нерешительностью, и он уверенно взял в руки канцелярский нож.

Когда Вильгельм развернул письмо, из него выпал какой-то сверток из шелковой бумаги. Он положил его на стопку документов, а сам начал читать:

Дорогой Вильгельм. Мне нелегко писать Вам эти строки, но они, наконец, должны быть написаны. Я должна это Вам и себе. И нашим детям.

С момента моего отъезда из Штутгарта прошло много месяцев. За это время я очень изменилась. Вы никогда больше не узнаете во мне ту женщину, на которой Вы когда-то женились.

Как и многие браки, наш брак основывался на договоренности, а не на влечении. И эта ситуация привела к моей болезни. И так как больная жена не будет для Вас ни радостью, ни опорой, я предлагаю Вам разорвать этот союз.

Я больше не вернусь в Штутгарт. Мое место не там.

Разумеется, развод – это скандал. Я это понимаю. Поэтому я предлагаю Вам самому решить, будете ли Вы предпринимать соответствующие шаги или сохраните этот брак внешне. Он и так существует только на бумаге.

Желаю Вам счастья. Хелена.

Рива, декабрь 1903 года.

Несколько минут Вильгельм Ротман смотрел на письмо, не веря своим глазам, а потом в гневе сильно ударил кулаком по столу.

Он догадывался об этом. Этот санаторий в Риве посеял в ее голове смутные идеи, в этом он был уверен. Как она это написала. Так, будто речь идет вообще не о ее браке, не о ее семье, не о ее положении в обществе.

Вильгельм Ротман ослабил галстук и засунул пальцы за высокий тугой воротник рубашки. У него было такое чувство, что в комнате не хватало воздуха, чтобы свободно дышать.

Он мог бы терпеть больную супругу. Но не женщину, которая его таким образом унизила. Ее поведение не должно было остаться без последствий. Лучше всего было бы за волосы притащить ее из Ривы в Штутгарт, но он не мог бросить предприятие. Но, возможно, такие грубые методы были и не нужны.

Хелена образумится как минимум, когда ей понадобятся деньги. Даже если она и отложила что-то из его переводов, ей этого не хватит на всю жизнь. Когда-нибудь это обстоятельство заставит ее вернуться домой.

Ротман встал и начал беспокойно ходить туда-сюда по своему кабинету. Затем он вспомнил о приложении к письму. Он подошел к письменному столу, взял упаковку размером с визитную карточку в руки и развернул шелковую бумагу. С легким звоном на пол упал блестящий предмет. Подняв его, Вильгельм Ротман увидел, что это было ее обручальное кольцо.

Он громко застонал.

Она действительно была настроена серьезно. Почему она так с ним поступила? Она встретила кого-то? Кого-то, кто ее обеспечивает?

Мысль о том, что у Хелены – у его Хелены! – был другой мужчина, привела его в ярость. Он вспотел, его сердце быстро забилось в груди, дыхание участилось.

Ему нужно было выйти, иначе он сошел бы с ума.

Сотрудники конторы были заняты работой, когда дверь офиса распахнулась, и он быстрыми тяжелыми шагами пересек комнату и вышел на лестницу. Свой пиджак он оставил.

Ротман бесцельно ходил по фабрике, пытался понять то, что он в душе уже давно знал: Хелена бросила его.

В то время, когда в нем боролись всевозможные чувства, когда он ощутил неведомое ему до настоящего момента бессилие, Ротман вдруг почувствовал необходимость действовать. Хотя бы в той сфере, где он пока еще имел влияние: Юдит.

Он должен был рассказать дочери о постыдном поведении ее матери. И в очередной раз вбить ей в голову, что он больше не потерпит никаких возражений относительно ее свадьбы с Альбрехтом.

Он потерял свою жену. Если еще и фирма погибнет, его жизни конец.

Ротман знал, что после обеда Юдит часто бывала в своем помещении для экспериментов, поэтому он туда и отправился. Все, кого Вильгельм встречал по пути, сторонились, такое мрачное было у него выражение лица и такой угрожающей была его осанка.

Он прошел по маленькому двору и вошел в другое здание, прошел по длинному коридору, который заканчивался у лестницы. Переступая через две ступеньки, он поднялся на третий этаж, быстро прошел мимо отдела декораций и, наконец, еле переводя дух, оказался перед закрытой дверью помещения для экспериментов.

Он сделал глубокий вдох, попытавшись немного успокоиться, и открыл дверь.

– Юдит!

Хриплый голос отца заставил Юдит вздрогнуть. Смутившись, она освободилась из объятий Виктора.

– Отец, что вы здесь делаете?

– Что я здесь делаю? – крикнул Ротман и закрыл за собой дверь. – Вопрос в том, что ты здесь делаешь! Но это и так видно!

Он угрожающе подошел к ней. Виктор, защищая, обнял ее, пока она отчаянно пыталась застегнуть блузку.

– И следующий вопрос к вам, господин Райнбергер. Что вы делаете с моей дочерью?

– Я люблю вашу…

– Поберегите слова, господин Райнбергер! Моя дочь помолвлена, и ее… позорный поступок ничего не изменит.

– Я женюсь на Юдит, господин Рот…

– Женитесь? Вы? На моей дочери? – Ротман перебил его. Он язвительно рассмеялся. – Невесть откуда появившийся незнакомец. Что вы себе вообразили, Райнбергер? Немедленно собирайте свои вещи и убирайтесь с моей фирмы.

– Но, отец, Виктор…

– Замолчи, Юдит. А ты прилично оденешься и немедленно пойдешь к гаражу. Тео отвезет тебя домой. Это был твой последний день на фабрике. Ты выйдешь из комнаты только в день твоей свадьбы с Альбрехтом фон Брауном.

– Нет! Вы не сможете меня заставить!

– Не смогу?! Альбрехту я сообщу, чтобы он с первого дня свадьбы внимательно следил за тобой. Как у мужа у него будет право предписывать тебе твои задания, твое окружение и твое поведение! – Он посмотрел на Виктора. – Вы еще здесь, Райнбергер?! Убирайтесь, иначе вас арестуют!

Виктор отпустил Юдит. Он пытался взглядом ей показать, что не бросит ее в беде, но Юдит понятия не имела, как ему это удастся. Она полностью зависела от своего отца.

– Иди, Виктор. Пока отец тебе ничего не сделал. Он может меня отдать замуж, может заставить сделать что угодно, но никогда не сможет заставить меня забыть тебя.

– Довольно, Юдит! – пригрозил отец и поднял руку.

Виктор в последний раз пристально посмотрел на Юдит. Затем он взял свою курточку и вышел.

Как только Виктор покинул помещение, Вильгельм Ротман грубо схватил дочь за руку.

Юдит попыталась освободиться от него.

– Ты делаешь мне больно!

– Это неважно. Чем быстрее ты научишься слушаться, тем лучше. Я достаточно долго прощал тебе твое упрямство.

– Ты хотя бы знаешь, что за чудовище этот Альбрехт? Он играет, мошенничает и ходит к проституткам…

Она получила пощечину. Это было адски больно. Юдит приложила руку к месту, которое болело, подступили слезы, но она не собиралась плакать.

– Только попробуй еще раз злословить по отношению к своему жениху, и я за себя не ручаюсь, Юдит, – холодно предупредил ее отец.

Он привел дочь к гаражу и приказал Тео отвезти ее домой и под присмотром экономки отвести в комнату.

Тео с сочувствием посмотрел на нее.

– Я полагаюсь на вас, Тео, – ледяным голосом сказал Ротман. – И следите, чтобы она не сбежала. – На этом он ушел.

Когда Юдит села в сани, то заметила Виктора, который как раз проходил через ворота фабрики. Он остановился и посмотрел на нее. В его взгляде были тоска и любовь.

И решительность.

Глава 50


Вилла Ротмана, Сочельник 1903 года

– Я вернусь примерно через два часа, Дора, – сказала экономка. – Пожалуйста, следите за тем, чтобы фройляйн Юдит оставалась на верхнем этаже.

Юдит еще не вставала, она услышала шелест накрахмаленных юбок, когда Маргарет подошла к двери и вышла из комнаты. Вскоре после этого она увидела тень Доры, которая склонилась над ее кроватью.