– Давай-ка сразу кое-что поставим на место. Никакая ты не дура. Ни за что из тобой сделанного я тебя не виню. Врать не собираюсь и не скажу, что не почувствовал, будто вся задница в занозах, когда проснулся тогда утром и не увидел тебя рядом с собой. Мучился, метался потом, пока пять лет все гадал, а не привиделась ли ты мне. Только ты все равно для меня лучше всех, что бы ты ни делала, – говорил он, придвигаясь все ближе. – Я ведь не врал, говоря, что совсем по-другому повел бы себя с тобой в ту ночь, – тихо выговорил он, придвинувшись так близко, что наши тела соприкоснулись: его грудь и ноги практически сплелись с моими. У меня в горле пересохло, когда его рука медленно опустилась мне на бедро.

– Я бы больше целовал тебя, – произнес он, склоняясь и слегка касаясь губами уголка моего рта. – Я бы дольше прижимал тебя к себе, чтобы ощутить тебя всю целиком, – шептал он мне в щеку, обхватывая свободной рукой за талию и еще крепче прижимая к себе.

Его рука, лежавшая на бедре, скользнула вверх по моему телу. Прошлась по ребрам, скользнула по груди, пока всей ладонью не улеглась прямо на сердце.

– Я бы ласкал тебя всюду и наслаждался бы своей властью, чувствуя, как бьется твое сердце под моей рукой.

Мои груди напряглись и заныли, а соски поднялись и отвердели под блузкой. Я сжала губы, изо всех сил стараясь выровнять дыхание. Боже, я обожала запах, который от него исходил, слова, которые он говорил, руки его, блуждавшие по мне. Как я жила так долго без всего этого?

– А самое главное, в ту ночь я к спиртному и не притронулся бы, чтобы все, что случилось между нами, до мельчайших деталей отпечаталось в моем мозгу, а память о твоей коже под моими руками осталась такой же ясной, как звон колокола.

Я была уверена, он слышит биение моего сердца, эхом отдававшееся по всей комнате. Знала, он чувствует, как оно бьется все быстрее и быстрее с каждым произнесенным им словом.

– Клэр, – глухо простонал он. – Быть так близко к тебе… одно это сводит меня с ума.

Он слегка подогнул колени, потом с силой, выпрямившись, прижался ко мне нижней частью тела, давая почувствовать, что именно он имел в виду. Меня охватили одновременно и ужас, и желание. Обе мои руки взлетели ему на плечи, стараясь удержать, прижать еще крепче. Его губы блуждали по моей шее, и я ответила ему тихим стоном. Когда они вернулись к моему уху, он шепнул:

– Если это слишком, если слишком рано, только скажи, чтоб я перестал, я перестану.

Слишком ли было рано? Я что, вела себя сейчас как полная идиотка, вжимаясь в него всем, чем могла? Я ж не девочка уже, а мамаша все-таки, Картер.

Не девушка, но и не опытная женщина: так ни разу толком с мужчиной и не спавшая, зато Картер считает, что очень чувственная.

– Если перестанешь, я тебя укокошу, – успела я прошептать, и в ту же секунду его губы, искавшие путь к моим, достигли цели.

Едва наши губы слились, как его язык мягко проник глубже, настойчиво и жадно. Я скользнула свои языком ему навстречу, он тихо застонал, а бедра его уперлись в меня еще сильнее. По всему моему телу бегали мурашки, пощипывая и покалывая, как об этом пишут в дрянных любовных романчиках. О да, девчонки! Груди мои вздымались, чресла мои трепетали.

У МЕНЯ ЧРЕСЛА ТРЕПЕТАЛИ!

Вот-вот взорвусь, если он до меня не дотронется. Мое лоно было готово его принять: желание было так сильно, словно оголяло каждый нерв.

Я про эти темные дела словами вслух плохо изъясняюсь. Даже сама мысль о том, что я смогу произнести на ухо мужчине: «Коснись моей розочки», меня коробит. Могла бы, конечно, попробовать выдавить из себя: «Помоги мне пальцами». Но вдруг получилось бы что-нибудь типа «Сунь персты свои в мой дерн»? Стыда не оберешься!

Соберись, Клэр!

О, боже ж мой, у него язык какой-то волшебный. Где, черт побери, этот парень выучился так целоваться? Клянусь, это талант, передающийся по наследству, или особый дар.

Погоди, нет. Как-то грубо получается…

Вот блин, я обращаюсь в лужу чего-то склизкого, чем уже полны мои трусики.

ДОТРОНЬСЯ, ПОЛАСКАЙ МЕНЯ!

Если я вскрикну это как бы про себя, то он, может, и сообразит? Его язык кружил вокруг моего, пробуя губы на вкус, одна рука подхватила меня под ягодицы, а другая раздвинула бедра. Его тело заскользило вверх-вниз, касаясь моей ложбинки выступающим бугром, рвавшимся вон из джинсов.

ПОЛОЖИ СВОЮ РУКУ НА МОЕ ВЛАГ…

Нога моя скользнула по его, и ощущение грубой джинсовой ткани, потершейся по моему голому бедру, заставило меня взвыть от удовольствия. Он сделал, не отпуская меня, несколько шагов назад и прижал меня к стене кладовки, делая поцелуй еще сильнее и медленнее. Мои руки судорожно вцепились в волосы у него на затылке, так что, кажется, несколько я вырвала с корнем.

Его ладонь, гладившая мою попу, куда-то ушла, и я едва не заорала, протестуя, пока не почувствовала, как она заскользила вверх по бедру, подбираясь к кромке моих шортиков.

О БОЖЕ МОЙ, СЕЙЧАС ОН ДОТРОНЕТСЯ ДО МОЕГО ОБНАЖЕННОГО ТЕЛА!

Не забыла ли я надеть сексуальное нижнее белье, а не штанишки для месячных? Ну, вы понимаете, про что я. Допотопно-громадные бабушкины панталоны, которые надеваешь только при угрозе высокого багряного прилива. Те самые, какие ни за что не позволяется видеть ни мужику, ни зверю.

Он прервал поцелуй, когда его пальцы скользнули мне в шортики и… о, спасибо тебе, малютка милый Иисусе, и вам, мужи премудрые… я сразу вспомнила, что, когда переодевалась, натянула балдежные мини-трусики.

– Знаю, этим никак не поквитаться за ту ночь, только я хочу сделать так, чтоб тебе было хорошо, Клэр. Можно, я поласкаю тебя? – спросил он, почти касаясь губами моих губ и глядя мне прямо в глаза.

Неужели он не чувствует, как трепещут мои чресла, как вопиет мой разум?

«Хочу почувствовать твои пальцы в себе!»

Да! Мог бы и сам догадаться.

– Вот черт! Страстнее этого я в жизни ничего не слышал.

Времени пожалеть о том, что я вслух произнесла «про пальцы», у меня не было. Он делал то, что я просила: рука его уже заползала мне в шортики, пока я не почувствовала, как его пальцы добрались до моего белья.

– Вот елки, – вырвалось у меня, и совершенно импульсивно я рывком зажала его руку меж ног.

Никто и никогда меня так не удивлял. Я, было дело, думала, кто и как ни коснись – все равно: тело откликается на ласку одинаково, будь то мужские грубые руки, или я сама. Иногда я там себе позволяла, ну, внизу.

Яснее ясного: я ошибалась.

Пальцы Картера двигались вверх и вниз так восхитительно, так медленно продвигаясь по тонкому кусочку атласа, что от удовольствия я теряла голову, и чуть не закричала в голос. О, какое блаженство!

– Зайка, да ты такая горячая и влажная, – шептал он, а пальцы его двинулись в сторону и затеребили кромку трусиков.

Слыша, как про эти темные дела говорят другие, раньше я всегда краснела. Мне делалось стыдно за них и за ту несуразицу, что вылетала из их ртов. Я ведь искренне ахала: слышат ли они сами себя со стороны? Что может быть банальней: «войди в меня покрепче, большой мальчик» или «о, бэби, ты такой громадный». Кто говорит эту хрень? Мне ведь раньше никто такого не говорил. Теперь, услышав его шепот, я еще больше возбудилась. И мне не хотелось, чтоб он умолкал. Пусть говорит, какой я оттяг, какая мокрота, какая фан-тать-тастика, хоть всю ночь. Он покрывал легкими поцелуями мои губы, пальцы же его, не унимаясь, со сладостной настойчивостью овладевали моей плотью под тонким кусочком ткани. Вторая рука раздвигала проймы шортиков пошире, чтоб легче было в них забраться. Я затаила дыхание и старалась не думать о том, что никогда еще ни один парень так меня не щупал. Печальный, если честно, факт. И тем более удручавший, что мне саму себя стало жалко, когда его пальцы были готовы пуститься вплавь у меня в промежности.

Сожаления оборвались, когда я почувствовала, как два его пальца коснулись моей голой, скользкой от влаги кожи и замерли.

– Боже ж мой, – пробормотала я и откинула голову, со стуком бухнувшись о стену.

О да, куда лучше, чем мои собственные пальцы. Мои-то пальцы вот-вот будут чувствовать себя, как сплошь истыканные новокаином руки Синбада в фильме «Гость»[59], которые дохлыми рыбами шлепаются на стол. Пальцы Картера были нежны и мягки, и они самозабвенно ласкали меня, словно понимая, как истосковалась я по этой любовной игре. Мысленно я благодарила Лиз, которая регулярно заставляла меня делать депиляцию воском.

Себе на заметку: попросить прощения у Лиз, что звала ее садисткой и фашистской овчаркой всякий раз, когда она устраивала мне процедуру с бразильским воском. Это ее верное служение моему естеству позволяло нынче Картеру не натыкаться ни на какие заросли в моих трусах и не прерывать приятного занятия, чтобы пуститься на поиски электрокосилки.

Простите меня за подробности, но расскажу откровенно, что меня доводит до экстаза. Вдруг и вам эти знания пригодятся?

Картер ястребом кинулся мне на шею, впился в нее полураскрытыми губами и медленно протолкнул в меня указательный палец, держа большой палец прижатым к клитору, – и затих, дав мне время приспособиться к его действиям.

Его палец замер во мне, я же еще крепче вцепилась Картеру в затылок и подалась бедрами вперед, позволяя ему проникнуть еще глубже и заставляя его большой палец сделать мне легкий массаж. Это было бесподобно: практически на пороге моей чувствительности, одновременно невыносимо и так сладко, что даже запело все внутри. Я чувствовала, что наш любовный танец кончится задолго до того, как мне захочется, чтобы Картер проник в меня по-настоящему. Потому как пальцами своими он работал просто гениально! Что вызывало шок! Самой мне всегда, чтобы кончить, требовалось через мозги целые клипы из порнофильмов пропустить. Сейчас же я и подумать ни о чем не могла – мое тело отзывалось на каждое его движение, как скрипка в сильных руках скрипача, а мозг отказывался анализировать это. Не нужна была никакая порнуха – даже самая крутая и забойная.